Племя вихреногих (СИ)

Сабина вдруг зашипела, словно рассерженная змея. Звук был тихим, но очень... очень страшным. И в лицах парней тоже появилось что-то, уже совсем не нормальное. Ни разу. Мама родная, вдруг подумал Антон, да они же убить нас готовы за всю эту чушь!..

А Сергей... засмеялся.

- Возразить нечего, правда?

Антон смотрел на него. На его узкое, презрительное лицо. На глаза, в которых плескала весёлая гадливость. От друга исходило не очень приятное на ощупь любопытство. Так смотрят на объект... на объект...

- Нам придется задержать вас и выдать Хорунам, как опасных смутьянов и шпионов, - сказала Сабина, поднявшись. - Там вас быстро научат правильным манерам.

Антон как-то вдруг заметил, что она держит в руке нож. Симпатичный такой ножик, с обоюдоострым, чуть выгнутым лезвием длиной дюймов в восемь, и с гардой. Ни разу не каменный, - судя по блеску, из нержавеющей стали. Она держала его лезвием вниз, с какой-то, очень нехорошей уверенностью. Совсем не как девчонка. Скорее, как человек, который уже не раз пускал этот вот нож в ход. И совсем не для того, чтобы нарезать колбасу. Сергей спокойно взглянул на неё снизу вверх.

- Nemo me impune lacessit, - очень ровно сказал он.

А потом всё взорвалось. Сабина вдруг взвилась в воздух, её ноги описали огромную дугу, - и она плашмя рухнула на землю, издав странный звук, словно упавшая на пол гармошка. Под Антоном тоже что-то словно взорвалось, - схватив приятно тяжелый кувшин с молоком, он прыгнул вперед, и изо всей силы обрушил его на голову оскаленного, уже готового к прыжку Йорда. Кувшин тоже взорвался, словно бомба, и Йорд, в облаке белых брызг, полетел куда-то назад. Антон тут же повернулся к Пампусу...

...чтобы увидеть, как вскочивший уже Андрей, тоже изо всей силы, бьет его ногой в грудь. Пампус, смешно взмахнув руками, тоже полетел назад, врезался в гамак, - но веревка лопнула, и он, опять взмахнув руками, рухнул, стукнувшись башкой об стенку. Антон повернулся к Сергею.

Сабина перевернулась на живот, пытаясь встать, - но Серый уперся ей ногой в поясницу и изо всей силы врезал рукоятью ножа (её собственного ножа!) ей по затылку. Девчонка молча ткнулась лицом в пыль. Антон снова быстро повернулся. Йорд всё ещё лежал неподвижно, лицо его было разбито, сквозь молоко бежали веселые темные струйки. Пампус в странной позе лежал у стены, его голова оказалась повернута под неестественным углом. Готов, сразу понял мальчишка. Йорд ещё дышал, - но неровно, нехорошо. А начиналось так забавно... - как-то отстранено подумал Антон и прислушался. Нет, всё тихо, никто ничего не заметил... наверное.

В этот миг тело Пампуса вспыхнуло белым, ослепительным пламенем, - а потом вдруг исчезло, и воздух сомкнулся в пустоте с громом орудийного выстрела.

* * *

Антон не знал, сколько он сидел бы здесь, совершенно обалдев от случившегося, - но Сергей, к счастью, опомнился быстрее.

- Валим отсюда, быстро!.. - заорал он.

Антон пулей вылетел из хижины. И буквально нос к носу столкнулся с Эвертсеном - должно быть, тот спешил на шум. Времени на объяснения не осталось, так что мальчишка просто врезал ему в челюсть, да так, что парень, гораздо крупнее его (во всяком случае, толще и мордастее) на ногах не устоял.

Перескочив через него, он помчался к ограде. За спиной кто-то завопил, но на перехват пока никто не бросился, - Хорги лишь испуганно выглядывали из хижин. Зато впереди маячили четверо воинов - и стоявший между них Льяти. Судя по его вдохновенно поднятой руке и перекошенным лицам Хоргов, он вовсю объяснял им, как глубоко они погрязли в бездне порока. Очевидно, уловив краем уха, что в селении происходит что-то не то, он повернул голову, - и расплылся в ослепительной улыбке.

В следующий миг он поудобнее перехватил лук, который держал в другой руке - и, хорошенько размахнувшись, огрел по башке ближайшего Хорга. Тот без слов ткнулся лицом в пыль, - а Льяти, мгновенно развернувшись, лягнул второго в живот (Хорг тут же рухнул, сложившись пополам, точно перочинный ножик), со всей дури врезал в ухо третьему, - а потом ткнул четвертого луком в поддых. Вся расправа заняла не более пяти секунд.

* * *

- Ничего себе... - наконец, выдохнул Антон, когда они остановились. Погони слышно не было, - но Льяти бежал, как угорелый, и они мчались за ним, пока между ними и селением не встали два холма. - Как ты их...

- Я врасплох их застал, - сказал Льяти. Лицо его сейчас было очень серьёзным. - Иначе плохо могло быть.

- А всё равно... - Антон оперся руками в колени, стараясь успокоить бешено зашедшееся сердце. Плохо бегать по такой жаре, да ещё и по неровному... - Четверо на одного - это четверо на одного. Да ещё и с мечами, пусть и деревянными...

- У меня лук был, - возразил Льяти. - И я знал же, что этим и кончится. И думал, что делать, когда...

- Ну, это-то понять было нетрудно... - Андней помотал головой. - Делать-то что будем?

- Да всё то же - к западным горам идти, - удивился Льяти. - Только теперь придется кружным путем идти, и быстро-быстро-быстро. Хорги-то за нами не погонятся, кишка у них тонка, - но вот гонцов к Хорунам наверняка уже послали, а уж те из кожи вон вылезут, чтобы вас к себе заполучить. Они ваших, - ну, русских, - аж до судорог не любят. С тех пор, как их Волки сюда, в этот вот лес выгнали.

- Веселенькая перспектива... - Сергей покрутил в руке отобранный у Сабины нож. - Отличная вещь. Жаль, такой дуре досталась. Ну что - пошли тогда...

Глава 15.

однажды, много лет назад...

Гори, наша радость,

Гори, не сгорая,

Напевом откликнись вдали.

Цвети, наша песня,

От края до края -

Песня советской земли!

Для нас зеленеют

Весенние нивы,

И вишни для нас расцвели.

Мы дети свободной,

Мы дети счастливой,

Нашей, Советской земли!

Для нас самолёты

Летают за тучи,

И в море плывут корабли.

Мы дети счастливой,

Мы дети могучей,

Нашей, Советской земли!

Димке было скучно. По-настоящему скучно, до зевоты, как не было ещё никогда в жизни. Впрочем, и строгий постельный режим ему до сих пор не прописывали - ничем, хуже обычной кори и ОРЗ он до сих пор не болел. И нафиг его не пошлешь, что самое смешное - чувствовал себя он, в самом деле, скверно. Голова до сих пор нудно и надоедливо болела, бросало то в жар, то в холод, - а стоило хотя бы подняться, как волной накатывала противная тошная слабость. Неудивительно, что он на стенку готов был полезть. И не сделаешь ведь ничего, - только лежи, как бревно, да пей противные отвары, от которых мозги становятся совсем уже дубовыми. И, что самое гадкое, никто, даже "Ольга Петровна", заведующая у Волков госпиталем, высокая и до ужаса строгая девчонка, не мог ему сказать, сколько всё это продлится. Может, неделю, может, две, а может, и весь месяц. А начнешь дергаться - и вовсе не поправишься, станешь дураком до конца дней...

В дурака Димка всё же не вполне верил - насколько он знал, ничего такого при сотрясении мозга не случалось, - но всё равно, каждый раз становилось страшновато. Мало ли что может случиться здесь, где нет ни рентгена, ни настоящих лекарств... Да и "Ольга Петровна" не жалела черных красок в описании того, что с ним станет, если он не будет "соблюдать покой" - и речь у него отнимется, и ноги, и даже самые мозги... Так что оставалось лишь лежать на набитом травой тюфяке и плевать в потолок. В переносном, разумеется, смысле. Устроили-то его, по здешним меркам, просто лучше некуда, - госпиталь у Волков помещался на третьей платформе Столицы, выше была лишь сторожевая вышка, да резиденция самой "Аллы Сергеевны", так что вид отсюда открывался отличный. Замечательный, можно сказать, вид - на сине-зеленую гладь Моря Птиц, горбатые острова и изогнутый дугой холмистый берег, - только вот и он не радовал. Не радовала и еда, хотя кормили его, можно сказать, на убой, - но вполне больничной кашей без масла и соли. Могучий дух копченой рыбы пропитал, казалось, всю Столицу, и от каши Димка добавочно бесился. Но "Ольга Петровна" категорично заявляла, что соленое ему нельзя, от него вырастет "внутричерепное давление" и вообще придет пиндык.