Герои

– Ну как там Скейл, не уделался пока?

– Пока уделались только южане, петухи драные. – Ганзул снял шлем и утер рукавом лоб. – Скейл их уже дважды отгонял. Сначала они перешли мост гуляючи, думали, мы его им за так оставили. Но твой брат быстро им показал, в какую сторону пятки смазывать.

Он рассмеялся, а вместе с ним Бледноснег. Подключился и Кальдер, хотя смешок казался кисловатым. Как, собственно, и все сегодня.

– Второй раз они отправились на плотах, – Белоглазый, отвернувшись, смачно плюнул в ячмень. – Да только ума не хватило понять, что стремнина там для этого слишком буйная.

– Хорошо, у тебя подсказку не спросили, – хмыкнул Бледноснег.

– Уж я бы им сказал. Я так думаю, вы тут вообще можете до конца дня пузо чесать. Как оно идет, так мы их до вечера продержим.

– До конца дня еще далеко, – заметил Кальдер.

Мимо что-то пронеслось – показалось, птица перепорхнула по полю, но только больно уж быстрая, да к тому же непривычно большая. Она грянулась оземь, взметнув пыльный столб с примесью соломы и, оставив на пажити борозду невероятной длины, врезалась в стену Клейла в двухстах шагах к востоку, у травянистого подножия Героев. Вместе с выломанными камнями высоко-высоко взлетела куча пыли и клочья – палаток, амуниции. Людей. А кого же еще, когда люди понатыканы по всей длине стены.

– Именем… – выдохнул Ганзул, вытаращившись на смерч из обломков.

По долине хлестнуло что-то вроде грома, только в тысячу раз сильнее. Воистину бич Божий. Лошадь Белоглазого взвилась на дыбы, того опрокинуло и понесло следом за ней; беспомощно барахтаясь, он волокся по полю. Вокруг таращились и кричали люди, выхватывали оружие или кидались наземь – последнее выглядело наиболее осмысленно.

– Ч-черт!

Кальдер с ворот метнулся прямиком в канаву; надежду выглядеть мужественно вмиг перешибло желание остаться в живых. Комья и камни сеялись с неба как не по сезону выпавший град; стучали по доспехам, отскакивали от земли.

Бледноснег и бровью не повел.

– Ободряет, язви его, то, – сказал он, – что это грохнуло на участке у Тенвейза.

Слуга Байяза отвел от глаз окуляр, чуть скривившись.

– Ушло вбок, – объявил он.

«Ах, какая досада».

Устройства разрядились уже по паре десятков раз, а их заряды – как выяснилось, большие шары из металла и камня, – врезались в склоны холма, упали на окрестные поля с огородами, улетели в чистое небо, а один так шлепнулся прямиком в реку в немыслимом фонтане брызг.

«И сколько же из казны утекло денег, чтобы мы продырявили в нескольких местах северный пейзаж? Сколько на эти деньги можно было построить больниц? Сиротских приютов? Чего-то более достойного? Могильников для нищих детишек?» Мысль бесспорно жалостливая, однако каждому свое. «Можно было, пожалуй, просто заплатить северянам, чтобы они сами прибили Черного Доу и разошлись по домам. Но тогда чем бы я занимал в этой окаянной пустыне время между побудкой и…»

Сверкнуло что-то оранжевое; смутное впечатление, будто что-то разлетелось на куски. Слуга Байяза отдернул стульчик с магом от чего-то невидимого, да так молниеносно, что не потягаться и самому Горсту. Через мгновение в ушах загудело от особенно мощного взрыва, как будто в голове бабахнул громадный колокол. В лицо жарко дохнул ветер; Горст, не устояв, покачнулся. Слуга поднял с земли покореженный кусок металла размером с тарелку и тут же, обжегшись, уронил на траву, где тот остался лежать, неторопливо дымясь.

Байяз укоризненно покачал головой:

– Ай-ай-ай. Изъян, изъян.

Слуга дул на пальцы, стряхивал с рук грязь.

– Тропа прогресса всегда ухабиста.

Куски металла разлетелись во всех направлениях. Один, особенно большой, угодил в скученную обслугу, убив нескольких, а остальных забрызгав кровью. Прочие осколки проделали бреши в толпе; попадали, как кегли, караульные. Из развороченной трубы плавным шлейфом струился дым. Оттуда выбрался заляпанный грязью и кровью распорядитель с тлеющими волосами и неверным шагом, бочком-бочком, двинулся наискось. У него не было обеих рук, и вскоре он упал.

– Н-да, действительно, – Байяз откинулся на складном стуле, – вечно у вас то петли, то ухабы.

Кто-то сидел, тупо уставясь перед собой. Кто-то вопил; кто-то носился безголовой курицей. Но большинство действовало все же с толком, пытаясь помочь раненым, коих было множество. Горст подумывал, не присоединиться ли к помогающим. «Но что я смогу для них сделать? Поддержать дух прибаутками? Вы не слышали об одном здоровенном остолопе с уморительным голосом? Том самом, у которого жизнь считай что кончилась в Сипано?»

К ним в измазанных сажей мантиях понуро приближались Денка и Сауризин.

– А вот и кающиеся, – пробормотал слуга Байяза. – Мне не мешало бы приглядеть за нашими делами по ту сторону реки. У меня ощущение, что маленькие ученики Пророка не сидят там сложа руки.

– Тогда и мы не можем сидеть без дела. – Маг небрежно махнул слуге. – Есть занятия поважнее, чем наливать мне чай.

– Очень немного. – Ускользая, слуга мимолетно улыбнулся Горсту. – Истинно сказано в священных книгах кантиков: «Не дозволен отдых праведным».

– Лорд Байяз, э-э… – Денка глянул на Сауризина, получил отмашку: дескать, давай. – С глубочайшим огорчением ставлю вас в известность, что одно из наших устройств… приказало долго жить.

Маг дал им постоять, пока где-то вне поля зрения заходилась клекочущим воплем какая-то женщина, словно ее обварили кипятком.

– А вы думаете, я этого не увидел?

– Еще одно сошло со станины и теперь, боюсь, потребуется немалое время, пока оно не вернется в строй. И наконец, в третьем, – бубнил Денка, – обнаружилась небольшая трещина, требующая внимания. Я…

Адепт как будто побаивался, что кто-то его сейчас возьмет и рубанет мечом.

– …Не хотел бы подвергать его риску.

– Не хотел?

Немилость в голосе Байяза лупила как молотом. Даже стоящий рядом Горст не прочь был встать на одно колено.

– Неполадка при отливе металла, – вставил Сауризин, зыркнув на коллегу.

– В целом мои сплавы безупречны, – мямлил Денка. – Видимо, имела место несовместимость взрывчатых порошков, которая привела…

– Виню ли я вас? – Первый из магов прервал адептов голосом едва ли не более грозным, чем сам взрыв. – Поверьте мне, господа, этого чувства после всякой битвы остается немало. Даже у победителя.

Старики чуть ли не лежали перед ним ниц. Тут Байяз махнул рукой и сменил гнев на милость.

– Что ж, бывает и такое. А в целом… получилось весьма любопытное зрелище.

– О лорд Байяз, вы так мудры, доброта ваша не знает границ…

Горст прошел туда, где с минуту назад стоял на карауле гвардеец. Теперь он, раскинув руки, лежал на траве, а из шлема у него торчал щербатый кусок металла. Сквозь щель в погнутом забрале виднелся неподвижный глаз, уставленный в небо в бессмысленном изумлении. «Поистине, каждый из них – герой…»

Рядом валялся щит гвардейца, поблескивая золотым солнышком своему проглянувшему сквозь облака собрату. Горст поднял его, просунул левую руку в ремни и зашагал вверх по реке в сторону Старого моста. Байяз сидел на стульчике, как на троне, скрестив ноги, а рядом лежал его вроде как позабытый посох.

– Какое им, интересно, дать название? Это устройства, производящие огонь, так что… огневые устройства? Трубы смерти? Имена весьма важны, но я по этой части не силен. А у вас нет на этот счет мыслей?

– Трубы смерти, мне кажется, очень неплохо, – поспешил сказать Денка.

Байяз не слушал.

– Думается мне, что со временем подобающие имена им кто-нибудь обязательно придумает. Что-нибудь такое, простое и емкое. И еще есть ощущение, что эти устройства появятся во множестве.

Резонный вопрос

Что касается Бека, по его разумению, дело шло из рук вон.

На южном берегу у Союза был двойной строй лучников. Сидя на корточках за забором, они дружно заряжали маленькие злые луки, затем по команде вскакивали и пускали град стрел на северную оконечность моста. Там за щетинистой от впившихся стрел стеной щитов сгибались карлы, а за ними жались подневольные, перепутавшись между собой копьями. Нескольких навесом успели подстрелить, стонущих окровавленных раненых отволокли через нестройные ряды назад, что не придало защитникам мужества. Равно как и Беку, уж какое там оно у него оставалось.