Герои

Одним словом, война – это ад. Но полный возможностей.

Финри прошла к кровати – вернее, соломенному тюфяку, который был у них на двоих, и нагнулась над Гаром, изучая его лицо. Совсем молодой, глаза закрыты, а рот приоткрыт, под щекой смялась простыня, дыхание посвистывает. Молодой, невинный и, как всегда, чуть глуповатый.

– Гар, – шепнула она.

И нежно пососала его верхнюю губу. Дрогнули веки, он томно потянулся для поцелуя, но тут увидел мутный свет в окне и, откинув одеяло, вскочил.

– Проклятье! Надо было разбудить меня раньше.

Он плеснул себе в лицо воды из треснутой чашки, наспех отерся куском холстины и стал натягивать вчерашние штаны.

– Да все равно еще рано, – сказала Финри, оперев голову на согнутую в локте руку и наблюдая, как одевается муж.

– Ты же знаешь, мне надо поспевать вдвое раньше.

– У тебя был такой умиротворенный вид. Просто рука не поднималась будить.

– Я должен помогать согласовывать приступ.

– Что ж. Кому-то, видно, надо заниматься и этим.

Он на секунду застыл, надевая рубаху.

– Возможно, – голова Гара наконец вынырнула из горловины, – тебе имеет смысл сегодня оставаться в ставке отца. Большинство жен отбыли обратно в Уфрис.

– Если б вместе с этими старыми кошелками можно было отправить еще и Мида, у нас бы, глядишь, появилась надежда на победу.

Гар продолжал упорствовать.

– Из всех жен здесь остались только ты и Ализ дан Бринт, и я беспокоюсь за тебя…

Болезненная раздвоенность мужа была как на ладони.

– Ты беспокоишься, что я буду донимать твоего осла-начальника? Ты это хотел сказать?

– В том числе и это. Где мой…

Она толкнула к нему меч по половицам, и Гару, чтобы его поднять, пришлось нагнуться.

– Вообще позор, что человек вроде тебя вынужден пресмыкаться перед таким, как Мид, получать от него приказы.

– Мир полон позора. И это еще далеко не самое худшее.

– С ним надо что-то делать.

Гар возился с поясом.

– Не остается ничего лучше, чем выжимать из этого как можно больше пользы.

– А если упомянуть, что он поливает грязью короля?

– Позволь тебе на всякий случай напомнить, что мой отец и король давно в ссоре. И в глазах его величества я стою не ахти как высоко.

– Зато хорошо стоит твой славный друг полковник Бринт.

– Фин, это низко.

– Кому какое дело, высоко оно или нет, если это позволяет тебе получить то, чего ты заслуживаешь?

– Мне есть до этого дело, – бросил он, застегивая пряжку. – Жить надо правильно. Усердной работой, верностью, послушанием. Нельзя жить… жить…

– Чем?

– Тем, чем ты вот сейчас занимаешься.

Ей вдруг нестерпимо захотелось его ударить. Сказать, что она легко могла бы выйти замуж за человека, у кого отец не является самым гнусным изменником эпохи. Подчеркнуть, что нынешним местом Гар целиком обязан покровительству ее отца и ее бесконечным льстивым ухищрениям, а так бы усердие и верность он проявлял затюканным лейтенантишкой где-нибудь в провинциальном гарнизоне. Хотелось сказать, что человек он, может, и хороший, но мир устроен не совсем так, как по наивности полагают хорошие люди. К счастью, первым заговорил Гар:

– Фин, прости. Я знаю, ты хочешь только того, что нам же лучше. Знаю, ты уже сделала для меня очень многое. Я тебя не заслуживаю. Просто… позволь мне поступать по своему разумению. Пожалуйста. И обещай, что не будешь предпринимать ничего… опрометчивого. Всего-навсего.

– Обещаю.

Само собой, вершить дела она будет только по здравом размышлении. Или так, или ей придется нарушить обещание. Слишком уж всерьез она его, понятно, не воспринимала.

Он улыбнулся с некоторым облегчением и наклонился ее поцеловать. Финри без особой пылкости ответила ему, а когда плечи мужа поникли, она вспомнила, что сегодня ему грозит опасность, и вложила чуть больше чувства: легонько потрепала его по щеке.

– Я люблю тебя.

Разве не из-за этого она притащилась с ним сюда, в такую даль? Месила грязь с солдатами? Чтобы быть с ним. Поддерживать. Направлять в нужную сторону. Судьбе ведомо, насколько он в этом нуждается.

– А я тебя еще сильней, – сказал он.

– Это не состязание.

– Вот как?

И он ушел, застегивая по дороге мундир. Она любила своего Гара. Правда-правда. Но если дожидаться, пока он заслужит то, чего достоин, честностью и добротою характера, то можно ждать до конца света.

А в планы Финри не входило встретить старость какой-то там полковничьей женой.

Капрал Танни давно снискал себе славу самого матерого засони во всей армии его величества. Он мог спать на чем угодно, в любом положении, а пробуждаться в секунду перед началом боя, или и вовсе не просыпаться. Помнится, однажды он продрых все сражение при Ульриохе – и это в головном окопе, в полусотне шагов от места атаки, – а проснулся, когда бой уже угасал и, лавируя между трупами, насобирал поживу едва ли не большую, чем те, кто обнажал в этот день меч.

Так что пятачок заболоченного леса под нудным накрапывающим дождем и вонючая пропитанная мешковина над головой его устраивали. Рекруты тоже не очень мельтешили перед глазами. Очнулся Танни в холодноватом предрассветном сумраке, спиной к дереву и с полковым штандартом в кулаке. Приподняв пальцем мешковину, он увидел, что на сырой земле на корточках сидят двое.

– Вот так? – уточнял что-то Желток.

– Нет, – шепотом отвечал Уорт. – Подносишь фитилек сюда, чиркаешь кресалом, как…

Танни решительно вскочил и затоптал кучку гниленьких дровишек.

– Я вам сейчас пожгу, тупицы! Огонь неприятель, может, еще и не приметит, а вот дым от него увидит непременно!

Хотя Желтку этой вот кучки мокрой гнили и за десяток лет не разжечь. Он и кресала-то толком держать не умел.

– Как же нам тогда приготовить жаркое, капрал?

Уорт поднял котелок, где болтался неаппетитного вида бледный ломтик мяса.

– Никаких готовок.

– А как, сырым его есть?

– Не рекомендую, – ответил Танни, – особенно тебе, при чуткости твоих внутренностей.

– Моих чего?

– Кишок, болван.

Плечи у рекрута поникли.

– Так чем же нам питаться?

– А что у вас есть?

– Ничего.

– Ну раз так, то его и лопайте. Коли не можете раздобыть ничего поприличней.

Даже для не в меру раннего пробуждения Танни был чересчур ворчлив. Он проснулся с неотвязным чувством, будто что-то его донельзя раздражает, хотя и не понимал, что именно. Потом ему вспомнилась грязная вода, смыкающаяся над лицом Клайга, и он пнул остатки хвороста в мокрый куст.

– Тут недавно приходил полковник Валлимир, – сообщил Желток, как будто именно этого Танни недоставало для поднятия духа.

– Прекрасно, – прошипел он. – Пожалуй, его и сжуем.

– Может, с ним прибыла какая-то еда?

Танни фыркнул.

– Все офицеры, прибывая, приносят только беды. А уж наш бравый полковник и подавно.

– Шибко тупой? – пробормотал Уорт.

– Увы, наоборот, – Танни вздохнул. – Умный. И честолюбивый. Из тех служак, что ради повышения будут ползти по костям простых людей.

– А мы простые? – переспросил Желток.

– Ты – можно сказать, ходячая дефиниция, сиречь определение.

Вид у Желтка был чуть ли не довольный.

– А Летерливера еще не видать?

– Ледерлингена, капрал.

– Да знаю я, как его звать, Уорт. А коверкаю потому, что это меня забавляет.

Он надул щеки и выдохнул. С той поры, как началась эта треклятая кампания, забавы у Танни стали ни к черту.

– Что-то его не видно, – сказал Желток, поглядывая на унылый ломтик мяса.

– По крайней мере, это кое-что.

Видя на лицах подчиненных недоумение, Танни пояснил:

– Леперловер отправился передать нашим дуроломам, что мы торчим здесь. Так что есть надежда, что именно он и доставит обратно указания.

– Какие указания? – не понял Желток.

– Откуда я знаю, какие? Но одно скажу наверняка: любые приказы – это плохо.