Герои

Танни нахмурился и уставился на лес. Сквозь чащобу, тени и туман он толком ничего не увидел, но расслышал отдаленный шум ручья, полноводного из-за дождя, капавшего всю ночь.

– Может быть, даже приказ идти на врага. Пересечь ту вон речку и ударить по северянам с фланга.

Уорт, бережно поставив посудину, взялся за живот.

– Капрал, я тут думаю…

– А вот этого не надо, тем более здесь.

Уорт без слов метнулся в кусты, на бегу расстегивая пояс. Танни сел, прислонясь к дереву, вынул желткову фляжку и сделал маленький глоток.

Желток облизнул бледные губы.

– Капрал, а нельзя ли…

– Нет, – отрезал тот. – Если только тебе…

Он хлебнул еще.

– …нечем заплатить.

В ответ тишина.

– Вот так-то.

– Эх, сейчас бы сюда палатку, – едва слышно проговорил Желток.

– И то. Но они остались с лошадьми, а король озаботился снабдить своих преданных солдат новой и редкостно бесполезной тканью, которая протекает по всем швам.

Что, само собой, оборачивалось выгодным обменом на палатки старого образца, на чем Танни успел уже дважды неплохо нажиться.

– Да и где ее здесь установишь?

Он почесал лопатки о кору дерева.

– Что же нам делать? – спросил Желток.

– Отвечу, воин: ничего. При отсутствии четких и однозначных указаний хороший солдат должен заниматься исключительно ничегонеделанием.

В тесном треугольнике из черных сучьев небо постепенно светлело. Танни поморщился и прикрыл глаза.

– Тем, кто не воевал, и невдомек, какая чертовски скучная штука эта война.

На этом он снова заснул.

Приснилось Кальдеру то же, что и всегда.

Замок Скарлинга в Карлеоне, сгустки теней, шум реки за высокими стрельчатыми окнами. Годы назад, когда отец был еще королем северян. Принц видел себя, молодого, на троне Скарлинга. Вот он сидит и с ухмылкой смотрит с возвышения на Форли Слабейшего – в путах, а над ним с поднятым топором стоит Дело-Дрянь.

Кальдер знал, что это не более чем сон, но все равно его охватывал леденящий ужас. Мучительно хотелось кричать, но рот будто залеплен. Хотелось шевельнуться, но путы были такие же крепкие, как и на Форли. Принц был связан тем, что сделал и тем, чего не сделал.

– Что будем делать? – спросил Дело-Дрянь.

– Убей его, – повелел Кальдер.

Ухнул топор, и Кальдер резко очнулся среди скомканных одеял. По комнате стлалась темнота. И никакого, совсем никакого теплого прилива облегчения, как бывает, когда приходишь в себя после кошмара. Кальдер скинул ноги с постели, потирая потные виски. Разве он не перестал уже давным-давно быть хорошим человеком? Тогда почему все один и тот же сон?

– Мир?

Гулко стукнуло сердце, он испуганно вскинул голову. В углу на стуле угадывался большой силуэт, чернильное на черном.

– Прежде всего тот разговор о мире тебя до ручки и довел.

Кальдер выдохнул.

– Ах да, утро доброе, братец.

Скейл был в доспехах, что неудивительно. Удивительно, что он в них не спал, хотя кто знает.

– Ты у нас всю дорогу был за умного? Если так пойдет и дальше, ты доумничаешься, что уйдешь обратно в грязь. А вместе с тобой и я, и тогда уж точно прощай, отцово наследие. Мир? Это в день-то нашей победы?

– А ты видел их лица? Даже на том сборище многие готовы были прекратить драться, неважно, день там победы или чего еще. Потому что грядут трудные дни, и когда они наступят, все большее число людей начнет смотреть на вещи так же, как мы…

– Как ты, – бросил Скейл. – А мне предстоит сражаться. Человека не признают героем за одну лишь болтовню.

Кальдер едва сдержал горькое презрение.

– А может, Северу нужно поменьше героев и побольше мыслителей? Строителей. Нашего отца, быть может, помнят за его битвы, но его наследие – это прежде всего дороги, которые он проложил, поля, которые расчистил; города, кузницы, пристани и…

– Он строил дороги для того, чтобы по ним маршировали его войска. И поля расчистил для того, чтобы их кормить. В городах для него росли солдаты, кузни ковали ему мечи, на пристани свозилось оружие.

– Отец сражался потому, что вынужден был это делать, а не для…

– Это Се-вер!! – рявкнул Скейл так, что в комнатушке зазвенело. – Здесь все должны сражаться!

Кальдер сглотнул; уверенность сменилась вдруг страхом.

– Рано или поздно всем приходится драться.

Кальдер облизнул губы, не готовый принять поражение.

– Отец предпочитал добиваться, чего хотел, словом. Люди слушали…

– Люди слушали потому, что чувствовали в нем железо!! – Скейл саданул кулаком по подлокотнику так, что треснуло дерево; ударил еще раз, и осколки разлетелись по половицам. – Знаешь, что он мне однажды сказал? До сих пор помню. «Добивайся, чего можешь, словами, ибо слова звучат задаром. Но слово вооруженного звенит для уха куда слаще. А потому, когда говоришь, руку держи на мече».

Брат встал и швырнул что-то через комнату. Кальдер ойкнул, поймал, но больно заполучил по груди чем-то тяжелым и твердым, с металлическим поблескиванием – как оказалось, собственным мечом в ножнах.

– Пойдем, – сказал брат. – И не забудь меч.

Вне стен сельской развалюхи тоже еще не развиднелось – лишь грязноватый мазок будущей зари на тяжелом восточном небосклоне, где траурно чернели Герои на вершине холма. Ветер остро хлестал по лицу промозглой моросью, тугими волнами проходил по ячменному полю; Кальдер зябко обхватил себя руками. На шесте возле дома неистово отплясывало огородное пугало, без устали маня к себе в пару рваными охвостьями соломенных рук. Стена Клейла представляла собой замшелый вырост высотой по грудь, она тянулась через поля до крутого склона Героев. За этим ненадежным укрытием ютились люди Скейла, в основном еще закутанные в одеяла. Как бы хотелось Кальдеру пребывать сейчас в такой позе, в благодатно теплом коконе. Сложно и припомнить, когда он последний раз созерцал мир настолько спозаранку. Остается лишь добавить, что мир выглядел ничуть не лучше обычного, скорее наоборот.

Через пролом в стене Скейл указал на юг, туда, где пролегал разбитый тракт, весь в лужах.

– Половина людей у меня укрыта вблизи Старого моста. Когда через него попробует перейти Союз, мы этим гадам устроим.

Усомниться в этом Кальдер, понятное дело, не смел, но на всякий случай полюбопытствовал:

– А сколько сейчас по ту сторону неприятеля?

– Тьма.

Скейл поглядел на брата: дескать, ну, что еще? Тот лишь почесал голову.

– Ты остаешься здесь за стеной, с Бледноснегом и остальными.

Кальдер кивнул. Оставаться за стеной – это как раз по его части.

– Но рано или поздно мне, может статься, понадобится твоя помощь. Когда я за ней пошлю, выходи вперед. Будем рубиться вместе.

Кальдер прищурился от ветра: последнее звучало как-то не очень.

– Ну что, могу я тебе довериться?

Принц нахмурился и поглядел куда-то вбок:

– Само собой.

Принц Кальдер, воплощение надежности.

– Я тебя не подведу.

Храбрый, верный, славный принц Кальдер.

– И каковы бы ни были потери, друг у друга есть мы.

Скейл опустил тяжелую руку Кальдеру на плечо.

– Нелегко, правда? Быть сыном великого человека. Казалось бы, сплошные преимущества: живешь себе вольготно в долг, на чужом почете и уважении. А оно вон как. Не легче, чем быть семенем великого дерева, пробиваясь сквозь почву в его гнетущей тени. И немногим удается утвердиться на свету.

– Ага.

Кальдер не упомянул, что ходить у великого человека в младших сыновьях – испытание вдвое большее. Ведь получается, чтобы одному дереву расцвести, другое приходится пускать под топор.

Скейл кивнул в сторону Пальца Скарлинга, где по склонам помаргивало несколько огоньков: там разместилось воинство Тенвейза.

– Если мы не выстоим, помогать нам должен будет Бродд Тенвейз.

Кальдер изогнул бровь.

– Да уж я бы скорее уповал на появление самого Скарлинга, чем рассчитывал на помощь этого старого мерзавца.