Индейский трон, или Крест против идола

– Нормально. Я осмотрела город… и дворец.

– Дворец?! – волнуясь, перебил принц. – Так и туда ходила? Знал бы – не отпустил.

– Мы просто подплыли как можно ближе на лодке, – пожала плечами девушка. – Ну, на той, что с большим пологом. Матиуш – отличный гребец. Кстати, с нами был тот мальчик, которого ты просил взять.

– Сиуа… – Раненый улыбнулся. – Без него вы бы ничего не увидели. Кстати, он еще не явился?

– Не видела. – Изабель расстегнула жакет, обмахиваясь рукою. – Ух… жарко…

– Так разденься, душа моя! – Куатемок явно подначивал, улыбался.

– Раздеться? – подыгрывая ему, рассмеялась девушка. – Да запросто! Вот видишь… я снимаю жакет… оп-ля! Лови!

Украшенный мелким бисером жакет полетел в угол.

– Эх, что ж ты такой неловкий! Понимаю – ранен. Тогда тебе нужен покой, а не…

– Ну, продолжай, продолжай, раз уж решилась. Чего ждешь, душа моя?

– Думаю! – Изабель смешно наморщила лоб. – Что снять сначала – панталоны или рубашку?

– Сначала – башмаки, милая… А вот теперь…

И панталоны с буфами, и сброшенная рубашка тут же полетели в лежащего принца… а за всеми этим принадлежностями на ложе бросилась и сама их владелица… прекрасная… синеглазая… нагая…

– Ах, милая сеньорита, – целуя девушку в грудь, восхищенно вымолвил принц. – Все хотел сказать… Наяву ты гораздо красивее, нежели на портрете у твоего кузена.

– У Берналя? – Девушка напряглась. – Ты его видел? Он жив?

– Был по крайней мере… Можно сказать, он-то меня и спас…

– Придурок… Связался с этим мерзким Кортесом! Не знаю, как теперь его и вытащить.

– Ну-ну, успокойся, душа моя. – Чувствуя все нарастающую жаркую волну, охватывавшую все его существо, Куатемок ласково погладил девушку по спине. – Давай, мы поразмыслим над этим вместе… но – чуть-чуть позже.

– Даешь слово?

– Ну конечно же – даю!

Обняв девушку, принц прижал ее к груди, лаская красавицу-златовласку, словно скульптор, пестующий свое любимое детище – прекрасную статую, словно слагающий стихи поэт пестует слово…

Молодые тела сплелись в жаркой симфонии любви, и ничто не могло помешать этому – ни ранение, ни жара, ни восстание против пришельцев.

– Ловко как у вас получается! – прислонившись к стене, задумчиво промолвил Сиуа. – А я не знал, что так можно…

– Господи… Ой! – заметив наконец подростка, в ужасе воскликнул дон Карлос. – Что ты здесь делаешь?

– Смотрю, мой господин и друг. Смотрю – и искренне восхищаюсь!

Не выдержав, Изабель громко захохотала… похоже, она ничуть не стеснялась своей наготы… впрочем, чего тут было стесняться? Хвастаться можно было – это да, что девчонка и сейчас и делала, напрасно силясь ввергнуть в смущение скромного ацтекского юношу.

– И давно… – Покосившись на смеющуюся любовницу, Куатемок зачем-то накрылся циновкой. – И давно ты здесь… смотришь.

– Да, довольно долго, честно сказать. – Сиуа смачно зевнул, старательно перекрестив рот, как учил патер Ольмедо. – Мы пришли, когда вы еще только начали обниматься.

– Мы?! – Принц снова округлил глаза к пущему веселью своей взбалмошной синеглазой подруги. – Так тут и еще кто-то был?

– Ну да, Матиуш… ты же сам просил меня принести все принадлежности для письма и бумагу. Вот я и взял его – показал свой дом, каналы…

– И что, он тоже все это видел?

– Не-а. – Сиуа потянулся, почесав голый живот, – он был в одном индейском плаще и набедренной повязке – мацтлале. – Мой новый друг почему-то сразу ушел… А кожа на лице его и уши сделались красными, как у всех ацтеков.

– Да-да, – заливалась хохотом Изабель. – Вот именно – красными. Какой ты забавный, Хосинто! Слушай… а я тебе нравлюсь?

– Ты очень и очень красивая, сеньорита Изабель! – поклонившись, с чувством сказал подросток. – К тому же – умна и отважна. Моему другу и господину просто повезло встретить тебя!

– Вот так! – Девушка лихо взъерошила волосы принца. – Слышал, мой милый? Что скажешь?

– Скажу, что этому мальчишке можно доверить выступление в хоре льстецов, – хмуро отозвался принц… и вдруг улыбнулся. – А голова-то у меня стала гораздо меньше болеть!

Изабель снова расхохоталась:

– Ну, убедился, кто здесь самый лучший лекарь?

К вечеру пришли Шочипильцин с Атонаком, подтянулись и влиятельные торговые старосты, и некоторые сановники, и жрецы – из числа не самых упертых. Да, еще явился Некок – по личному приглашению принца. Парень сперва робел – еще бы, его дружок оказался человеком столь высокого ранга! – а потом ничего, привык, приспособился и даже время от времени позволял себе бросать восхищенные взгляды на Изабель. А та и рада была – даже нарочно расстегнула на рубашке и жакете верхние пуговицы.

– Ну, ты еще совсем заголись, – усмехнулся дон Карлос.

– А! так ты разрешаешь? Ну, раз уж сказал…

– Эй-эй! Милая, прошу тебя, не выводи сих достойных людей из настроения дела.

– Ладно, ладно, шучу… Кстати, ваш Хосинто отправился во двор разводить краски.

Куатемок повел плечом:

– Надеюсь, этот парень управится вовремя.

Нынешнее собрание – первое после смерти Моктекусомы, если не считать смешливых выходок Изабель, проходило очень серьезно. Нужно было срочно наметить новый план действий, кое-что поменять, кое-что предпринять – в общем, всего много, а времени, как всегда, в обрез.

И самое главное – об этом додумался лично дон Карлос, о чем сейчас и заговорил, забыв про больную голову… а может, и наоборот, постоянно о ней помня:

– Друзья мои, нам нужен Манифест!

Сказал и восхитился – ну точь-в-точь Ленин на броневике у Финляндского вокзала с «апрельскими тезисами».

– Что нам нужно, почтеннейший? – осмелился переспросить староста почтека.

– Сейчас поясню. – Куатемок обвел внимательным взглядом собравшихся. – Люди – воины, купцы, масеуалли, даже жрецы – должны знать, кто я, кто мы и чего хотим! И они должны узнать это… Но только не по слухам, которые разносит неизвестно кто! Мы сами им скажем… посредством вот этой бумаги, на которой пока что ничего не изображено, но сейчас будет… Давай, верный Сиуа, рисуй, изображай, пиши…

Итак… «Это я, законный наследник тлатоани, принц Куатемок, говорю сейчас с вами о нашей общей судьбе?! Говорю с тобой, храбрый воин, преданный прежним правителем, попавшим в лапы злых сил; говорю с тобой, сметливый купец, вынужденный стыдиться своего честно нажитого богатства, – теперь так не будет! И с тобой я говорю, отважный охотник, и с тобой, честный труженик-хлопкороб, и с тобой, славный масеуалли, что трудишься от зари до зари непонятно на кого и зачем. Теперь так не будет! И с вами я говорю, гордые и смелые женщины, жены и сестры, матери… в годину суровых испытаний и невзгод приносящие в жертву своих детей. Кровавых жертв больше не будет! Знай об этом, смелый воин, славный масеуалли и истово молящийся жрец. Жертв больше не будет! Вы все знаете: уже началась эра великого Кецалькоатля, велящего приносить божествам вместо людских сердец и крови – цветы! Старые боги отвернулись от нас… вы это видите. А разве мало было им принесено жертв? Жертв больше не будет. Наши жертвы – цветы в храмах и молитва Христу… Это святое имя – имя нашего божества, великого Кецалькоатля. Мы изгоним чужаков и станем сильными. Но мы не станем закрыты – те из пришельцев, кто хочет жить в мире, пусть живут на благо общему процветанию, пусть каждый знает – он найдет в нашем новом царстве все то, о чем когда-то мечтал… Ты что всхлипываешь, Сиуа?

– Ты так красиво говоришь, мой господин! Боюсь, у меня не получится столь же красиво изобразить твою речь.

– А ты старайся, друг мой. Итак, продолжаем…

Манифест был в основном составлен и утвержден к ночи. Переписан в десятках списков, распространен, уже через пару дней его знали везде – на островах и по берегам обоих озер, Тескоко и Шалтокана, в безводной пустыне и на берегу океана, в болотах Семпоалы и в суровых халапских горах. Слушали, запоминали, передавали из уст в уста: «Я, законный наследник тлатоани, принц Куатемок, говорю сейчас с вами о нашей общей судьбе!»