Хозяин Океана

— И се, селиорон! — с гордостью, будто представлял лучшего скакуна из своих конюшен, изрек Ллейр.

Чудовище в ответ взметнуло в воздух высоченный фонтан воды и пара, так что пловцов в лодке настиг дождь из брызг, и ушло в глубину, изогнувшись блеснувшей свинцовой чешуей дугою, и хлопнуло напоследок громадным раздвоенным китовым хвостом, отчего лодка так и запрыгала по волнам, и Ойсин с немалым усилием удержал ее на должном галсе.

— Почему бы этому чудищу не расправиться с крагеном? Зубов-то вон сколько! Больше, чем у акулы!

— Он не умеет убивать, — откликнулся Ллейр. — Питается лишь мельчайшими существами, живущими в воде, и всякой рыбной мелочью, как и кит. Ho нас до цели доведет. В быстроте он мало уступит крагену, а умом превосходит его.

— Так где же цель? На северо-западе нет никакой земли! — озадачился в который раз Конан.

— Я же говорил, что Острова доступны не всем. Рыбам, морскому зверю и нам — да, — ответил Ойсин. — Он идет — а мы следом за ним — к Касситеридам, Оловянным островам. Там грядет наша встреча. Никто не поможет нам победить крагена, даже селиорон — свидетельство непостижимости и величия замысла богов.

— А где же ключи от тайны? — спохватился Конан.

— А вот это нам еще предстоит узнать, — развел руками Ллейр.

— Буря близится, — заметил Ойсин.

Грозовые черно-лиловые тучи подступали с восточного горизонта. Волны плескали яростно, прядая белыми гривами. Вихрь запел в снастях свою заунывную песню.

— Не страшись, киммериец! — ободрил Конана Ллейр.

— Я никогда не боялся бурь. Пора бы знать об этом, если ты слышал обо мне, — осклабился Конан. — Но парус я бы убрал. Пусть вы и почти бессмертны по сравнению со мной, но Океан проглотит и вас, если пренебрегать им.

— Никогда! — прокричал в ответ Ойсин, ибо ветер столь посвежел, что относил слова. — И сейчас ты в этом уверишься! Ведь меня учил мореплаванию сам Бейдиганд Справедливый!

Глава X

Вельбер мчался по ручью со скоростью, какой позавидовали бы экипажи самых быстрых лодок зингарского военного флота, но Арриго казалось, что приречные камыши отступали назад убийственно медленно.

Пока все обстояло как нельзя лучше, и красные скалы пусть небыстро, но все же приближались. Арриго никогда не боялся врагов, но расставаться с жизнью ему отнюдь не хотелось. А густой, перевитый лианами лес с необычными деревьями, степь с высоченной — чуть ли не в два человеческих роста — травой для Зингары были сказочной страной. Зингарцы привыкли к невысоким холмам с бурой коротенькой травой или к апельсиновым рощам и виноградникам, к песку и скалам над белой линией пенистого прибоя, Пограничные горы и леса оставались почти необитаемы, а потому являлись крайне непривычным и неуютным ландшафтом, тем более для моряков или жителей столицы.

Арриго, искусно скрывая свои сомнения, внешне уверенно вел к цели первый вельбер, сидя на руле. Длинный и — на первый взгляд — тощий и даже тщедушный Мегисту греб с естественностью и неутомимостью рыбы, шевеля веслами, будто плавниками. Увлеченные упругим ритмом, заданным кушитом, пришли в себя и молодые — Родригесы и принц Конти. Сейчас им некогда было отвлекаться на посторонние мысли, ибо от их же собственной четкой работы зависело их спасение.

Во втором вельбере боцман Серхио вел себя столь же невозмутимо, но спокойствие его было неподдельным. За годы пиратства и морской службы боцману столько раз грозили смертью и волны, и ножи, что пиктские стрелы представлялись ничуть не более позорной или страшной кончиной. К тому же боцман ныне не отвечал за исход экспедиции — его вели сначала Конан Киммериец, потом Арриго, и если бы боцман Серхио нашел нужным поступить по-своему, он был вправе это сделать, а если бы они все вместе попали впросак, он мог легко свалить вину на проводников. Того же мнения придерживались и матросы с «Полночной звезды», так что, если бы Арриго мог читать их мысли, он бы не волновался за тыл.

Степь кончилась так же неожиданно, как и все, что происходило в этот день. Красные скалы взметнули гранитную стену почти вертикально вверх на двадцать локтей. Обрыв был гладко отшлифован дождями и дувшими с океана ветрами. Даже малой узенькой стежки не вилось над водой. Ручей вырывался в долину меж двух островерхих каменных рогов, стоявших словно бы на страже этого маленького скального мира, эмиссара дальних гор, посланного в сердце равнины.

Ручей тек в довольно узком ущелье, сразу за ограничивающими его столбами делавшем поворот. Арриго напоследок оглянулся — убедиться, не наблюдает ли кто за тем, как они скрываются от погони, но, никого не узрев, решительно направил свой челн в отверстые врата каменного мира.

Мигом смолкли все звуки, присущие жаркому майскому дню бьющей жизнью природы. Солнечные лучи не достигали дна ущелья, и на воде здесь лежала вечная тень. Лишь еле различимый шелест воды по камням и гальке да тихий плеск весел нарушали первозданную тишь, отдаваясь в скальном коридоре негромким, но долгим таинственным эхом. Поток, как видно, делал внутри скал еще не один поворот и, возможно, разделялся на несколько рукавов. Течение сделалось более медленным, и Арриго, едва выход скрылся за мощным гранитным телом скалы, приказал сбросить скорость и двигаться, лишь на малую толику превосходя сопротивление струй.

— А если… — Родригес-старший явно не рассчитал громкость, и слова эти многократно отозвались в лабиринте протоков змеящимся зловещим эхом

Отражаясь от голого камня звук потерял мягкость и округлость, сделавшись проникающим, богатым металлическими отзвуками, присущими лишенному растительности пространству. Эхо от разных скал, далеких и близких, перемешивалось, уходило вперед и возвращалось обратно, снова сплетаясь с метавшимся от правой стены к левой. Все как зачарованные слушали этот дикий хоровод звуков, дожидаясь, пока наконец последний шепот замрет где-то в сердце теснин.

— А если… — опять заговорил Родригес, на сей раз произнеся эти слова приглушенно и благоговейно прислушиваясь. Скалы покровительственно промолчали.

— А если, — в третий раз, уже уверенно, начал молодой зингарец, — эти стены так и протянутся до самого выхода, и нам будет негде пристать?

— Значит, будем стоять тут до сумерек и тихо шевелить веслами. Течение здесь не самое сильное на свете, — сердито отвечал ему Арриго. — Меня беспокоит теперь иное: уж слишком хитрое здесь эхо, да и само место не совсем обычное. Не устроили бы пикты и здесь какого-нибудь капища.

— В Куше много таких мест, — неожиданно подал голос Мегисту. Все ждали продолжения, но кушит опять замолчал.

— И что? — непонимающе спросил его Арриго. В ответ Мегисту столь же непонимающе посмотрел на военачальника.

— Ничего. Просто я хотел сказать, что это не так необычно, как может показаться. И совсем не обязательно, что серые люди почитают здесь своих богов. И что, если мы еще не видели подъема наверх, то это не значит, что его не будет и дальше.

— Благодарю тебя, — усмехнулся Арриго. — Я надеюсь, что твои слова сбудутся.

Так или иначе, но после замечания Мегисту налет загадочности исчез, и скалы стали тем, чем они и были — обыкновенным нагромождением камня, только очень большим.

Ущелье шириной в восемь локтей уходило все дальше вглубь скал, медленно выгибаясь вправо. Вскоре лодки достигли места, где ручей разделялся. Протоки были совершенно одинаковы, и Арриго испытывал некоторые затруднения в принятии решения.

Мегисту, а куда повернули бы у вас, в Куше: направо или налево? — обратился он к темнокожему гребцу.

— Налево, — уверенно отвечал тот, мельком взглянув куда-то наверх.

— Это почему, Мегисту? — полюбопытствовал Принц Конти.

Кушит улыбнулся, в ярко-голубых глазах его блеснула хитринка. Видимо, настойчивость принца в овладении мастерством плетения тростниковых циновок вызвала расположение к нему у бывалого матроса. Там на скалах наверху есть следы птичьего помета. Значит, наверно, и гнезда есть. Значит, наверно, и скала выщерблена, и можно причалить. Может быть. У нас в Куше думают так, — объясни Мегисту.