Запах разума (СИ)

Кажется, это чувство, что всё - сон, начало ещё в кабинете у ихнего дока отходить. Главное дело, ведь это же медицина! Эта ненормальность - ихняя медицина! И эта медицина - по всем правилам: обезболили, стерильность, ёлки, операция...

Тараканом.

В докторе живут осы. Мать вашу. Осы в нём живут. И он их посылает делать уколы.

И нам теперь тут жить. С ушастыми, с собачьими мордами, где в докторах живут осы.

С их бабами - с этими сучками без сисек, зато с шерстью. И настоящих девок тут просто нет. Вообще нет. Совсем никак. Когда шерстяные сучки пришли в подвал и принесли одеяла, я вдруг понял: всё, Серый, тебе нормальных баб никогда в жизни не видать. Ни живьём, ни на картинках, ни на фотках, никак. Их тут нет, а есть только шерстяные ушастые сучки, и они, твари, хихикают, как настоящие девки.

А они все в шерсти. Как можно, чтобы баба была вся в шерсти. Просто блевать тянет.

А серый - не как я, а настоящий серый - он нас сходу невзлюбил, гнида. Он, главное дело, всё бдит - он хотел шмотки забрать, вместе с ножом. Устроил химическую атаку, падла - тем и уцелел.

Они тут все хиляки, эти ушастые. Я б его, ёлки, с полпинка бы сделал, не напрягаясь. У них нет мускулов вообще. Либо у них все мужики такие хлипкие, либо сейчас нет дома мужиков - вроде, никакой угрозы нет. Только это всё обман.

Потому что у них есть эта химия, ёлки. Скунсы вонючие.

Отравить тоже могут, стопудово. Удушить. Сюси-муси, ушастенькие.

Я чего подумал: все эти нацисты-расисты - уроды, ёлки. Придурки. Потому что негры-то люди, а евреи - и тем более. Вот сюда бы такого нациста - как бы он тут задрыгался, а?! Потому что ушастые - вообще чужие, чужее любых негров и евреев, в них ничего человеческого нет, всё ненормально, всё непонятно. Всё по-уродски.

Динька мне: "Ты нож убери, ты их не пугай, зачем?" - я их, ёлки, напугал! Да этот серый сам на меня уставился, как шарфюрер какой-нибудь на затурканного еврея! Удушил бы меня, если бы рыженький не вступился, который с Динькой договаривался. Напугаешь такого!

А Артик: "Нам тут жить". Ядрёна Матрёна, а я и не знаю, что нам тут жить, бляха-муха!

И Витя: "Не истери, Калюжный, держи в руках себя". Учителей развелось, как блох, кирпичу упасть некуда. Да, жить нам тут! Да, я себя идиотом чувствую, в этом одеяле и с ножом! Да, нефиг было забирать мою форму! Да, я не хочу мыться в тазу водой, которая течёт из какого-то дерева и пахнет деревом!

Этот их грёбаный дом был не лучше, чем лес! Не по-людски, вот! Всё не по-людски! И да, хотелось орать, ёлки! Хотелось кому-нибудь врезать или хоть стену попинать - потому что я понял: жить тут придётся. Жить тут! Всегда!

Я не подписывался жить так всегда! Среди - не то, что негров каких, а вообще не людей!

Лучше бы мы вообще ничего не нашли. Лучше бы шалаш в лесу, ёлки.

И, главное дело, я вдруг подумал, что Артик меня что-то меньше бесит. Пусть он хоть пидор, хоть распидор - он человек. А людей тут - четверо нас. Лучше Артик, чем вонючая гнида с ушами.

Динька сказал: "Они нас зовут обедать", - а мне хотелось жрать, ясное дело, но я не знал, что они тут жрут, ушастые. А если дохлятину какую-нибудь, а, ёлки? Или ещё какую-нибудь дрянь? Не хотел я тут у них ничего из еды брать.

Артик к серому подошёл. В одеяле, блин. Хохма с яйцами.

- Спасибо за воду, - говорит и лыбится. - Видзин. Ты - Лангри, да? Ты - Лангри?

А тот: "Лангри. Гзи-ре. Артик - дзон", - ухмыляется в ответ. И не воняет убойным, чесночно-химическим, а мило пахнет яблочками. И ушками пошевеливает. Делает вид, что лояльный, ёлки. Что не ненавидит людей, а так, погулятеньки вышел.

Смешно ему. Унизили нас до предела: придурки в одеялах, жесть! - и развлекаются. Уроды. А наши и довольны, лыбятся в ответ. Даже Витя, хотя уж он бы и мог понимать кое-что.

Купились. На гражданке, небось, в Интернете котиков постили, мимишечек. Тьфу, блин.

Серый - Лангри, Лангри, ага - и рыжий Цвик нас всех проводили из подвала наверх.

Комната большая, вся мохом поросла. Посредине - стеклянная столешница, большая-круглая, на тоненьких низких ножках, а стульев нет. Ушастые прямо на полу сидят, как чурки какие-нибудь, во мху.

На стол здешние бабы притащили всякого-всего - непонятная отрава, ёлки. Но, кроме непонятного, и понятное есть: блины.

Нормальные блины, прямо как у нас. Лежат на круглом стеклянном блюде. А вокруг всякое в маленьких мисках. Мазать на блины? И высокие стаканы с питьём - ни спиртом не пахнет, ни чем-нибудь другим знакомым.

А нам белый, здешний док, подвинул мисочки с зеленоватой бурдой. Я взял, поболтал - не очень жидкое, но и не густое. Пахнет... не разобрать точно. То ли грибами, то ли сыром каким-то, то ли - как "Доширак" в коробке.

Цвик Диньке дал такую мисочку - а Динька, дурак, отхлебнул через край глоточек. И разулыбался во всё хлебало, сообщил радостно:

- Мужики, знаете, на что похоже? На картофельное пюре, только жидкое.

Витя стал принюхиваться к миске. А Артик сказал доку:

- Нгилан, эта пища не входит в ваш обычный рацион, да? Адаптационная диета? Или просто щадящая? Как же объяснить...

Как ты им объяснишь, если они только чирикают не по-людски, ёлки?!

Но белый-то понял. Они слишком здорово понимали - и я даже подумал: а если они телепаты? Прикидываются дурачками... В общем, Нгилан сообразил. Он из Артиковой миски сделал крохотный глоточек, отдал Артику назад - и грабку ему на живот положил. И что-то такое, с "видзин-дзин-дзин".

Артик кивнул.

- Всё верно, - говорит. - Я так и подумал. Джентльмены, это еда, которая должна привести в порядок наши желудки. Лекарство, если хотите.

Может быть. Но с чего бы им нас лечить, вообще-то, а?

На самом деле, совершенно не с чего. И нажраться такой крохотной мисочкой - сложно. Жратвы нам пожалели. Но мужики изобразили из себя натуральных джентльменов - сделали вид, что блюдут правила. Стали хлебать эту дрянь.

А я не был уверен, что надо. Мало ли, что они туда плеснули, ёлки.

Рыжая сучка в сетке - всё наружу, а смотреть всё равно не на что, помесь собаки с обезьяной - Артику намазала кусочек блина чем-то, вроде тёртой свёклы. Плоской штучкой, не ножом. Боятся они ножей, чебурашки.

Артик белого спросил:

- Можно это, Нгилан? - а док показал пальцами, совсем как человек, даже удивительно. Мол, можно, чуточку.

И волосатые девки вместе с Цвиком стали угощать наших мужиков - по чуть-чуть. Пикник прямо. А я сидел с миской, не жрал и слушал, как они обсуждают это хлёбово.

Динька говорил:

- Не пойму, это икра что ли, мужики?

А Артик:

- Не похоже. Вернее, похоже на зародыши, но не рыбьи... может, нечто, вроде муравьиных яиц? Вкус странный...

Витя:

- Вкус ничего. А это - просто рубленые яйца, пацаны. Нормальные яйца.

- Где-то тут несутся птеродактили...

Динька тут же кинулся выяснять:

- Цвик, это яйца птеродактилей? - и руками машет. И Цвик помахал. Девкам на смех. А Витя прикопался ко мне:

- Калюжный, ты чего не жрёшь, особого приглашения ждёшь?

Может, я чутка и откусил бы, да напротив сидит одна, вся в цветочках, и громадную сороконожку кормит какой-то пережёванной отравой. Прямо изо рта. А у неё ножки шевелятся. Сил нет.

Ну нравится тебе сороконожка - держи её в банке какой-нибудь, ёлки! Как можно за столом сюсюкаться с насекомой тварью? Это же - как муха на котлете, на них же всякая дрянь налипает, микробы! Да что! Чебурашки и руки не моют никогда, им нормально жить по уши в тараканах и с сороконожками лизаться, но я-то человек...

- Знать не знаю, - говорю, - из чего эта фигня сделана.

- Господи ты боже мой! - выдаёт. - Да какая разница! Тут это - жратва, вот и привыкай. Борща не подадут, спасибо, что такое есть.

- Не нанимался, - говорю, - жрать что попало за одним столом с чебурашками.

У Артика морда окаменела: