Ларец Пандоры (СИ)

Арчибальд мрачно посмотрел на шкатулку.

- От моего желания ничего не зависит, - произнес он. А перед глазами стояла дата - тринадцатое марта тысяча девятьсот тридцать пятого года.

3

24 декабря 2000 года. Франция, Марсель.

В большой четырехкомнатной квартире семьи Бюстьенов шла подготовка к встрече Рождества и Нового года. Отец семейства, Анри, устанавливал сосну в углу просторной гостиной, его десятилетний сын Жульен с двенадцатилетней кузиной Жанной разбирали игрушки. Супруга Катрин возилась на кухне. Без дела сидели только старшая дочь Анри, красавица Мари, и его отец, старый Жак. Девушка любовалась сосной, весело смеялась, когда Жульен путался в гирляндах, а Жанна пыталась его освободить, с нежностью смотрела на отца и деда, и изредка бросала отстранённый взгляд в сторону кухни.

Неделю назад в семье произошёл скандал. Катрина требовала отправить Жака Бюстьена в дом престарелых. Она всячески старалась подтолкнуть Анри к этому шагу уже много лет, но ничего не получалось. А потом Катрина рассказала, будто бы Жак болтал всякие гадости о ней за спиной Анри. Катрина поставила вопрос ребром: либо она, либо Жак. Всех подробностей Мари так и не узнала, но словам матери она не верила. Дед был человеком чести, к тому же дорожил добрым именем Бюстьенов, а потому даже косвенно не стал бы вредить репутации семьи.

Мари казалось, истинной причиной, по которой мать хотела избавиться от Жака, был его возраст. Старик Бюстьен едва волочил ноги, неаккуратно ел, разбрасывал крошки по всей кухне, к тому же забывал о правилах личной гигиены. Мари вызвалась убирать за дедом сама, но мать не позволила ей этого.

- Мы не домработницы, Мари. Людей такого возраста должны содержать в специальных учреждениях. Там позаботятся и об их внешнем виде, и об их здоровье, - заявила Катрина в ответ на предложение дочери.

Катрину раздражало присутствие старика, и она ничего не могла с собой поделать. В конце концов Анри поддался на уговоры. Было решено начать собирать необходимые документы для оформления Жака в дом престарелых после рождества. Наверное, поэтому Катрина так радовалась, постоянно напевала одной ей известный мотив.

Мари не хотела, чтобы дед уходил. Она любила возвращаться из школы домой, заходить к нему в комнату, всегда пахнущую по-особенному, обсуждать события дня. Выслушав внучку, Жак никогда не принимался давать ей советы, как поступили бы мать или отец. Он мягко улыбался и сам рассказывал похожую историю из своей жизни. Сейчас в это сложно было поверить, но полвека назад старик Бюстьен работал археологом. Он объездил весь мир вдоль и поперек, мог поведать о чем угодно, будь то погребальные обряды индейцев Южной Америки или повседневная жизнь эскимосов.

Несмотря на свой почтенный возраст, он с пониманием относился ко всему новому, сохранил интерес к жизни. Внутри старика словно бы находился стальной несгибаемый стержень. Благодаря нему Жак сохранил рассудок в столь почтенном возрасте - старику без малого восемьдесят пять лет. Правда, он обладал одним недостатком, который с возрастом проявлялся отчетливее и выходил на первый план в поведении старика, порой приводя в замешательство и смущении мало знакомых с Жаком. Этим недостатком, отталкивающим людей от него, была ненависть к немцам и всему немецкому. Истинный патриот Франции, Жак пережил крах Третьей Республики, не забыл соотечественников, лишившихся жизни в страшной войне, развязанной германцами, "дикарями", как называл их сам Бюстьен. Он никогда не принимал точки зрения, согласно которой вся вина возлагалась на Гитлера.

- Нет, - говорил Жак, каждый раз услышав подобные возражения. - Гитлер не виноват - он лишь взывал к чувствам, присущим немцам от природы. Этот народ заслуживает одного - забвения в пучинах истории!

Подобные слова он повторял снова и снова, по делу и без дела. Из-за подобных взглядов Жак слыл сумасшедшим. Несмотря на это, Мари частично разделяла точку зрения деда. Два года назад она ездила в Германию с родителями. Возможно, на неё оказали влияния слова Жака, произнесенные им ранее, но Мари не могла избавиться от ощущения некоторого высокомерия, присущего немцам во время общения с французами.

Анри закончил крепить сосну и отошел в сторону, удовлетворенно потирая руки.

- Ну как? - спросил он, повернувшись к Мари.

- Красавица, - слабо улыбнулась девушка.

- Давайте ребята, наряжайте! - обратился Анри к Жанне и Жульену. Дети оживленно принялись развешивать игрушки на ветках.

- Мари, не хочешь помочь брату и кузине? - спросил Анри у старшей дочери.

Девушка уже собиралась встать, как вдруг её взгляд упал на лицо старика Бюстьена. Глаза Жака блестели от слёз, на лице застыло каменное выражение, губы превратились в две бледные полоски. Старик поднялся и заковылял в сторону своей комнаты. Мари обеспокоенно проводила его взглядом, повернулась к отцу.

- Нет, папочка, Жульен и Жанна прекрасно справятся без меня, - ответила девушка.

- Бездельница, - шутливо пожурил дочь Анри. - Если понадоблюсь, я на кухне.

Мари кивнула и, как только отец ушёл, бросилась вслед за дедом. Девушка предполагала, что Жак догадался о соглашении между сыном и невесткой. Должно быть, он чувствует себя преданным самыми близкими людьми. Мари следует попытаться утешить дедушку.

Она тихонько постучала в дверь к старику Бюстьену, приоткрыла её.

- Можно войти? - спросила Мари.

- Заходи, - коротко ответил расстроенный Жак. Он сидел у окна и смотрел, как по земле стелился снег. Взгляд Жака был отстранённым, неземным. Казалось, старик где-то далеко от Марселя - в джунглях Амазонки, на вершине Гималаев - во времена, когда сила не покинула его рук, а мысли не сбивались и не путались, сохраняли ясность и порядок.

- Ну как ты? - участливо спросила Мари.

- У? - промычал Жак, возвращаясь на грешную землю.

В этот момент крамольная мысль закралась в голову Мари: "А может ему и правда будет лучше в доме престарелых?"

- Почему ты ушёл? - спросила Мари.

- Сосна, - пробормотал Жак. - Она навеяла неприятные воспоминания. Уж очень похожа на ту, другую, - старик всхлипнул, по щеке покатилась слеза. - Как же давно это было...

- Хочешь рассказать? - Мари взяла стул и села напротив деда.

- А ты готова к настоящей истории, Мари? - глаза Жака вспыхнули, он пристально посмотрел на внучку. - Я боялся доверить её кому-либо, долгие годы хранил в тайне. Решил унести с собой в могилу. Может так будет лучше?

Мари взяла Жака за руку, сжала кисть старика своими маленькими ладонями.

- Рассказывай, я хочу послушать её.

Жак зажмурился, крохотные слезинки медленно скатились по щекам, оставив тонкие, переливающиеся дорожки.

- Для меня история началась в тридцать пятом году, - глубоко вздохнув, начал Бюстьен.

4

Лето 2006 года, Россия, Калининградская область.

Константин Шорохов, двадцатисемилетний русоволосый парень среднего роста, подходил к своему подъезду, когда ему на глаза попался шикарный черный Мерседес. Никто из местных не мог позволить себе такой автомобиль.

"Люди Костромы", - смекнул Костя.

Вместо того, чтобы войти в подъезд, Шорохов повернул к почтовым ящикам. Краем глаза он поглядывал на Мерседес. Стекла автомобиля тонированные, различить фигуры водителя и возможных пассажиров Шорохов не смог. Он открыл свой ящик, продолжая коситься на Мерседес, с удивлением обнаружил внутри письмо.

Большой красивый конверт, облепленный марками. В графы конверта аккуратным женским почерком вписаны миниатюрные французские буквы. Костя бросил короткий взгляд в сторону Мерседеса, спрятал письмо под мышку и направился к своему подъезду. Внутри он никого не встретил, бегом поднялся к себе на этаж и возле двери своей квартиры увидел здоровенного коротко стриженого амбала с квадратным лицом. Костя замер. Амбал ухмыльнулся.

- Шорохов? - спросил он.

- Вы обознались, - ответил Костя и, обойдя бандита, решил подняться на следующий этаж.