Черный Колосс

Менестрели воспевали ее красоту по всему западному миру. Она была воплощением гордости, присущей королевской династии. Но в ту ночь, о которой идет речь, вся гордость слетела с нее, как покрывало. В комнате принцессы, потолок которой представлял собой купол из ляпис-лазури, мраморный пол был устлан редкими и ценными мехами, а стены украшал золотой фриз, десять девушек, дочерей благороднейших домов, дремали на бархатных кушетках вокруг ложа принцессы — золотого возвышения под шелковым балдахином. Но принцессы Ясмелы не было на шелковом ложе. Она лежала нагая ничком на мраморном полу, словно служанка, которую наказывают за провинность. Темные волосы разметались по белым плечам, тонкие пальцы царапали пол в невыносимой муке. Принцесса корчилась от ужаса, который заморозил кровь в ее жилах, заставил неестественно расшириться зрачки прекрасных глаз, от которого дыбом вставали волосы и тело покрывалось гусиной кожей.

Над ней, в самом темном углу мраморной комнаты, высилась большая бесформенная тень. Это не было живое существо, состоящее из плоти и крови. Это был сгусток тьмы, туманное пятно, чудовищное и противоестественное порождение ночи, которое могло бы показаться плодом воображения погруженного в кошмарный сон мозга, если бы не два блестящих желтых огня, которые двумя глазами сверкали во мраке.

Более того, от тени исходил голос. Низкое, едва уловимое шипение больше всего походило на тихий свистящий звук, который издают змеи, и который не могло бы воспроизвести ни одно существо с губами человека. Голос твари, равно как и смысл ее слов, наполняли Ясмелу ужасом. Ужас сотрясал ее до глубины души; ужас был столь нестерпим, что принцесса извивалась и корчилась всем телом, как под ударами плетей — словно пыталась стряхнуть движениями тела навязчивое зло, ползущее ей в душу.

— Ты отмечена знаком, ты принадлежишь мне, принцесса, — шелестел страшный шепот. — Еще прежде чем восстать от долгого сна, я отметил тебя и стремился к тебе, принцесса. Но меня сковывало древнее заклятие, при помощи которого я спасся от врагов. Я — душа Нэтока, Колдуна в Маске! Посмотри хорошенько на меня, принцесса. Скоро ты обнимешь меня в моем телесном воплощении. Скоро ты будешь любить меня!

Шепот призрака перешел в похотливое хихиканье. Ясмела застонала и в пароксизме ужаса ударила по мраморным плитам пола крохотными кулачками.

— Я сплю во дворце Акбитаны, — продолжалось жуткое шипение. — Там лежит мое тело, его кости и плоть. Но тело — лишь пустая скорлупа, которую свободный дух может покинуть для полета. Если бы ты могла выглянуть из окна того дворца, ты бы поняла тщетность сопротивления. Пустыня расстилается цветником в свете луны, а его цветы — это сотни тысяч военных костров. Как стремится лавина с гор, набирая силу и скорость, так моя армия обрушится на земли моих древних врагов. Черепа их королей послужат мне кубками, их женщины и дети станут рабами рабов моих рабов. Долгие годы сна взрастили мое могущество… А ты будешь моей королевой, о принцесса! Я научу тебя древним, забытым ныне способам наслаждений. Мы…

Под потоком сверхъестественной непристойности, исходящей от призрачного колосса, Ясмела скорчилась, как если бы удар бича ожег ее нежное нагое тело.

— Помни! — шепнул ужас. — Уже очень скоро я приду за тем, что мне принадлежит!

Ясмела, прижав лицо к каменным плитам и зажимая уши нежными пальцами, услышала странный хлопающий звук, словно от крыльев летучей мыши. Она со страхом глянула вверх, но увидела только луну, светящую в окно. Лунный луч пронзил серебряным клинком то место, где только что скрывался во мраке чудовищный фантом. Дрожа всем телом, принцесса поднялась, с трудом добралась до атласной кушетки, упала на нее и истерически разрыдалась. Девушки продолжали спать, но вот одна проснулась, зевая и потягиваясь, и огляделась вокруг. Тотчас она была на коленях подле кушетки, обнимая Ясмелу за стройный стан.

— Это было… было?.. — ее темные глаза расширились от испуга. Ясмела судорожно вцепилась в нее.

— Ах, Ватиса, Оно явилось снова! Я видела Его, слышала, как Оно говорит! Оно назвало Свое имя — Нэток! Это Нэток! Это не был кошмарный сон, это было на самом деле! Оно возвышалось надо мной, а все девушки спали, как будто им дали сонное зелье. Что делать, о, что мне делать?

Ватиса в раздумье повернула золотой браслет на полной руке.

— О принцесса, — сказала она. — Нет сомнений в том, что простым смертным не под силу справиться с Ним, и предохранительное заклятие, полученное тобой от жрецов Иштар, не помогло. Значит, единственное, что тебе осталось — обратиться к забытому оракулу Митры.

Несмотря на только что пережитый ужас, Ясмела вздрогнула. Боги вчерашнего дня становятся дьяволами завтрашнего. Жители Косса давно перестали поклоняться Митре, забыли, каким был всеобщий бог гиборейцев. У Ясмелы было только смутное представление, что, поскольку бог этот очень древний, он должен быть ужасен. Иштар тоже следовало бояться, равно как и других богов Косса. Культура и религия Косса претерпела изменения, соприкоснувшись с культурами Шема и Стигии, и кое-что из них заимствовав. Простой образ жизни гиборейцев сильно изменился под воздействием чувственных, роскошных и деспотических привычек Востока.

— А Митра поможет мне? — Ясмела схватила Ватису за запястье. — Мы так давно поклоняемся Иштар…

— Поможет. Пусть не будет сомнения в сердце твоем! — Ватиса была дочерью офирского жреца, который привез с собой свои обычаи, когда бежал от политических врагов в Хорайю. — Ступай и вопроси святыню! Я пойду с тобой.

— Я пойду! — Ясмела встала, но воспротивилась, когда Ватиса хотела помочь ей одеться. — Не годится мне стоять перед святыней, закутанной в шелка. Я приползу на коленях, нагая, как должно тому, кто поклоняется истинно, чтобы Митра не счел, что мне не достает скромности.

— Чушь! — Ватиса, похоже, не питала большого уважения к тому, что она считала ложным культом. — Митра предпочитает, чтобы люди стояли перед ним выпрямившись, а не ползали на животах, как червяки, и не окропляли кровью животных его алтарь.

Получив такой выговор, Ясмела позволила девушке надеть на себя легкую шелковую рубашку без рукавов, набросить поверх нее шелковую тунику и перехватить ее в талии широким бархатным поясом. Изящные ноги принцессы были обуты в атласные туфли, а несколько искусных прикосновений проворных пухлых пальчиков Ватисы привели в порядок темные волнистые волосы принцессы.

Ватиса откинула тяжелый, тканый золотом гобелен и отодвинула золотой засов скрытой за ним двери. Принцесса следовала за ней. За дверью обнаружился узкий изгибающийся коридор. По нему девушки быстрым шагом добрались до другой двери, за которой был просторный зал. Там стоял стражник в позолоченном шлеме, украшенном гребнем, посеребренной кирасе и гравированных золотом поножах. Вооружен он был боевым топором с длинной рукоятью.

Ясмела махнула ему рукой, он отсалютовал и снова занял свое место у двери, неподвижный, как медная статуя. Девушки пересекли зал, который казался невообразимо огромным и сверхъестественным в свете факелов на очень высоких стенах, и спустились вниз по лестнице. Ясмела вздрагивала при виде темных теней по углам. Они спустились вниз на три лестничных пролета и наконец остановились в узком коридоре, потолок которого в виде арки был инкрустирован драгоценными камнями, в пол были вделаны самоцветы, а стены были украшены золотым фризом. Они на цыпочках прошли по этому сияющему пути, взявшись за руки, и остановились перед позолоченной дверью.

Ватиса распахнула дверь, и их взорам предстала святыня, давно забытая всеми, за исключением нескольких верных, а также членов королевской семьи Хорайи, ради которых и поддерживался храм. Ясмела никогда не была здесь, хотя родилась и провела всю свою жизнь во дворце. Святилище было простым и неукрашенным по сравнению с богатством и вычурностью святилищ Иштар. Здесь чувствовалась простота достоинства и красоты, присущие религии Митры.

Потолок был очень высоким, но не в виде купола и из простого белого мрамора, так же как стены и дверь. Вдоль стен бежал полоской узкий золотой фриз. Позади алтаря из чистого зеленого нефрита, не запятнанного следами жертвоприношений, стоял пьедестал, на котором сидело материальное представление божества. Ясмела в благоговейном ужасе смотрела на могучий размах плеч, на строгие правильные черты — большие глаза правильной формы, борода патриарха, крупные завитки волос, перехваченные простой лентой на висках. Это, хоть принцесса того и не знала, было искусство в высшем своем проявлении — свободное, ничем не скованное художественное выражение высокоэстетической расы, не заторможенное принятым символизмом.