Черный Колосс

Конан силой тащил его туда, где Амальрик восседал на своем огромном боевом коне.

— Амальрик! — рявкнул он. — Следуй за этим человеком! Он проведет вас во внешнюю долину. Проедьте по ней до конца, объедьте гребень и ударьте орду в тыл. Не отвечай, делай! Я знаю, что это безумие, но мы все равно обречены. Так нанесем же им вреда, сколько можем, прежде чем умрем! Торопись!

Усы Амальрика встопорщились в дикой ухмылке, и через несколько мгновений его воины с пиками следовали за проводником в путаницу ущелий, ведущих вниз с плато. Конан побежал обратно к вооруженным пиками солдатам, с мечом в руке.

Он успел вовремя. На каменных гребнях по обе стороны воины-дикари Шупраса, обезумевшие от предчувствия поражения, отчаянно пускали вниз дождь стрел. В долине и на склонах люди умирали как мухи. И с ревом, стремящейся вперед волной, которой невозможно противостоять, стигийцы навалились на наемников.

В урагане грохочущей стали линии смялись и закачались. Это были рожденные и вскормленные для войны аристократы против профессиональных солдат. Щиты разбивались о щиты, а между ними стремительно мелькали копья. И пролилась кровь.

Конан увидел могучую форму принца Кутамуна за морем мечей, но напор держал его прочно, грудью к груди с темными фигурами, которые хватали ртами воздух и рубили мечами. Позади стигийцев ассхури напирали волной и дико вопили.

По обе стороны кочевники взбирались на утесы и вступали в рукопашный бой со своими горными родственниками. По всей длине каменных гребней ярилась битва в слепой задыхающейся жестокости. Зубы и ногти, пена безумия на губах от фанатизма и древней кровной вражды. Дикари разрывали врагов на куски, и убивали, и умирали. С развевающимися волосами нагие кушиты, завывая, бросились в драку.

Конану казалось, что его залитые потом глаза смотрят вниз на бушующий океан стали, который вздымался и опадал, заполняя долину от края до края. В битве установилось кровавое равновесие. Люди холмов держали горные гребни, а наемники, крепко перехватив пики, с которых капала кровь, упершись ногами в окровавленную землю, держали проход. Преимущественная позиция и броня на некоторое время уравновесили преимущество намного превосходящего количества нападающих. Но это не могло продолжаться долго. Волна за волной свирепых лиц и сверкающих копий устремлялась вверх по склону. Бреши в рядах стигийцев заполняли ассхури.

Конан обернулся и увидел, что всадники Амальрика обходят западный гребень. Но они все не показывались, и пикейщики стали откатываться назад под ударами. Конан отказался от всякой надежды на победу и жизнь. Выкрикивая команды своим задыхающимся капитанам, он прорвался прочь и помчался через плато к резервам Хорайи, которые дрожали от нетерпения. Он не глянул в сторону шатра Ясмелы. Он совершенно забыл о принцессе, его единственной мыслью был инстинкт дикого зверя убивать как можно больше перед собственной смертью.

— Сегодня вы станете рыцарями! — бешено рассмеялся он, указывая мечом, с которого капала кровь, на принадлежащих дикарям лошадей, которые паслись рядом. — На коней, и следуйте за мной в Ад!

Кони дико пятились под непривычным лязгом косской брони, и взрыв смеха Конана вознесся над шумом битвы, когда он вел их туда, где восточный гребень ответвлялся и спускался с плато. Пять сотен пехотинцев — обедневшие патриции, младшие сыновья, черные овечки — теперь верхом на полудиких шемитских лошадях, атакующие армию, сверху вниз по склону, по которому еще никогда не осмеливалась двигаться кавалерия!

Они загремели мимо заблокированного сражением устья прохода, на заваленный трупами гребень. Они обрушились вниз по склону, и два десятка лошадей оступились и покатились под копыта своих собратьев. Под ними люди кричали и барахтались, а грохочущая атака пронеслась по ним, как лавина сминает лес молодых деревьев. Воины Хорайи промчались сквозь столпившиеся ряды нападающих, оставляя за собой ковер из растоптанных мертвецов.

И затем, когда орда смялась и хлынула сама на себя, всадники Амальрика, прорвавшись сквозь кордон наездников, охраняющих внешнюю долину, пронеслись вокруг оконечности западного гребня и ударили армию клином со стальным наконечником, разбивая ее на куски. Их атака произвела на задние ряды ошеломляющее действие своей неожиданностью, лишая воинов неприятеля боевого духа. Считая, что на них напали превосходящие силы, и в страхе быть отрезанными от пустыни, толпы кочевников бросились врассыпную и обратились в паническое бегство, наводя беспорядок в рядах своих более стойких товарищей. Те пошатнулись, и наездники проскакали сквозь них. На гребнях дрогнули пустынные бойцы, и люди холмов набросились на них с возобновленной яростью, сметая их вниз по склонам.

Ошеломленная неожиданностью орда распалась на части прежде чем у них хватило времени увидеть, что на них напала всего горстка людей. Как только армия распалась, даже маг не смог бы собрать такую орду воедино. Через море голов и копий безумцы Конана увидели всадников Амальрика, которые настойчиво продвигались сквозь поток бегущих туда, где вздымались и падали топоры и ножи, и безумная радость победы вдохновила сердце каждого и сделала стальной его руку.

Твердо ступая в бурном море крови, чьи темно-красные волны плескались по щиколотку, пикейщики в устье прохода двинулись вперед и ударили в кипящие перед ними ряды. Стигийцы выдержали, но за ними ряды ассхури растаяли. И поверх аристократов юга, которые все до одного умирали, но не сходили с места, прокатились наемники, чтобы расколоть и смять волнующуюся массу позади стигийцев.

Вверху на утесах старый Шупрас лежал со стрелой в сердце; Амальрик упал, ругаясь как пират, копье пронзило его бедро, пробив кольчугу. От конной инфантерии Конана в седле осталось едва полторы сотни. Но орда была разбита на части. Кочевники и копейщики, одетые в кольчуги, ринулись прочь, бежали в лагерь, где ждали их лошади. Люди холмов ринулись вниз по склонам, били бегущих в спину, перерезали глотки раненым.

В клубящемся красном хаосе перед подавшимся назад конем Конана внезапно возникло ужасное видение. Это был принц Кутамун, обнаженный, если не считать набедренной повязки, ремни отброшены, шлем с гребнем помят, тело залито кровью. С жутким воплем он резко швырнул Конану в лицо рукоять своего меча с обломком лезвия и в прыжке схватил за узду коня Конана. Киммериец пошатнулся в седле, наполовину оглушенный. С ужасной силой темнокожий гигант принудил дико ржущего коня дергаться вперед — назад, пока тот не оступился. Конь рухнул на мерзость окровавленного песка и корчащихся тел.

Когда лошадь упала, Конан распрямился и отскочил. С ревом Кутамун бросился на него. В этом безумном кошмаре битвы варвар никогда в точности не помнил, как он убил этого человека. Он только знал, что камень в руке стигийца снова и снова бил его по шлему, наполняя его зрение сверкающими искрами, а Конан тем временем всаживал и всаживал кинжал в тело противника, без видимого действия на потрясающую жизнеспособность принца. Мир перед глазами Конана плыл, когда с конвульсивной дрожью тело, которое боролось с ним, замерло и осталось неподвижным.

Конан развернулся. Кровь текла ручьями по его лицу из-под поврежденного шлема. Конан мутно посмотрел вокруг на разгар уничтожения, который простирался перед ним. От гребня до гребня лежали разбросанные убитые — красный ковер, покрывший долину. Это было как красное море, в котором каждая волна — разбросанная неровная линия трупов. Они забили устье прохода, они завалили склоны. А внизу в пустыне кровавая бойня продолжалась. Выжившие из орды добрались до своих лошадей и устремились прочь, преследуемые утомленными победителями. Конан ужаснулся, когда увидел, как немного их осталось, чтобы преследовать.

Затем чудовищный вопль вознесся над шумом. Вверх по долине неслась колесница, не обращая внимания на груды трупов. Ее влекли не лошади, но огромное черное создание, напоминающее верблюда. В колеснице стоял Нэток в развевающемся одеянии, а держа поводья и как безумец хлеща бичом скорчилось черное человекоподобное создание, которое могло быть чудовищной обезьяной.