Тринадцатый ковчег

Глава 15. ПОД УГРОЗОЙ ВСЕ

— Зачем мы собрались? — спросил у советницы глава Синода.

Все молча ждали, когда она заговорит.

— Был донос. — Ее голос эхом отозвался от стен палаты. — Некто утверждает, что приписанный к нему работник из демоса рылся в архивах, искал сведения о Маяке.

Услышав слово «Маяк», некоторые зашипели, а кто–то осенил себя защитным знаком. Глава совета угрожающе прищурился:

— Этот работник нашел что–нибудь?

— Он унес несколько снимков. Чистых снимков. Тем не менее я отправлю за ним патрульных, пусть задержат его — на всякий случай.

Первосвященник взял с золотого блюда крекер с икрой и надкусил его, наслаждаясь вкусом.

— Как зовут подозреваемого?

— Бишоп. Его жена тоже была уличена в ереси.

— О да, помню ее. — Глава совета довольно улыбнулся. — Родив дочерей–двойняшек, она отказалась подчиниться закону и пройти стерилизацию. Само собой, ее судили и приговорили к казни. Нельзя же позволять демосу перенаселить нашу колонию, верно? Так просто, однако, эта женщина отправиться к Святому Морю не захотела. Пришлось с ней помучиться.

Он взглянул на запястье, отмеченное шрамом в форме полумесяца. Нечестивица укусила первосвященника, когда ее вталкивали в шлюз. Правда, это не помогло ей избежать смерти.

— Последний раз мы подобное дело разбирали восемь лет назад, — раздраженно произнес жрец. — Я думал, все уладили.

— И как звали того приговоренного?

— Тесса Джексон, — ответил другой советник. — Ее поймали с поличным: она тоже искала упоминания о Маяке. Ее сдал коллега. И… все помнят… что было потом.

Советник посмотрел на первосвященника.

— Эти два человека связаны? — спросил тот. — Бишоп и Джексон?

Комната погрузилась в молчание, а Глава совета тем временем поерзал на мягких подушках. Отпил рисового вина из кубка и отправил в рот еще один крекер.

— Ну так как, связаны?

— Мы не знаем, — выпалила советница. — Пока не знаем. Но на допросе Бишоп сам все выложит, я уверена. Побольше, чем сын Нокса.

Лидер нахмурился и съел еще крекер.

— Откуда такая уверенность?

— Ему есть что терять, — ответила советница, подаваясь вперед. В искусственном свете резко выделялись ее острые скулы. — В его жизни всего две большие ценности.

— Мне нравится ход ваших мыслей, советник. Продолжайте, — махнул рукой жрец. — Только держите меня в курсе: хочу знать все, что вы вытащите из этого еретика. Особенно если он сообщит нечто новое. Маяк, эта нечестивая вещь. Один раз мы его упустили, но я не допущу повторения ошибки. Найду его и уничтожу.

Он раздавил в кулаке крекер.

— Мы начнем допрос незамедлительно, — пообещала советница.

— Арестуйте дочерей Бишопа, если это поможет развязать ему язык. Родственники нечестивцев тоже нечисты и должны быть отданы Святому Морю. Под угрозой все, особенно в наше темное время. Еретики окружают нас, и если ослабить бдительность и не вырвать заразу с корнями, то колонию постигнет новый Конец.

— Будет исполнено, клянусь Оракулом!

— Аминь!

— Спаси и сохрани нас, Святое Море!

Лишь одного советника встревожил такой оборот событий, но он смолчал, потому что многое боялся потерять. Под угрозой теперь были все.

Глава 16. ЛАЗАРЕТ

— Капитан Аэро Райт. — Сестра заглянула в электронную медицинскую карту.

Глазами серо–стального цвета она осмотрела стерильную приемную. На рукаве у нее была эмблема — красный крест, обозначавшая принадлежность к корпусу медиков. Когда ни один из солдат не поднялся с жесткой металлической скамьи, сестра снова посмотрела в список: — Капитан Райт?

На сей раз Аэро встал и отдал честь. Если бы его спросили, почему он не встал в первый раз, он ответил бы, что не расслышал. Хотя на самом деле медсестру он слышал прекрасно: ее тон, убийственно серьезный, ножом резал ухо. Будь воля Аэро, то, услышав собственное имя второй раз, он пулей вылетел бы в дверь и больше никогда не вернулся в это унылое место.

Клиники воспроизведения он просто ненавидел. Ненавидел, как с ним обращаются врачи и медсестры — будто с куском мяса; ненавидел, как в него тычут железками, берут анализы и при этом даже не смотрят в глаза; ненавидел за то, что скоро ему предстояло явиться сюда и перед лицом Магистрата заключить брачный союз. Повестку он еще не получал, но теперь, когда он окончил школу и ему исполнилось шестнадцать лет, это был лишь вопрос времени. Нескольким солдатам из отряда уже пришли официальные письма.

— Предполетный медосмотр, — прочитала с экрана сестра. — Все верно, капитан?

— Да, все верно.

Она повела его стерильно чистыми коридорами — молча, как автомат. Аэро разглядывал двери по обе стороны: в одной из этих палат родился он, хотя фотографий его в младенчестве, да и в раннем детстве, не сохранилось. В мире Второго ковчега не было места подобным сантиментам; Аэро оставалось полагаться на силу воображения и мамины рассказы. Образ в лучшем случае получался туманным.

Сестра наконец провела его в небольшую смотровую и велела переодеться. При этом она не вышла и не стала отворачиваться. Аэро разделся и под ее строгим взглядом облачился в неудобную полиэтиленовую пижаму. Спина и все, что ниже, осталось совершенно неприкрытым, однако стеснение — это эмоция, а значит, нечто запретное. Аэро присел на холодный смотровой стол. Кожа сразу покрылась мурашками. Пахло спиртом, уксусом и чем–то еще, сладковатым… Отработанными движениями сестра принялась снимать у него показатели жизнедеятельности: колола иголками, тыкала в него холодными металлическими датчиками, которые загорались и передавали данные в электронную карту. Сестра не смотрела Аэро в глаза, не спрашивала, больно ему или нет. В общем, ей было все равно. Однако Аэро не ерзал и не морщился — нет, он стойко переносил тяготы медосмотра, чтобы максимально облегчить сестре работу. Так его учили.

— Доктор Хендрикс скоро придет, — сказала она, закончив. Забрала карту и вышла.

Руки Аэро не находили себе места, выдавая его волнение, и, чтобы отвлечься, он стал думать о предстоящей высадке на Землю. Серые бури все еще не унялись, и спускаться было бы равносильно самоубийству. Поэтому вчера от Верховного командующего поступило распоряжение: отложить миссию до тех пор, пока не позволят условия. Сколько ждать — никто не знал: дни, недели и даже месяцы… Аэро прошелся по списку того, что ему нужно сделать, чтобы приготовить отряд к миссии. Он учел все малейшие детали. Затем прошелся по нему снова: рисковать было нельзя. Хотелось одного — чтобы буря поскорей успокоилась, чтобы закончилось наконец ожидание и отряд Аэро смог бы приступить к работе. Только в действии — сражаясь, командуя — Аэро чувствовал себя живым.

Аэро не знал, сколько он ждал доктора: в Лазарете время как будто искажалось, то растягиваясь, то сокращаясь. Прошли минуты? Полчаса? Больше? Наконец дверь в смотровую открылась, впуская поток холодного воздуха. Вошел мужчина в форме с эмблемой медика: строгий взгляд, седеющие волосы, очки. Аэро хотел было вскочить на ноги и отдать честь, но доктор остановил его:

— Вольно, капитан, — сказал он, глядя в карту. Как и сестра, в глаза пациенту он не смотрел. — Показатели в норме, — пробормотал он себе под нос. — Я бы сказал, даже лучше, чем в норме… Здоровье у вас безупречное, капитан, все работает как часы. А как у вас с обратной связью фальшиона?.. О, время реакции впечатляет.

— Благодарю, сэр, — бодро ответил Аэро, хотя вряд ли он мог поставить эти достижения себе в заслугу. Да, он упорно тренировался, но и в Лазарете с его генетикой успели поработать.

Врач не ответил. Он сел за стол и принялся вбивать данные в карту. Длилось это, наверное, вечность. Наконец доктор закончил и обернулся.

— Капитан, вы прошли предполетное освидетельствование.