Корона мира

— Что это эа время? И как мы определим его? — осведомился Сотти.

— Не поручусь, что перевел все точно, — скромно отвечал Евсевий, — но думается, что это время отлива. Луна нарисована так, как в этих местах она должна стоять при отливе. Так же стоит луна и на рисунке паков в красных скалах.

— При чем здесь отлив? — не понял Сотти. — На морском побережье это имело бы смысл, но в горах!

— В озерах Темры, а это Киммерийские горы, — возразил Евсевий, — водятся эйсы, а на высоких перевалах находят отпечатки морских раковин. «Воды наших озер глубоки, и лишь Великое Закатное Море сравнится с ними, если сможет». Так гласит надпись на камне. Что мы знаем о строительном искусстве древних гномов? Они и сейчас стократно превосходят лучших архитекторов Бельверуса и Хоршемиша и тем не менее называют себя уходящим народом. Каково же тогда было их могущество во времена расцвета!

Евсевий замолчал и задумался.

— Что там было еще? — нарушил ход его размышлений Майлдаф.

Больше ничего, кроме одной малости. Кроме того, что мы обязаны дождаться урочного часа, нам предстоит открыть ворота. Для этого следует передвинуть имеющиеся на воротах рычаги так, чтобы расположением оных обозначить название подземных чертогов,

— А ты сумеешь это сделать? — усомнился Бриан, — Не пришлось бы нам выплывать из пещеры, как тому пуантенцу, что видел Белую Деву Горы.

— Если поток застигнет нас у запертых ворот, нам не выплыть, — «утешил» его Евсевий. — Полагаю, смогу.

— Откуда же тебе известно это название? И вообще, зачем раскидывать на дороге камни со столь важными сведениями, если они так пеклись о своей неприступности? — выразил недоверие сообщенному аквилонцем Сотти. — Это же детская глупость либо самонадеянность!

— Камни были поставлены здесь для друзей, — пояснил аквилонец. — Шла великая война, и даже годы мира приходилось проводить в неусыпном бдении. На камнях лежало магическое заклятие, позволявшее прочесть письмена только друзьям. Потом прошли века, война кончилась, и даже память о тех днях ушла. И ушла сила заклятия. Письмена стали видны всем, но никто их не понимал. Мы первые.

— Откуда тебе известно все это? — усомнился в достоверности сообщенных Евсевием сведений Сотти. — Неужели написано на камнях?

— Какая разница? — перебил Майлдаф. — Евсевий никогда не врет, в отличие от меня, хотя обмануть может запросто. Главное в другом: название этого сида гномов ты нашел?

— Нашел, — кивнул Евсевий, даже сквозь ночную тьму весь сияя от гордости. — И в том же кроется разрешение сомнений любезного градоначальника.

И, расправив плечи, он продекламировал строки, звучавшие торжественно и мрачно… однако лишенные всякого смысла, ибо язык стихов был неведом никому из присутствующих.

— Замечательно! — после мгновения молчания, воцарившегося после прочтения Евсевием сих виршей, выговорил Сотти. — Но что нам это дает?

— Погодите, — отозвался аквилонец, — Эта загадка не так уж сложна. Мне доводилось встречаться с подобными и прежде.

— Так как же называется город? — не унимался Майлдаф. — Загадки, это все, конечно, замечательно, но у нас нет на это времени. Или разгадка известна тебе?

Название заключают в себе первые знаки строк. Они образуют слово, заменяющее одно сочетание в тексте. Это сочетание и есть название города гномов. «Могучая Твердыня» или, на древнем языке, если я верно произношу, Габилгатол.

— Как? Язык сломаешь! — посетовал Майлдаф. — Ты уверен, что не забудешь его?

— Я записал, — улыбнулся Евсевий. — Не столь важно, как оно звучит. Главное, нам известны знаки. Так что не все было столь просто, месьор Сотти. Язык древних стигийцев всегда был закрытым наречием, и немногие иноземцы владеют им. У меня нет оснований считать, что в древности было иначе. Разве что самих стигийцев тогда не было.

— Все это прекрасно, — подытожил Сотти. — Но что нам нужно в этих заброшенных пещерах? Если даже мы отыщем в них золото, но ляжем рядом с ним костьми и прахом, что в том проку?

— В том-то и дело. На той стороне гор пещеры выходят к Черной реке. Нам останется сделать один шаг, как мы окажемся в Аквилонии! — возвестил Евсевий.

Известие произвело должный эффект. Некоторое время все молчали, осмысливая сказанное. Потом же Майлдаф выдвинул соображение практического свойства.

— Это замечательно, но тащиться целую седмицу по заброшенному, безлюдному и темному подземному силу, где, прошу заметить, олени и кабаны не водятся, да еще и без проводника? Под Дол Уладом у нас были всякие перстни, камешки, Кулан, старый маг Озимандия и даже дракон Диармайда, и то мы едва выбрались. А здесь мы одни, да еще неизвестно, какая нечисть захватила теперь эти сиды. Если в сагах говорится правда о Народе Холмов, то я встречаться с ним не хочу. Паки были хоть и вредные, но не злые, а эти… — Бриан махнул рукой. — Нам не по силам такой переход под горами. Мы заблудимся, подохнем с голоду, упадем в пропасть и попадемся в лапы каким-нибудь дионтам. Уж лучше пикты. Горцы все-таки, как сказал Одри. Может, я с ними договорюсь.

— Месьор Майлдаф прав, — не столь взволнованно, но соглашаясь в общем с горцем, заговорил Сотти, — У нас не будет ни пищи, ни света б течение многих дней, да и картой подземных чертогов мы не располагаем…

— Не стоит волноваться, — успокоил их Евсевий. — У нас достаточно мяса и рыбы, чтобы прокоптить их и создать запас на три-четыре дня. Дерева для факелов мы нарубим. А пешком идти нам не придется. Весь город пересекает подземная река. Мы промчимся по ней до самой Границы, и никакого чертежа не потребуется. Вода не умеет поворачивать вверх.

— Убедительно, — проговорил Сотти. — Я не люблю подземелий, — сказал он и поглядел искоса на принца Конти, но молодой человек не обратил внимания на его слова. — Думаю, рискнуть стоит. В конце концов, как говорят мудрецы, раньше мир был лучше, а пять тысяч лет назад и подавно.

— Сомнительно все это, — проворчал Майлдаф. — В этих сидах и вода вверх потечет. Попомните мое слово. Я бы и один дошел до Границы через все эти горы. Король сказал, что дойдет, значит, и я сумею. Но дела не ждут. В Хоршемише мне заказали партию шерсти, и я не хочу упустить эту сделку. А раз так, то пропадать в сиде, пусть даже там будет красиво, как на Островах Счастья, никак нельзя…

— Вы выкарабкаетесь, — слабым голосом выговорил Серхио. Оказывается, он нашел в себе силы внимательно выслушать все, что рассказал Евсевий. — Жаль, я не дойду. Мне предсказали, что пока я буду в море, я буду жить. Смерть найдет меня на суше. Так и вышло. Я жил неправедно, но не так уж скверно, как может показаться, почтеннейшие. Сейчас я усну, потому что устал. Не думаю, что пробуждение на Серых Равнинах будет приятным, да…

Серхио затих. Дыхание у него стало ровным, как у младенца.

— Он еще придет в себя. Скорее всего, — присев у ложа больного и ощупав его чело и пульс, сказал Евсевий. — Но до утра не доживет.

Серхио действительно просыпался еще трижды. Выпивал несколько глотков теплой воды, бормотал что-то никак не связанное с происходящим вокруг и снова погружался в сон. Посреди ночи Алфонсо подал сигнал, что неплохо бы его заменить, потому что на дереве ночью прохладно. На его место влез Деггу, а вот гандерландский барон так и провел в дозоре всю ночь, лишь иногда появляясь у костра, сказать, что все спокойно, и обогреться.

Серхио дотянул-таки до рассвета и отошел, только когда первый розовый луч, пробившись сквозь еловый забор, упал ему на лицо. За эти сутки моряк осунулся так, будто не ел ничего по меньшей мере три дня. Полагмар, почувствовав себя в родной стихии, вернулся из разведки, кою провел по собственному почину в гордом одиночестве, и возвестил, что путь пока свободен. На склоне небольшого холма вырыли могилу для Серхио и только тут вспомнили, что Деггу до сих пор не являлся с наблюдательного поста. Алфонсо мигом переправился на правый берег и полез на дерево. Через некоторое время моряк спустился оттуда все такой же хмурый и мрачный, переправился обратно, выпрыгнул на траву, втащил нос вельбера, чтобы тот не унесло течением…