Даргер и Довесок (ЛП)

— Вижу, выбора нет. Я завоюю для вас цареви­ча, хотя, признаюсь, понятия не имею, каким обра­зом. Я... Прошу прощения, а это еще для чего?

Из маленького отделения, встроенного в борт лодки, Белая Буря достала ложку и горшочек с чем-то золотистым.

— Это мед с афродизиаками. Странно, что та­кой искушенный человек, каким ты кажешься, его не узнал.

— Но вы уже получили от меня все, что хотели.

— Тогда давай просто насладимся этой ночью, пока есть возможность, — предложила Белая Бу­ря. — Честь моя и так основательно опорочена. Если мы повторим еще разок, хуже не будет.

Глава 8

Военная кампания началась с нападения на го­родки по берегам озера Три Ущелья. Больше века вражда между царствами центрального Китая то затихала, то разгоралась с новой силой. К тому вре­мени их ресурсы оказались истощены до предела, а жажда крови удовлетворена на годы вперед. При подходе численно превосходящей армии Тайного Императора враг неизбежно отступал за стены бли­жайшего укрепленного города и готовился к долгой осаде. Эта стратегия оправдывала себя против обычной армии. К сожалению для врагов, главком Мощный Локомотив, прежде открыто насмехав­шийся над возрожденной техникой Белой Бури, теперь с небывалой свирепостью натравливал ди­ковинные механизмы на один город за другим и любовался, как стены крошатся в пыль, а защитни­ки падают к его ногам. Особого милосердия к вы­жившим он не проявлял.

Лилось столько крови, что Довесок с трудом изыскивал поводы не участвовать в бойне. В день нападения на Горный Склон он решил устроить предрассветный рейд в отдаленную деревушку. Го­раздо раньше, чем ему хотелось (но хоть немного позже — и он рисковал столкнуться с рано вста­вавшим главкомом), Песья Свора покинула лагерь и, безмолвно проплыв сквозь утренний туман, свер­нула в горы.

Довесок выяснил, что бессмысленное разру­шение незначительных объектов было отличным способом не терять расположение Мощного Ло­комотива. Это помогало удовлетворять кровожадность главкома без малейшего ущерба славе за­воевателя, которую тот считал принадлежащей ему по праву.

По дорогам, которые правильнее было назвать лесными тропинками, всадники добрались до де­ревни, приютившейся в высокогорной долине. Сверху перед ними открылись аккуратные поля и скромные домики. Во дворах клевали корм куры. От труб поднимались завитки голубого дыма. Тя­нула плуг земляная косатка. Трудно было предста­вить более пасторальную картину.

— Перед рейдом скажу пару слов, — прогово­рил Довесок. — Знаю, что вам по силам застращать кого угодно...

— Дассс! — перебил горный жеребец.

— Тише, Лютик. Но, пожалуйста, помните: ло­маем только то, что не трудно починить. Веранду — можно, глиняную посуду — нельзя. Ужасный На­доеда, если я опять замечу, что ты пытаешься со­рвать с какой-нибудь девицы кофточку, то разрешу выбрать, как тебя наказать, твоим сестрам. — Три девушки расплылись в акульих улыбках. — Ну, вперед!

С гиком и воплями Песья Свора ворвалась в деревню. Всадники срезали веревки для белья, ва­лили стойки с граблями и лопатами, переворачива­ли баки для стирки, опрокидывали вверх дном кор­зины с фруктами. Визжали свиньи, прыскали с до­роги перепуганные вепрежабы, по улицам катились кочаны капусты.

Матери прижимали к себе детей. Мужчины и женщины, подходящие по возрасту в рекруты, скрылись в погребах или в лесу. На открытом месте остались только старые и немощные. Их Песья Свора согнала на грязную площадь в центре де­ревни.

— Посмотрите-ка, — сурово вещал с седла До­весок, — война затопила всю страну, а они тут жи­вут в мире и процветании! Половина из вас должна быть безглазыми, безногими или ужасно изувечен­ными, но ничего подобного. Мне стыдно за вас. Придется всех убить.

— Но мой муж оставит вам жизнь, — добавила Огненная Орхидея. — Ибо у него доброе сердце.

— Хаххх! — фыркнул Лютик.

— Это мы еще посмотрим. Сегодня у меня ру­ки чешутся устроить резню, а за неимением вра­жеских солдат я прекрасно обойдусь невинными селянами.

— Простите, господин, — пролепетал старик, глаза которого были замотаны черной тряпкой. — Вы солдаты Трех Ущелий или захватчики из Благо­датного Царства?

Повисла холодная, неприветливая тишина.

— А вам что, есть разница? — осведомился До­весок.

— Муж, — позвала Огненная Орхидея. — Ты пугаешь этих бедных людей. Позволь мне ответить на вопрос.

Она свесилась с седла и дотянулась губами до уха слепца:

— Мы демоны с запада, чудовища, пожираю­щие младенцев, а ведет нас прославленный Воин­ствующий Пес, о кровавых деяниях которого ты, бесспорно, наслышан.

В толпе послышались причитания.

— Тишина! — гаркнул Довесок. — Огненная Орхидея, скажи им, что они должны сделать, чтобы избежать моего праведного гнева.

— Во-первых, несите еду: мясо, овощи, фрук­ты — все хорошего качества. Во-вторых, всякое во­енное барахло. Некоторые из вас служили в армии Трех Ущелий. Даже не пытайтесь отрицать. В во­енное время рекрутов набирают в каждой деревне, хотят они того или нет. Выжившие возвращаются домой. У каждого ветерана остается что-то на память, это нам и нужно: форма, броня, всевозмож­ное оружие. Трофеи более личного характера — связки высушенных ушей и другие мумифициро­ванные части тела — оставьте себе, нам от них ни пользы, ни радости. И стыдитесь, что они у вас есть. На этом все. — Огненная Орхидея улыбнулась. — Я же говорила, что у моего мужа доброе сердце.

Перепуганные старики тотчас притащили три шлема, изорванное знамя, пестрый ворох формы и (чему Довесок ни капли не удивился) ничего из оружия. Злобный Отморозок выбрал самую старую и костлявую корову из тех, что жители деревни не успели спрятать, и перерезал ей горло. Мундиры, шлемы и флаг заляпали коровьей кровью и остави­ли в сторонке сушиться.

— Советую побыстрее разделать эту дряхлую буренку и заняться мясом, — пробурчал Злобный Отморозок.

Тем временем Маленькая Паучиха набрала в переноску для огня углей и, посоветовавшись с До­веском и Огненной Орхидеей, убежала в лес с на­ветренной стороны деревни. Когда немного спустя она вернулась, за ее спиной занимался пожар.

К тому времени Песья Свора запаслась нове­хонькими военными трофеями и едой, которой как раз хватало, чтобы неспешно перекусить на обрат­ном пути в лагерь, но ни крошкой больше. Это бы­ла сущая малость по сравнению с обычными гра­бежами, но Довесок знал, что слухи раздуют из мухи слона.

— Мы уезжаем и больше не вернемся, — объ­явил он. — Если вы сейчас же займетесь противо­пожарными просеками на окраинах деревни, огонь не успеет причинить серьезного вреда.

Песья Свора подхватила заляпанные кровью трофеи и ускакала по дороге, ведущей к Трем Уще­льям. За их спинами поднимались в небо столбы дыма.

— Я доложу, что мы сровняли деревню с зем­лей, — сказал Довесок — Дым подкрепит мои сло­ва. Никому в армии не придет в голову наведаться сюда снова.

— Эти люди не поблагодарят тебя за милосер­дие, — заметила Огненная Орхидея.

— Они меня проклянут, — согласился Дове­сок. — Зато их смерть не отяготит мою совесть.

— Любой другой на твоем месте их бы ограбил. Как мило, что ты такой мягкоголовый.

— Мягкосердечный, — поправил он. — В любом случае грабить селян — все равно что лакомиться воробьями: замучаешься ковыряться, а мяса чуть.

— Хаххх! — насмешливо заржал Лютик.

Когда Довесок вернулся в лагерь, Горный Склон пылал. За пожаром ошеломленно наблюдали его запропавший друг Обри Даргер и главарх Белая Буря.

— Когда я уезжал, война велась вполне культур­но, — сказал Даргер. — Что, во имя всего святого, случилось?