Расколотый идол

Весь Шадизар знал о том, что Ахамур Байса Саламбен Давгаль Умбрия Лучимия по прозвищу Пузо держит в кулаке все южные кварталы и добрую половину восточных.

И весь Шадизар уважал его за это и завидовал, как говорится, доброй завистью.

Ибо Шадизар испокон века благожелательно относился к мерзавцам.

— И все-таки, почтенный Ахамур, — говорил ему хромой горбатый гость душным вечером в просторной беседке посреди роскошного сада, — я никак не возьму в толк, почему тебя устраивает только… гм… волевое решение. Почему нельзя просто взять и договориться?

Пузо крякнул и почесал макушку, под которой вдруг зашевелилось нечто наподобие мысли. Но если это и была мысль, она не спешила продраться к голосовым связкам сквозь напластования жира.

— На твоем месте, — продолжал ростовщик по имени Паквид Губар, не менее одиозная личность в Шадизаре, чем Пузо, — я бы не спешил рубить сплеча.

Пузо выковырнул из зубов волоконце копченого мяса. Он давно уже мог позволить себе самые дорогие и изысканные яства, но суровая молодость, отданная беспощадной борьбе за выживание, привила ему вкус к сытной и простой пище. Впрочем, для гостей он всегда приказывал ставить гол деликатесные блюда. Но если кто-нибудь к этим блюдам притрагивался, Ахамур, сам о том не подозревая менялся в лице.

Паквид Губар давно это подметил и, являясь к Пузу с визитом, ел то же, что и хозяин.

— Послушай меня, ростовщик. — Ахамур наклонился в сторону собеседника, огромный живот, словно только и ждал этого момента, растекся к столу и целиком накрыл миску с копченым кроликом и соусом. — В моем деле «договориться» значит вовсе не то же самое, что в твоем. Ежели я нынче решаю с кем-нибудь договориться, то завтра ищи его за городскими воротами, во рву с мертвяками.

Губар слегка побледнел и поспешил уступчиво кивнуть

— Да, я, конечно, не это имел в виду.

При этом он подумал:

«Хвала богам, что у нас с тобой разные сферы интересов. Не надо ничего делить, а значит, «договариваться». Из тебя никогда не получится ростовщик, и ты сам прекрасно это знаешь. Ты не способен дождаться, когда деньги, пущенные в дело, начнут давать прибыль. Если утром дашь кому-нибудь под процент, то уже вечером твои громилы побегут выколачивать долг и походя перережут должнику глотку. Ты живешь сегодняшним днем, все, что добываешь, тут же пускаешь на ветер. А из меня никогда не получился бы такой авторитетный главарь банды, как ты, хотя связей с мошенниками у меня не меньше, чем у тебя. Все дело в том, что воры ценят первобытную силу и лихость, а вовсе не мозги».

Кожа на широком лбу Ахамура сложилась в толстые складки. Он думал. В муках рождал мысль.

— Я дожил до преклонных лет, — заговорил он наконец, — и добился своего положения только потому, что ни разу не нарушил три закона моей жизни. — С этими словами он поднял палец. — Закон первый: никогда никому уступай. — Рядом с указательным пальцем выпрямился средний. — Закон второй: не уступай никому никогда. И, наконец, третий закон. — Выпрямился и безымянный палец. — Ежели кому-нибудь уступишь, цена тебе — кусок дерьма.

Чтобы следовать этим правилам, нужна поистине железная воля, — льстиво подтвердил Губар, — но ведь речь идет о совершенно особом случае…

Ахамур потупился и раздраженно пожевал губами. Он слыл человеком необычайно вспыльчивым и жестоким, и под его неотрывным взглядом Губар обеспокоенно заерзал.

Видимо, снова придя к какому-то решению, Пузо откинулся на спинку кресла и хлопнул в ладоши. Бесшумно и стремительно, как летучая мышь, появился мажордом самого что ни на есть злодейского вида.

— Этого сюда, как его…

— Качвара, твоя светлость?

— Ага, его. Вот память, чтоб ее!

«Твоя светлость, — мысленно усмехнулся Паквид Губаp. — Герцог он у ворья, ни больше ни меньше. Тоже мне, иерархия». Он вспомнил герб на карете Пуза — лубочная золотая канарейка на ажурном поле — и похолодел. Ему конец, если хоть один мускул на лице дрогнет. Пузо очень легко обижается и никому не прощает обиды. Но беспокоился ростовщик напрасно — лицо его не выдало. Оно давно само по себе научилось хранить каменную безмятежность.

«Может, и за себя похлопотать? — подумал Губар. — Пусть воры и мне присвоят какой-нибудь титул, я ведь им не чужой все-таки. Ну да, держи карман… В преступном мире, как ни удивительно, деньги значат гораздо меньше, чем в нем свете. Проще купить самый обыкновенный баронский титул у короля. А здесь важнее всего авторитет».

— Как рука? — поинтересовался Пузо.

Паквид благодарно улыбнулся, поднял правую руку, сжал кулак, растопырил короткие пальцы. На запястье багровели два рубца (он совсем недавно снял повязку), но кисть действовала исправно.

— Хорошие лекари способны творить чудеса. — За хорошие деньги.

Пузо кивнул. Было непонятно, порадовала его эта новость или нет.

Двое рослых слуг, волосатых, как гориллы, привели беседку Качвара. Насмерть перепуганный штафирка вил упасть на колени и бессвязно молил о пощаде. Гориллам приходилось то и дело хватать его за шиворот и ставить на ноги. Пузо равнодушно посмотрел на него и перевел взгляд на гостя.

— Ты любишь смотреть, как подыхают презренные собаки? — спросил он.

— Я нахожу это зрелище весьма увлекательным, — тактично отозвался ростовщик.

Этот пес вряд ли околеет привлекательно. Он просто трусливая мразь. — Пузо посмотрел на горилл. — Выпустите ему потроха. Но сначала подставьте таз, я не люблю ужинать в свинарнике.

Под вопли умирающего Качвара он отдал должное великолепно приготовленному мясу, свежей пшеничной лепешке с медом и терпкому красному вину. Губар с такой жадностью поглощал те же яства, чем привел хозяина дома в миролюбивое расположение духа.

— Никто не мешал этой размазне, — пояснил он, когда гориллы уволокли мертвеца, — быть хорошим и живым слугой.

От него всего-то требовалось — исполнить мое поручение. Не спорю, кому-то оно могло показаться сложным Так ведь Качвар даже палец о палец не ударил! Сразу отказаться не посмел — дрожал за свою шкуру. Предпочел клятвенно обещать, что живо обтяпает дельце, даже заявил, что ему это раз плюнуть. И вульгарно попытался сбежать. Знаешь, как я его нашел?

Паквид изобразил на лице живой интерес.

— Явился мой приятель и все рассказал, — проворчал Пузо. — И при этом он так мерзко хихикал! Пока ты науськиваешь на меня таких шавок, сказал он, я не поставлю на твою шкуру и ломаного гроша. Спокойной ночи i новых неприятностей. — Он скрипнул зубами и вымол будто харкнул: — Ненавижу!

Паквид понимающе кивнул и пригубил вина. И можно смаковать эту дешевую гадость?

— Если бы Качвар сделал то, что от него требовалось, — вдумчиво говорил Ахамур, — он бы сейчас сидел во главе стола на знатной пирушке. Я бы исполнял все его желания, точно сказочный волшебник из Пещеры Сбывшихся Чаяний. Денег надо? На тебе деньги. На бабу потянуло? Да на здоровье, вот тебе хоть дюжина. Дворянских кровей шлюху добудем, только попроси. Вина? Пей, хоть залейся. Я хорошего не забываю. Помнишь, Паквид, как ты мне услугу оказал? Я что, в долгу остался?

— Нет. — Губар торопливо помотал головой. — Ты меня потом озолотил. Хотя было бы за что…

— Было за что! Я Паквида попросил: окажи услугу. И Паквид оказал. Головой, может, рисковал, а мне помог.

«А если б не помог, — уныло подумал Губар, — если б не спрятал у себя в доме твоих подельников, зарезавших на темной улице пьяного вельможу, — пришил бы ты Паквида».

— Качвара я ведь тоже просил об услуге. Просил, не приказывал. Вот чего я, Паквид, не люблю, так это когда честно врут в глаза.

«Посмел бы он отказаться!» Конечно, вслух ростовщик этого не произнёс.

— И ведь не он первый. Э-эх, парод пошел… — Пузо махнул перепачканной соусом рукой.