Пора предательства

Одна из причин царящего в зале беспокойства была видна сразу: перед высоким столом Абраваналя, точно жертвенные животные пред алтарем, лежали Северин и его сын — в лохмотьях, закованные в цепи. Сотня рыцарей Монервея сидела среди гостей.

Древний меч Правосудия, принадлежавший еще Гандерику, блестел на скатерти возле Абраваналя.

Дьюранд покачал головой. Ужели он вырывал Морина из лап чернецов, освобождал Монервей из западни Радомора лишь для того, чтобы наблюдать, как их убьют тут, в Акконеле? Берхард, сидевший возле ближайшей арки, приберег место для Дьюранда, и молодой рыцарь тихонько пробрался туда. Когда он сел, Гермунд-скальд обнял его за плечи и нагнулся к его уху.

— Похоже, сегодня вечером навряд пошлют за музыкантами, — одними губами шепнул он.

Ответный взгляд Дьюранда должен был бы убить скальда на месте, как пресловутый василиск Берхарда, но болван лишь извиняюще пожал плечами.

На скамьях длинными рядами сидели воины Монервея, плотно сжав губы. Ни один даже локтя на стол не поставил. И неудивительно. Здесь, чуть ли не у них под ногами лежал в оковах их лорд и господин. И здесь же лежал его наследник. А воины Гирета были вооружены.

Гермунд смотрел туда же.

— Патриарх себе бороду узлом завязал из-за знамений с севера. Стоит, как моряк на палубе тонущего корабля, и ждет конца света. Старые духи зашевелились. Узы Древних Патриархов распадаются — повсюду истории о том, как снова появилось что-нибудь этакое, кого много веков и в помине не было. Эррест кишит монстрами, как море рыбами, и если последние узы порвутся, тут-то мы все и встретим свой жребий. Но лично я не уверен, что мы протянем так долго. О да, и кстати, я страшно рад видеть, что тебя там не убили.

— Малыш сделал все, что мог, — пробормотал Берхард. — Вот ей-ей.

Сиденье по правую руку Абраваналя пустовало: оставленное для Ламорика или Лендаста, а не то для них обоих. По левую руку герцога сидела Альмора. Девочка уже нашла Дорвен. Подбородок малышки едва-едва виднелся над столом. Она смотрела на все огромными расширенными глазами и что-то быстро-быстро говорила Дорвен. Та же постоянно переводила взгляд с девочки на скованных отца и брата. Дьюранд гадал, что же такое говорила ей Альмора.

Пора было начинать пир. Священник должен был прочитать молитву.

— Абраваналь все это время, до последней секунды, провел, глядя с башни Гандерика, — сообщил Гермунд. — Смотрел на запад, а девочка играла рядом, что твоя малиновка. В отсутствие господина лордом Гирета был Кирен, твой отец — маршалом, а твой брат — капитаном стражи. Втроем они…

В этот миг все головы повернулись к ступеням, что вели в зал, и на пороге появился патриарх Оредгар. Высокий священник нахмурился, явно недовольный тем, что увидел. По бороде его струились грязь и сажа. Парадных риз он не надел. Но все же поднялся за верхний стол и повернулся к собравшимся.

— Пэры Эрреста. Лорды и леди. Слуги. Сыновья и дочери Аттии. Да славится Безмолвный Король Небес и смертоносные Силы его Воинства, — произнес он в воцарившейся тишине.

— Была одержана великая победа. И с нашей стороны мудро вознести Небесным Силам должные благодарности.

Высокий священник обвел столы орлиным, пронизывающим взором, и люди обоих герцогств торопливо пробормотали слова признательности.

Патриарх на миг закрыл глаза, плотно сжал губы. А потом начал читать слова, которые Дьюранд уже слышал из его уст:

— Широко Западное море, много дней плыла «Колыбель» Сердана, и сыны Аттии познали жажду. Одни отчаялись и, не чая уже достичь далекую гавань, повернули обратно к закату, но смелые духом продолжали плавание по пустому океану, покуда дни складывались в недели. И съедены были последние крошки, и выпиты последние капли. Но я зайду далее. Безумие прокралось в ряды тех, кто был на том корабле. Слабые ложились и спали, пока не умирали во сне. А бедные, истекающие кровью моряки умирали, глядя в небеса.

Он поднял кустистую бровь и снова обвел взглядом многолюдный чертог.

— Я вновь думаю о том корабле — затерянном на широкой глади океана, — промолвил он. — Пустые трюмы. Сухие бочки. Кровоточащие десны, больные подошвы. И тайные сомнения, терзающие каждого моряка, сознающего, что он завез свою семью в пустые глубины, без надежды на возвращение. Ибо вот что означала история Сердана: не обманывайтесь!

Оредгар снова обвел чертог взглядом, словно призывая какого-нибудь глупца оспорить его слова.

— Но потом! Настал день, когда Сердан вышел делать замеры бездонного моря — уже не надеясь доплыть до земли — и трясущимися руками опустил в воду лот — и на самом последнем фатоме, на последнем дюйме каната у него в руках — ощутил, как грузило ударилось о далекое дно. Он едва ощутил, едва почувствовал это прикосновение. Горизонт был далек и пуст, как стальной обруч. Но море оказалось не бездонным. И он вытащил лот, точно удил на том далеком берегу, и старый кусок свинца вернулся к нему в грязи — в сладком речном иле. В самый темный час. На самом последнем броске.

Патриарх повернулся к Абраваналю, к Северину, к собравшимся пэрам, и высоко задрал встрепанную бороду.

— Вот я стою тут пред вами, и города ваши лежат в развалинах. Король затеял войну. Святилища рушатся. И я думаю о том, как Сердан последний раз бросал лот — кидал его в непроглядную тьму, тянулся к самому дну моря, когда уже казалось, что все потеряно.

Теперь, когда вы свершили это, начнутся величественные похороны. Процессию, я думаю, мы проведем ночью. В старом святилище еще хватит святой земли.

С этим словами Оредгар оставил чертог. В наступившей яростной, пристыженной тишине собравшиеся глядели ему вслед.

Дьюранд не мог бы сказать, сколько они сидели в темном зале. Когда целая вечность прошла в угрюмом следовании церемониалу, сквозь толпу к Кирену проскользнул скороход — так птичка влетает в окно комнаты больного. Через несколько секунд Абраваналь встал и вышел из зала. Полы мантии развевались у него за спиной.

Дьюранд поднялся, чтобы отправиться следом, и обнаружил, что он не один. Бароны, лорды и воины присоединились к нему. Толпа превратилась в довольно неловкую процессию, выливаясь через узкие коридоры замка на тонущую в сумерках рыночную площадь, где замер в нерешительности герцог. Старик в одиночестве взирал на странное зрелище, что открылось его взору: тысячи мужчин и женщин, поднявшихся на развалины цитадели. Безмолвная толпа собралась вокруг руин верховного святилища, чьи разбитые стены теперь высились островом света — люди принесли с собой факелы и тростниковые лучины.

Дьюранд и все остальные двинулись за Абраваналем, как идет нянька за человеком, который ходит во сне. Пошатываясь, старый герцог брел по сожженному городу, пока впереди не замаячили высокие стены святилища. Так их импровизированная процессия подошла к безмолвной толпе. Горожане отводили глаза и расступались, пропуская процессию к зловещей площадке в самом центре святилища. Дьюранду показалось, будто Орадгар отстроил разрушенный храм, сложил его заново, заменив мертвый камень живыми людьми. Над головой сияли пурпуром закатные небеса. Но на плитах у ног процессии лежали все, до единого, кто был привезен из Ферангора, иссиня-белые, недвижные, точно вечность. Обвисшая кожа сияла от масла, воздух благоухал бальзамом и имбирем.

Во главе собравшегося множества патриарх Акконеля воздел руки к небу.

— Присоединитесь же к нам, когда мы поем молитву Вечерних Сумерек и идем в часы ночной тьмы, как то делали в дни Высокого королевства. Ибо сейчас руки наши безоружны перед Иномирьем, Изгнанные стонут в древних путах, а Утраченные вьются у нас над головами. Но не будем отчаиваться! Как не будем и безмятежно спать, ибо молитв священников и Рыцарей Пепла более недостаточно, так что и мы должны взять эту ношу в собственные руки. Те, кто лежат сейчас здесь, ради нас взглянули в лицо смерти и отчаянию, и мы должны поступить так же. Мудрые женщины приготовили их, а нам теперь должно дождаться рассвета, чтобы отправить их в путь к Небесам. И последнюю эту ночь мы должны бодрствовать. Должны не спать, дабы наши братья могли спокойно отдохнуть перед походом к Ярким Вратам далеких Небес.