Всадники Ветра (СИ)

— Но кто они?

Роуп открыл рот, но тут же его захлопнул, недоверчиво изучая мое лицо, но я лишь сверкнула в его сторону глазами, ненавидя его за нерасторопность. Сплетя пальцы, он сложил руки на груди, расслаблено откинувшись на подушку, теперь озорная улыбка освещала его лицо. Наверное, только теперь я поняла, насколько он юн и красив. Молодость плескалась в нем, она светилась в каждой черте его лица, даже золото волос наводило мысль лишь о чем-то свежем и неповторимом. Загорелая кожа приятно контрастировала с общей темнотой комнаты, и Роуп преобразился в какой-то лучик света в доме, странно затрагивая струны моей души. Тоска по принцу захватила меня.

— Как забавно, — насмешливо произнес Роуп. — Ты даже не знаешь про Иных. Я мальчишкой пришел сюда, он меня позвал, Иной, но я знал, кто он такой, а ты, — он еще раз задумчиво улыбнулся. — Теперь я буду учить тебя с удовольствием, — щурясь, как довольный кот, заявил парнишка. — Стать свидетелем твоего понимания дорого стоит.

— Мне не нравится твой тон, — обиженно сообщила я, но Роупа это нисколько не смущало.

— Все равно, — эхом повторил он во второй раз. — Я буду учить тебя, Эверин.

— Можно называть меня и «Эв», — раздражилась я.

— Хорошо, Эв, — согласился Роуп, полностью поглощенный своим неожиданным открытием, которое меня, напротив, выводило из себя.

Он наградил меня такой озорной и счастливой улыбкой, что у меня засосало под ложечкой. Злость и страх смешались в моем сознании опасной кашей, пульсирующей в затылке. Мне не нравилось это неведенье, а это явное удовольствие, которое Роуп получал от моего невежества, еще больше усиливало во мне негодование. Морп показался сварливым гордым человечком, по собственному желанию не позволявший узнать больше, чем следовало. Но я понимала, что Авлонга лишь соблюдает законы и традиции, оставленные Иными — Роуп помог открыть на это глаза. Я отказывалась следовать этим глупым, по моему мнению, законам, ведь любопытство с каждым днем становилось все сильнее, жажда знаний превысила все возможные показатели. Сомневаюсь, что прежние учителя узнали свою своенравную ученицу, какой я не хотела стать теперь. Но Авлонга запрещал. Бунтарь во мне уже поднял флаги и вымпелы, он был готов бороться за справедливость, но на меня снизошло непонятное спокойствие. Отдаленное прикосновение большого сознания повеяло, успокаивая, волки, как и прежде, с восторгом и страхом отозвались на это. В ту минуту я осознала, как ничтожно мало времени уделяла Нилли и Алди, но они оставались какой-то частью сознания, это придавало сил и сглаживало мой жгучий стыд. Но то сознание… Я не могла найти ни слов, ни объяснений даже для самой себя. Незнание этого великого существа пугало, но одновременно тянуло меня. Как когда-то Роуп с помощью такой же магии привлек меня в деревню Динео, так и это могучее сознание убеждало слушаться Авлонгу.

Меня в эту ночь посещали только тревожные сны, полные страхов и жара, который пек изнутри, будто выдавливая слезы. Кошмары властно врывались в уставшее от постоянного напряжения сознание, отождествляя с неким неживым существом. Ко мне вернулся не состоявшийся убийца, и его грязные пальцы все продолжали скользить по голой плоти, боль была почти ощутимой, теперь огонь шрама стал просто невыносим. Сквозь кошмар я слышала собственный отчаянный и полный страдания крик, но никак не могла заставить себя проснуться, поэтому тень с садистским удовольствием продолжала издеваться надо мной.

Неожиданно чьи-то сильные руки прогнали тень, крепко обхватив меня. Я в надежде прижалась к спасительному теплу и телу, жадно вдыхая человеческий запах, но неожиданно осеклась — обоняние подсказывало, что это не Силенс. Но он так крепко обнимал не только тело, но и душу, так что я, испуганная, разрыдалась на чьей-то незнакомой груди, безостановочно цепляясь пальцами за его руки, обнаженную кожу, даже за горячее тепло и терпковатый запах лета. Где-то далеко за пределами моего сознания недовольно замяукал кот, но его просто снедало тоже беспокойство, что и моего спасителя, которое волнами разбивалась о стены дома. Но я боялась открыть глаза и увидеть темноту, она проложила бы дорожку кошмару, и тогда ничьи руки не спасут меня. Сквозь пелену страха стал пробиваться успокаивающий мягкий голос менестреля, еще больше расслабляя мою напряженность. Я лишь благодарно сопела распухшим и, наверняка, покрасневшим носом, прижимаясь к бьющемуся сердцу этого человека. Вдруг я стала совсем маленькой и глупой, все происходившее когда-то давно превратилось в смазанную картинку, даже воспоминания убегали испуганными мышами. Теперь мой страх преобразился в слепое доверие человеческому теплу и сильным рукам. Пока мое сознание отчаянно отыскивало какие-то слова благодарности, а память старательно пыталась нашарить сведения об этом запахе лета, который трепетно трогал мои ноздри, я все больше отдавалась силе человека, крепко и уверенного прижимавшего меня к себе. Наверное, никто кроме Силенса не внушал мне такого же доверия и чувства безопасности, которые возникли, пока моя щека прижималась к гладкой кожи напряженной от волнения груди, а пальцы шарили по тугим мышцам живота. Я старалась найти хоть какой-то островок сознательности.

Пушистый бок Езкура, который прижался к моей обнаженной ноге, наконец, отрезвил спутанные мысли, и я испуганно отпрянула от спасительной мужской груди, но Роуп лишь крепче сжал меня, опасаясь, что кошмар опять посетил мой тревожный и беспокойный сон. Вырываться не было сил, тем более его тепло дарило такое успокоение, но я отдернула себя, пользоваться добротой парнишки просто некрасиво, ведь он наверняка и сам хочет спать. Моя вторая попытка практически увенчалась успехом, мне удалось оторвать лицо от гладкой кожи и вместе с этим открыть глаза, чтобы тут же увидеть перед собой тугие напрягшиеся мышцы. Теперь я в еще большом страхе в смеси с благоговением отпрянула от Роупа, чувствуя, как его запах впитался в мои волосы, а тело с сожалением реагирует на разрыв этого спасительного контакта. Пылающие тревогой синие глаза почти в совершенной темноте — лишь тлеющие угли очага бросали на нас отсветы — казались черными и бездонными, вызвав во мне очередной приступ дрожи. Словно я смогла отыскать в своем сознании образ тени, и этот взгляд так сильно совпадал с теми глазами, что наблюдали за мучениями со стороны, но я поспешила отбросить отвратительные мысли в темный пыльный угол.

С трудом восстановив сбившееся дыхание, ощупывала пальцами распухший и горячий шрам, с мрачным удовлетворением убеждаясь, что это был не просто кошмар. Пусть и не так давно, но рана зажила, ее хорошо зашили, без чьего-то вмешательства она просто не могла начать беспокоить меня на пустом месте. Но в данном случае это не пустяк. Покалывание в шраме не было придуманным моей фантазией, а горячая, точками расходящаяся от него кровь лишь подтверждала сомнения, которые немедля возникли в почти окрепшем сознании.

Оказывается, теплые пальцы Роупа до сих пор лежали на моем похолодевшем от страха запястье, я удивленно направила вниз свой взор, смотря на них, как на нечто непонятное и неправильное. Но парень лишь крепче сжал мою руку, придавая уверенность присутствию в реальном мире, которое все норовило ускользнуть из моего понимания, хотя Нилли и Алди отчаянно боролись пробиться сквозь толстые стены защиты. Но я успокоила их только легким поглаживанием, не в силах объяснить волкам произошедшее прямо сейчас, да и прерывистое дыхание Роупа не позволило бы сосредоточиться на магии, наверно, поэтому он и не разрывал физический контакт.

— Я в порядке, — прохрипела я, вздрогнув от звука собственного голоса. Слова были чужими, даже интонации вышли корявыми, но моя очередная попытка вырывать свою руку из сильных пальцев Роупа удалась.

Страх в его глазах не исчез, но уступил место удовлетворенности, которая смягчила заострившиеся от тревоги черты, всклоченные золотые волосы слиплись от пота, а грудь покрывали маленькие соленые капли. Я удивленно моргала, не понимая причины такого внешнего вида парня, ведь он выглядел, будто только что махал топором несколько часов. Да и плечи вдруг резко поникли, на щеках играл румянец усталости, а напряженные каменные мышцы лишь подтверждали мои подозрения.