Луна, луна, скройся! (СИ)

Я выхватываю из «кармана» булавку, раскрываю движением пальца и втыкаю в бесчисленные складки её вонючей одежды.

И, сожри меня многорогий, это действует!

Безумная старуха взвывает так, словно я проткнула ей щёку, и начинает крутиться на месте, будто стамбульский дервиш. Я отпрыгиваю — Марчин разворачивается ко мне, изготавливаясь к прыжку — но моя рука уже сгребает пуговицы, и швыряет ему в лицо, ещё, ещё, все пуговицы — они раскатываются по полу, и Бялыляс грохается на колени, как подрубленный — ползает, собирая маленькие разноцветные кружки из дерева, металла и пластмассы — и умоляет — да, он умоляет!

— Лиля… Лиля, Лилиана…

У меня нет ни малейшего желания слушать, что он скажет, и я выпрыгиваю во двор и бегу к высокой калитке, которую было не видно из окна на башне, но которая, как оказывается, врезана в забор сзади. Откидываю щеколду и выбегаю в лес. Уж по лесу бегать мне не привыкать. Сначала по тропинке, потом — в гущу, прикрывая глаза рукой. Бегу, петляя и кружа, обрывая подол о сучья и ушибая голые ступни невесть откуда вылезающими корнями и камнями, какое-то время бреду по ручью, сбивая след, снова бегу, просто чтобы увеличить расстояние между собой и проклятым замком. Только вымотавшись и перейдя на шаг, обнаруживаю, что до сих пор сжимаю вилку в правой руке. Наверное, во время разговора на галерее я выглядела довольно странно. Я засовываю прибор в опустевший «карман».

Оказывается, уже начинается осень. На деревьях желтеют листья, и к ночи сильно холодает. Но я голодна и устала и не могу двинуться дальше. Я сооружаю себе убогую постель из еловых лап. Сначала хочу покрыть её папоротником, но потом вспоминаю народное поверье, утверждающее, что от него очень сильно болит голова. Только мигрени мне не хватало! Мне везёт отыскать полянку, заросшую огромными дикими лопухами — там же я напиваюсь из родника. Часа через два мучений постель из веток и лопухов более или менее соответствует своему высокому званию. Мне остаётся надеяться, что листьев хватит, чтобы удержать тепло, и что они не кишат клещами. Ложусь и закидываю себя лопухами. Наутро меня настигает Марчин.

В хате у Никты — прорва кошек, или, точнее, котов. Она сама обмолвилась, что других баб, кроме себя, в доме не потерпит. Такой характер. Так что здесь, кроме неё, живут четыре кота (три серых и один чёрный), её муж Адомас, полный, добродушный на вид литовец с тонкими светлыми волосами, и полугодовалый сын Гядиминас, не менее добродушное существо со способностью заталкивать кулачок в рот до самого локтя.

В приступах жара мне кажется, что и котов, и мужей, и младенцев вдвое-втрое больше. Только Никта всегда остаётся одна. Она очень высокая, выше Люции — таких высоких цыганок я больше никогда не видала, и, наверное, моё горячечное воображение из-за этого считает, что Никты и так достаточно. А вот всех прочих можно добавить.

Да, ночь на лопухах всё же не прошла для меня бесследно. Другого и не стоило ожидать — весь мой опыт кричал, что на ночёвки в лесу у меня жесточайшая аллергия. Снова воспаление лёгких. Я это поняла, как только открыла глаза. Меня знобило, а в лёгких — как знакомо! — словно плескалась вода. Проверка своих ощущений на несколько секунд отвлекла меня от того, что потревожило мой сон. От бряцанья конской сбруи.

Марчин стоял, спешившись и удерживая коня под уздцы, в полутора метрах от меня, отделённый только не очень густыми кустами. Он осматривал землю, выискивая мои следы. Если бы я и так не была покрыта испариной, меня бросило бы в пот. Я не могла даже толком пошевелиться, а вероятность того, что мертвец не заглянет за кусты и не заметит моё белое платье, мои выгоревшие волосы под лопухами, была ничтожна. Мне не оставалось ничего геройского или умного, и я снова поступила по-детски. Я затаила дыхание и принялась твердить про себя: «Пусть он меня не заметит. Пожалуйста, пусть он меня не заметит.»

Марчин поднял голову и посмотрел сквозь кусты прямо на меня.

«Пожалуйста, пусть он меня не заметит.»

А что мне ещё оставалось, кроме как повторять это?

«Пожалуйста, пусть он меня не заметит.»

Мертвец отодвинул рукой ветки. Его взгляд скользнул по мне и ушёл: Марчин разглядывал теперь, озадаченно хмурясь, деревья и землю вокруг меня. Потом он оставил в покое куст и медленно пошёл дальше. Он меня не заметил.

Это Айнур что-то дала мне. Неужели исполнение желаний? Я поспешила проверить:

«Пусть я стану здорова. Пожалуйста, пусть я немедленно стану здорова и сильна! Пусть я стану здорова и сильна!»

Но, сколько я ни повторяла своё желание, не помогло, и я пришла к единственно возможному выводу. Одним из даров Айнур оказался дар не быть обнаруженной, когда я того не хочу. Пожалуй, только этим можно было объяснить то, что ИСБ и служба спасения оказались бессильны найти меня в домике Кристо. По той же причине «волки» в Будапеште, приперев меня буквально к стенке, так быстро уверились в том, что ошиблись. И ничем другим уж точно нельзя было объяснить то, что Марчин не увидел меня, когда я лежала у него под носом, прикрытая лишь охапкой лопухов. Логично: ведь луну называют и «воровским солнышком». Не только «цыганским» и «волчьим».

Я смогла встать только через два часа и продолжила свой путь по лесу, наугад. Я плелась, сотрясаясь от озноба, и повторяла: «Пусть он меня не заметит. Пусть он меня не заметит». Я уже не понимала, зачем повторяю это, но повторяла всё равно, уже в бреду. Потом силы совсем закончились, и я села на какой-то кривой корень. Суставы грыз невидимый и, несомненно, злобный зверь. Я не знаю, сколько просидела так, скрючившись и дрожа от лихорадки, пока не увидела кота. Это был один из серых котов Никты. Видимо, он и привёл её ко мне.

Всё, что Никта даёт мне пить, отчего-то имеет гадкий, горький привкус. Вытертые края деревянной кружки моим губам кажутся грубыми, как наждачная бумага. Но потом всегда становится лучше: или в желудке зарождается приятное ощущение сытости, или жар уменьшается, и голова становится лёгкой, прозрачной, а боль покидает мои несчастные суставы и мышцы.

Под балками в хате висят связки трав и низки каких-то ягод и кореньев. Их собирает муж Никты, но использует только она. Никта — ведьма, в самом классическом, простонародном понимании этого слова. Она ходит в старомодных одеждах: пышных чёрных юбках с оборками, чёрных передниках, деревенских рубахах, расшитых чёрными и красными нитками вроде и обычно, а всё равно как-то зловеще. На шее у неё бренчат мониста и амулеты. Чёрный платок с монетками по краям она повязывает прямо поверх длинных распущенных чёрных кудрей, которые самым неожиданным образом пускают на солнце рыжие отблески. И да, у неё есть чёрный кот, не считая ещё трёх серых.

Я впервые вижу цыганку-ведьму. В последнее время со мной как-то много всего происходит впервые, я уже жаловалась на это?

— Я впервые вижу цыганку-ведьму, — говорю я Никте, возвратившись, уже сама, со двора и ополаскивая руки в специально стоящей бадье.

— Потому что я сначала была ведьмой, а потом стала цыганкой.

Она сидит на лавке и кормит Гядиминаса грудью с таким видом, будто не сказала сейчас ничего необычного.

— Прости?

— Я подцепила дух. Такое бывает. От рождения я такая же полька, как любая другая.

— Но у тебя довольно южная внешность. В смысле, очень южная внешность.

— Немного турецкой крови.

— Угу.

Я забираюсь на лежак, любезно предоставленный мне хозяевами, и зарываюсь в груду одеял.

— И как же тогда ты стала цыганкой? Не могу понять механизма превращения.

— Подцепила дух. Духи умерших людей иногда ведут себя так же, как духи умерших народов. Точнее, это духи умерших народов являются единством духов умерших людей и ведут себя соответственно.

— Ух ты.

— Да. Смотри: в немцах Пруссии прусской крови — без ушата капля. Но они называют себя пруссами, и в дворянских семьях свято хранится пусть перековерканный, но прусский язык. Они на нём разговаривают или хотя бы вставляют словечко-другое. Так часто бывает: поселившись на костях убитого им народа, народ-завоеватель оказывается одержим духом народа завоёванного. Поляков в Галиции захватил дух галицких русинов, а варваров — дух Рима. Мне же не повезло убить цыганку… и повезло слишком долго оставаться рядом с её телом. Во всяком случае, мне нравится то, что вышло.