Император Крисп

Не в силах говорить, она вновь заплакала, как не плакала с того дня, когда Крисп, пощадив чувства Фостия, сам сообщил ей, как приказал поступить с Ливанием. Фостию подумалось, что это целительные слезы. Он раскрыл ей объятия, надеясь, что она прильнет к нему. Через несколько секунд так и вышло.

Когда слезы кончились, Оливрия вытерла глаза его плащом.

– Полегчало? – спросил Фостий, похлопывая ее по спине, как ребенка.

– Откуда мне знать? Я сделала выбор; придется жить с ним. Я люблю тебя, Фостий, честно, но когда я забралась вместе с тобой в рыбацкую лодку, то не смогла представить все последствия. Мой отец… – Она снова заплакала.

– Думаю, этого было в любом случае не избежать. И ты здесь ничего не смогла бы изменить. Даже когда мы с отцом были в натянутых отношениях – похоже, так было почти всегда, – я знал, что он все делает очень умело. Сомневаюсь, что фанасиоты выиграли бы гражданскую войну даже с нашей помощью, а раз они проиграли ее… Когда-то, в начале своего правления, отец дорого заплатил за то, что проявил к врагам больше милосердия, чем они заслуживали. А он отличается от большинства людей тем, что учится на своих ошибках. И теперь он не предоставляет бунтовщикам второй попытки.

– Но мой отец был не просто бунтовщиком. Он был моим отцом.

На это у Фостия не нашлось удачного ответа. К счастью для него, ему не пришлось подбирать неудачный. Стоящий возле палатки халогай крикнул:

– Эй, величество, тут с тобой хочет человек поговорить.

– Иду, – отозвался Фостий и негромко сказал Оливрии:

– Наверное, посыльный от отца. Кто еще стал бы меня тревожить?

Он встал, и его усталым мускулам кольчуга показалась вдвое тяжелее обычного. Выйдя наружу, он заморгал, ослепленный яркими лучами послеполуденного солнца, и застыл от удивления и ужаса.

– Ты! – ахнул он.

– Ты! – взревел Сиагрий. На нем была туника с длинными рукавами, в одном из которых он спрятал пристегнутый к предплечью нож. Выхватив его, он ударил Фостия в живот быстрее, чем халогай успел прыгнуть между ними.

Фостий вспомнил, что Сиагрий силен, как медведь. Когда его ужалил кончик ножа, он вскрикнул и стиснул двумя руками его правую руку.

– Я убью тебя, – прошипел Сиагрий. – Сперва тебя, а затем твою шлюху. Я…

Фостий так и не узнал, что Сиагрий собирался делать потом. Не успело сердце сделать и пары ударов, как телохранитель стряхнул с себя оцепенение.

Сиагрий хрипло заорал, когда топор халогая рубанул его по спине. Он тут же вырвался из рук Фостия и развернулся, пытаясь сцепиться с северянином. Халогай ударил снова, на этот раз в лицо. Кровь забрызгала Фостия с головы до ног.

Сиагрий мешком рухнул на землю. Халогай методично рубанул его еще, несколько раз, пока тело не перестало дергаться.

Из палатки выскочила Оливрия – с ножом в руке и безумными глазами. Однако помощь телохранителю не потребовалась. Увидев жуткие раны Сиагрия, девушка зажала рот. Хоть она и была дочерью офицера, мрачные последствия боя все же не стали для нее привычным зрелищем.

– Ты цел, величество? – спросил халогай Фостия.

– Не знаю. – Фостий распахнул плащ и рывком задрал кольчугу. В двух дюймах выше пупка он увидел кровоточащую царапину. Успокоившись, он выпустил из рук кольчугу, и она упала на место, зазвенев железными кольцами.

– Ага, здесь. Смотри, величество. – Северянин ткнул в кольчугу пальцем. Тебе повезло. Нож попал в кольцо – видишь надрезы здесь и здесь? Дальше кольца он пройти не смог. А попал бы между кольцами, все кишки бы из тебя и вылезли.

– Да, – отозвался Фостий. Его затрясло. От какой мелочи зависит иногда жизнь. Пройди нож на палец левее или правее, лежал бы он сейчас рядом с мертвым Сиагрием, заталкивая в распоротый живот кишки. Может, целителю и удалось бы его спасти, но он был счастлив, что это не пришлось проверять.

– Спасибо, что убил его, Вигго. Халогай был явно недоволен собой:

– Нельзя мне было его к тебе подпускать. Хвала богам, что ты не получил тяжелой раны. – Он ухватил труп Сиагрия за пятки и поволок его прочь.

Пересохшая земля жадно впитывала темную кровь бандита.

К тому времени Фостия окружили любопытные и обеспокоенные лица; схватка и крики словно по волшебству собрали целую толпу. Фостий помахал рукой, показывая, что он в порядке.

– Я цел, – крикнул он, – а этот сумасшедший получил по заслугам. – Он показал на тянущийся за Сиагрием след, словно тот был улиткой, оставляющей за собой вместо слизи кровь. Солдаты радостно завопили.

Фостий еще раз помахал им и нырнул в палатку. Оливрия вошла следом. Фостий вновь осмотрел свою небольшую рану. Ему не потребовалось богатое воображение, чтобы представить ее большой. Если бы нож прошел между кольцами или если бы Фостий снял кольчугу, чтобы лучше утешить Оливрию… Он содрогнулся. Ему даже думать о таком не хотелось.

– Я дрался с ним во время битвы, – сказал Фостий. – Я думал, что он сбежал, но жажда мести, наверное, свела его с ума.

– – Да, Сиагрию лучше не переходить дорогу, – здраво согласилась Оливрия и, помедлив, добавила:

– Я знаю, что он уже давно хотел меня.

– Вот как… – Фостий нахмурился. Но Оливрия была права: когда тебя бьет по голове девушка, которой ты давно домогаешься, унижение и ярость становятся вдвое сильней. – Тогда неудивительно, что он не сбежал. – Фостий неуверенно рассмеялся. – Жаль, что он этого не делал, потому что едва не выпустил из меня дух.

В палатку просунул голову Катаколон:

– Ага, хорошо, что вы еще одеты. У меня за спиной стоит отец, а тебе, наверное, не хочется, чтобы он застукал вас на горячем, как в свое время меня.

Фостий разинул рот, но не успел он задать хотя бы один из множества вопросов, которые у него внезапно появились, как в палатку вошел Крисп.

– Счастлив, что ты цел, – сказал он, стискивая сына в объятиях. Выпустив затем Фостия, он шагнул назад и вопросительно взглянул на него:

– Кому-то ты здесь встал поперек дороги, сын.

– Верно, – согласился Фостий. – Он помогал меня похитить… – Он наблюдал за Криспом, но глаза Автократора не обратились на Оливрию. – …и был моим… тюремщиком в Эчмиадзине. Так что он не очень-то обрадовался, когда я сбежал.

– Тюремщик? Так это был Сиагрий? – спросил Крисп.

Фостий кивнул, пораженный его памятью на подробности.

– Он был скверным человеком, но не из худших. Он хорошо играл за доской и вынул из моего плеча стрелу, когда меня ранили во время налета.

– Не очень-то впечатляющая эпитафия, но другой ему не получить. Наверняка она лучше, чем он заслуживает. Если ты полагаешь, что я стану сожалеть о его смерти, то подумай еще раз. «Избавились от него, и ладно», – вот что я скажу.

Но я вознесу молитву благому богу за то, что ты не пострадал. – И он снова обнял Фостия.

– Я тоже рад, что в тебе не наделали дырок, – сказал Катаколон. – И вообще здорово, что ты вернулся. – Он выскользнул из палатки, следом вышел и Крисп.

– Что это твой брат говорил про то, как его застукали без одежды? – тихо, чтобы слышал только Фостий, спросила Оливрия, едва сдерживая переполняющий ее смех.

– Не знаю. А если честно, то и знать не хочу. Раз тут оказался замешан Катаколон, то зрелище наверняка было впечатляющим. Иногда мне даже кажется, что он пошел в Анфима, хотя… – Он едва не произнес нечто вроде «хотя Анфим мог быть только моим отцом». А именно это он не желал разболтать Оливрии. – Хотя что? – спросила она.

– Хотя Анфим умер за четыре года до рождения Катаколона, – закончил фразу Фостий, сам поразившись, насколько гладко это у него получилось.

– А-а, – разочарованно протянула Оливрия. Это означало, что ответ ее убедил. Фостий мысленно кивнул – Крисп бы. его одобрил. И еще он уцелел после совершенно неожиданного покушения. За это он поблагодарил сам себя.

Крисп разглядывал угрюмую каменную громаду крепости Эчмиадзина. Ее построили, чтобы сдерживать вражеские армии, но строители имели в виду макуранцев. Однако камни об этом и не подозревали, поэтому с тем же успехом они преградят путь и видессианам.