Кузница Тьмы (ЛП)

Отец принял бы ее - лишь бы выказать презрение к сыну. Были бы осложнения. К тому же он ведь ей рассказывал, верно? О будущем, о служении и ожидающих его жертвах? Она отлично поняла.

- Я не поеду по деревне рядом с вами, - сказала она.

Он кивнул, зная, что она приподнялась на локте и внимательно изучает его лицо.

- Нужно вернуться назад, к ручью.

- Знаю.

- Одной.

- Если ты так считаешь, - ответил он, отыскивая ее руку. Крепко сжал, поднес ладонь к губам. - Я буду помнить этот день, - сказал он. - Когда ускачу в пограничные земли, состарюсь под солнцем и звездами.

Смех ее был тихим и, как не сразу понял он, недоверчивым. Оссерк встретил ее взор. Она улыбалась, и было в улыбке что-то нежное и печальное. - Вряд ли, милорд, хотя спасибо вам за эти слова. Я была... неловкой. Неопытной. Боюсь, вы разочарованы, хотя отлично это скрываете.

Он сел, не отпуская ее руки. - Ренарр, я не лгу, чтобы ты чувствовала себя лучше. Я не стал бы. Говоря, что буду вспоминать этот день, я говорю искренне. Прежде всего буду вспоминать тебя. Здесь, на моем плаще. Не сомневайся, не рань меня.

Она онемела. Она кивнула, и на глазах показались слезы. Внезапно она показалась совсем юной. Он всмотрелся в лицо... - Ренарр, когда была ночь первой крови?

- Два месяца назад, милорд.

"Возьми меня Бездна! Удивляться ли, что нареченный только жаждет?" Он встал, потянувшись за рубахой. - У тебя опухли губы, Ренарр. Успокой их холодной водой потока. Боюсь, борода моя расцарапала тебе шею.

- Я буду собирать ягоды, исцарапавшись еще больше.

- Даже лицо? Надеюсь, не сильно.

- Не сильно. И колени, будто я споткнулась и упала.

Он натянул брюки и начал собирать доспехи. - Ты так умна, Ренарр. Я решил, что ты старше.

- Что есть, то есть, милорд.

- Назови отца и мать.

Она моргнула. - Мама моя умерла. Отца зовут Гуренн.

- Старый кузнец? Но он был женат на капитане... Бездна подлая, она твоя мать? Почему я тебя не знаю?

- Я была не здесь.

- А где?

- В монастыре Ян, милорд. И вряд ли вы часто встречали маму. Она погибла в кампании против Джелеков.

- Это я знаю, - кивнул Оссерк, пристегивая меч. - Ренарр, я думал, ты просто девица... то есть женщина из деревни.

- Именно так.

Он уставился на нее. - Твоя мать спасла жизнь моего отца в день ассасинов. Она и Хунн Раал...

- Знаю, милорд, и благодарна.

- Благодарна? Она умерла...

- Выполняя долг, - ответила Ренарр.

Он отвел взгляд, руками расчесывая волосы. - Мне нужно подумать.

- Не о чем. Я буду вспоминать этот день. Больше ничего нам не нужно, правда?

- А если ты понесла мое семя?

- Я не буду предъявлять претензий, милорд. - Она чуть помедлила. - Почти все, что я слышала о вас, милорд, рассказывал отец...

- Который нас ненавидит. И мы на него за это не гневаемся, Ренарр - пусть знает. Он потерял любимую. Отец мой до сих пор плачет, вспоминая тот день.

- Все хорошо, милорд. Именно безрассудные высказывания отца родили во мне любопытство, желание увидеть самой. И, подозреваю я, он насчет вас ошибался.

Оссерк хотел сказать что-то еще, но мысли не появлялись. Она подошла ближе и поцеловала его, а потом отвернулась. - Подожду здесь, пока вы не отъедете подальше, милорд.

Ощущая себя беспомощным, Оссерк покинул разрушенный дом. Взял обеих лошадей и вывел на тракт.

Заметил в траве блеск - полированный камешек - помедлил, но двинулся дальше.

Еще через три шага обернулся и пошел назад. Подобрал камешек и положил в кошелек на поясе.

На дороге сел на боевого коня и, ведя Нез за узду, галопом поскакал на холм.

Впереди, сразу за селением, поднимали флаг над Тифийскими воротами у подножия холма, возвещая возвращение Оссерка. Вид устремленного в небо и плещущего под ветром знамени радовал Оссерка, пока он миновал телеги купцов и прижавшихся к обочине, склонивших головы путников. Поле флага было чисто-голубым с россыпью золотых звезд, подобающей носителю крови Вета. Второй шест рядом с семейным флагом оставался пустым, как заведено было со времени роспуска Легиона Урусандера.

Домовые клинки - все как один опытные ветераны Легиона - отгоняли народ от проезда. Он проскакал в ворота, не замедляясь, отвечая на приветствия старых солдат. Дорога дальше шла в гору, Кирил запыхался, когда они достигли Верхних ворот.

Он въехал во двор, ожидая увидеть отца на ступенях - ведь его должны были известить о возвращении сына. Однако там стояли лишь лакеи. На миг, у Тифийских ворот, на него накатило искушение осадить коня и потребовать поднятия флага Легиона, но он побоялся отказа дом-клинков. Вообразил суровые, поднятые к нему лица... сержант говорит, что лишь командир Легиона смеет отдать такой приказ... Авторитет Оссерка был весьма хрупким - тонкая шелуха, и то оставшаяся лишь от уважения к Урусандеру. Так что он отбросил такую идею, о чем сейчас пожалел: второй флаг наверняка заставил бы отца выйти навстречу.

Похоже, он вечно выбирает неверные ходы, но подводит храбрость, так что последствий удается избежать; он проскакал мимо ветеранов с уверенным взором и улыбкой мрачной решимости на губах - но это уже казалось ему неубедительным и даже жалким. Самообладание, которое не более чем поза. Едва ли оно сохранит от множества неудач, при которых уверенность теряется вмиг. Он держится так, словно все взгляды устремлены на него одного; да, и его оценивают критически, едва сдерживаясь от насмешек. Оссерк воображал, какие слова говорят за спиной, в каких ухмылках кривятся отвернутые лица. Ничего иного он не заслужил в столь юные годы, но отчаянно держится за образ героя.

Осадив коня у лестницы, поморщившись на подбежавших конюших, он спешился. Увидел кастеляна Харадегара - мужчину на один-два года старше себя. Торопливо взбегая по ступеням, Оссерк встретил его взгляд. - Где отец?

- В студии, милорд.

Оссерк не ел с утра, но еще он знал, что отец запрещает подносить любую пищу и воду близко к своим драгоценным свиткам. Он заколебался. Если сразу же наброситься на еду, последующие речи лишатся всякой величавости - но у него уже в глазах темнеет, он всегда плохо справлялся с голодом. Возможно, быстрый перекус и...

- Он ожидает вас, милорд, - сказал Харадегар.

- Да. Передайте кухарям: я пообедаю сразу после встречи с отцом.

- Разумеется, милорд.

Оссерк вошел. Нижний этаж кишел рабочими - плотники, каменщики, их шныряющие глазенками ученики; в воздухе висела пыль, каменные плиты пола покрылись опилками и крошками штукатурки - остатками фризов, прежде украшавших все стены. Ему пришлось обходить мужчин и женщин, инструменты и блоки мрамора и балки редких пород дерева; все эти препятствия лишь усугубили дурное настроение. Дойдя до студии, он грубо постучал и вошел, не спрашивая позволения.

Отец стоял, склонившись над любимым мраморным столом, но эта сцена вовсе не напоминала о сражениях - он горбился над россыпью глиняных табличек, одежду покрывали кляксы и следы янтарного лака. Урусандер был не выбрит, длинные, пронизанные сединой волосы повисли сальными космами.

Оссерк подошел и встал напротив. Отца и сына разделял широкий стол.

- Тебе нужно помыться, - сказал Урусандер, не поднимая взора.

- Я принес вести от Хунна Раала и командора Калата Хастейна.

Урусандер поднял голову. - Калата Хастейна? Ты был во Внешних Пределах? Зачем Хунн Раал увез тебя туда?

- Мы нанесли визит, отец. В компании Кагемендры Туласа, Илгаста Ренда и Шаренас Анкаду.

Урусандер словно изучал его. - Тогда где Раал? Думаю, нам нужно поговорить.

- Он спешно скачет в Харкенас, отец. Ужасные новости послали его в Цитадель, на встречу с Матерью Тьмой, и они же послали меня к тебе.

Лицо Урусандера посуровело, сразу став старше. - Выкладывай.

- Новая угроза, отец. Вторжение из моря Витр.

- Ничто не выходит из Витра.

- До сих пор не выходило, - возразил Оссерк. - Отец, это столь важно, что Шаренас и Кагемендра поскакали через Манящую Судьбу к самому берегу Витра, чтобы увидеть самолично. Хунн Раал несет весть в Цитадель. Куральд Галайн под угрозой. Снова.