Троя. Грозовой щит

Его охватил гнев.

– Уходи! – сказал он. – Когда мне понадобится совет толстой шлюхи, я пошлю за тобой.

– О! – воскликнула она без всякой злости. – Теперь я вижу, что глубоко внутри ты тоже знаешь. Ты просто боишься услышать это.

Ему захотелось ударить ее, стереть это самодовольное выражение с ее лица. Вместо этого Каллиадес отошел от нее, чувствуя себя в ловушке в собственном доме.

– Тогда расскажи мне, – потребовал он, – скажи эту ужасную правду. Я не боюсь ее.

– Ужасная правда заключается в том, что глубоко внутри тебя живет страх. Ты боишься жизни.

– Что за чепуха? Ты жевала корни меаса?

– Ты спас женщину, которая ничего для тебя не значила, и пошел навстречу почти верной смерти.

– Она была достойна того, чтобы ее спасли.

– Я не буду возражать. Это прекрасный поступок. Героический. Прямо для легенды. Когда Одиссей пошел встретиться с пиратами, ты отправился с ним. Ты сказал Баноклу, что хочешь посмотреть, что произойдет дальше. Ты умный человек. Ты знаешь, что должно было случиться. Они должны были порезать тебя на кусочки. Банокл думает, что ты очень храбрый человек. Но я не Банокл. Часть тебя, Каллиадес, ищет смерти. Пустая часть, которую нечем заполнить. Ни любовью, ни близостью, ни мечтами, ни стремлениями. Вот почему у тебя нет друзей. Тебе нечего им дать, и ты боишься того, что они могут дать тебе.

Ее слова разрезали его защиту, словно холодное лезвие.

– Я знал любовь, – возразил он. – Я любил Пирию. Это не ложь.

– Я верю тебе. Как видишь, я права. Тебе почти тридцать лет, и у тебя была только одна великая любовь. Как любопытно, что это была женщина, которая никогда не смогла бы ответить тебе взаимностью. Сказать тебе, что ты увидел в этой испуганной, оскорбленной и обреченной девушке? Свое собственное отражение. Потерянное и одинокое, без друзей.

Она встала и расправила складки на хитоне.

– Банокл – мой друг, – сказал он, понимая, что пытается защититься этими словами.

Она покачала головой, лишая его даже малейшей возможности обмануть себя.

– Мой Банокл не мыслитель и не смог бы понять тебя. Он тебе друг, да, но ты считаешь его – знаешь ты это или нет – большой собакой, чье обожание позволяет тебе обманывать себя, позволять тебе верить, что ты похож на других людей. Он спас тебе жизнь, Каллиадес, и ты втянул его в очень опасную затею. Друзья не поступают так. В день, когда ты, наконец, решишь умереть, не позволяй Баноклу оставаться рядом с собой. Затем она пошла, но он окликнул ее.

– Жаль, что презираешь меня, Рыжая.

– Если я презираю тебя, – сказала она ему с печалью в голосе, – это только потому, что я презираю себя. Мы так похожи, Каллиадес. Закрытые для жизни, без друзей и любимых. Вот почему нам нужен Банокл. Он – жизнь, насыщенная и настоящая. Без всякой хитрости, обмана. Он – огонь, вокруг которого мы собираемся, и его пламя отгоняет тень, которой мы боимся.

Толстушка замолчала на минуту, потом посмотрела на него.

– Подумай о своих детских воспоминаниях, – сказала она. Перед глазами Каллиадеса возникла картина.

– Что это было? – спросила она его.

– Я был ребенком и прятался от захватчиков на льняном поле.

– В тот день умерла твоя сестра?

– Да.

Она вздохнула.

– И это твоя трагедия, Каллиадес. Ты так и не выбрался с этого поля. Ты все еще там, маленький и испуганный мальчик, который прячется от всего мира.

Высоко в горах Каллиадес прогнал от себя мысли о Рыжей. Люди разжигали костры, и он собирался спуститься вниз и поесть, когда увидел всадников в отдалении.

Сначала они казались небольшими пятнышками, но, когда подошли ближе, он узнал блеск троянских доспехов.

Его лучники в дальней части перевала тоже заметили отряд и вложили стрелы в луки. Приказав им не стрелять, он спустился и пошел навстречу маленькому отряду.

Банокл подскакал к нему и спрыгнул с уставшей серой лошади.

– Рад видеть тебя, – сказал он. – Мы спасли сыновей Реса, и теперь ты можешь принять отряд. Мне надоело командовать. – Он осмотрелся. – Где армия?

– Направляется в Карпею. Я возглавляю арьергард.

– У тебя недостаточно людей. Мы заметили орду идоноев. Они близко. Тысячи ублюдков.

– Нам нужно продержаться только два дня.

– О, хорошо, я думаю, мы сможем это сделать.

– Не мы, Банокл. Это мой долг. Ты должен отвезти сыновей Реса в Карпею. Гектор будет рад увидеть их.

Банокл снял шлем и почесал голову.

– Ты рассуждаешь не очень разумно, Каллиадес. Я с ребятами нужен тебе здесь. Эти фракийские ублюдки, наверное, побегут, увидев раскрашенные лица идоноев.

– Нет, они не побегут, – Каллиадес вздохнул и мысленно вернулся к разговору с Рыжей. – Послушай меня, – сказал он. – Это твой отряд. Урсос сообщил Гектору, что оставил тебя главным. Поэтому я приказываю тебе продолжить путь вместе с ними. Я увижу тебя в Карпее или в Дардании, если ты уже пересечешь Геллеспонт.

– Ты забыл, что мы братья по оружию? Каллиадес не ответил.

– Будь осторожен по дороге на восток. Там есть другие, незаметные тропы в горах. На них могут прятаться вражеские всадники.

– Я думаю, ты не будешь возражать, если мы позволим лошадям немного отдохнуть, – холодно сказал Банокл. – Восхождение выбило их из сил.

– Конечно. Возьмите себе еды.

Молча Банокл повел свою лошадь вверх по тропе. Каллиадес наблюдал за тем, как всадники последовали за ним.

Было около полудня, когда они уехали. Банокл не попрощался и даже не оглянулся. Каллиадес видел, как они преодолели перевал.

– Прощай, Банокл, друг мой, – прошептал он.

– Я вижу их! – закричал лучник, показывая вниз на тропу. Каллиадес вытащил меч и подозвал пехотинцев. Далеко внизу он увидел, как солнце отражается от многих тысяч копий и шлемов.

Глава 31 Стратег поневоле

Банокл был все еще зол, когда вел свой маленький отряд через перевал и по широким равнинам. После всего, через что они прошли вместе, почему Каллиадес обращался с ним так грубо? Это было неприятно и смущало его.

Старая няня, Мирина, пришпорила лошадь и поравнялась с ним. Не будучи опытным всадником, она выглядела неловко на гнедой кобыле Энниона, цепляясь одной рукой за поводья, а другой – за гриву лошади. Ее лицо раскраснелось от попыток сохранить равновесие.

– Далеко до Карпеи? – спросила она.

– Да, – ответил ей Банокл.

– Я не знаю, смогу ли просидеть на этой лошади так долго. У меня больные колени.

Банокл не знал, что ей ответить. Она была слишком стара для дороги в Карпею.

– Станет легче, – пообещал он ей, не зная, правда ли это. Развернув лошадь, великан поскакал туда, где Джустинос и Скорпиос замыкали их отряд.

– Ты знаешь, как далеко до Карпеи? – спросил он Джустиноса. Воин пожал плечами.

– Несколько дней пути, я полагаю. Наверное, четыре. Я не считал дни, когда мы ехали сюда.

– Я тоже.

– Олганос говорит, примерно три дня, – вмешался Скорпиос.

– Я голосую за то, чтобы мы выбрали главным Олганоса, – предложил Банокл. – Кажется, он знает, что делает.

Джустинос покачал головой.

– Слишком молод. Мы будем держаться тебя. Похоже, старая женщина чуть не падает с лошади.

– Больные колени, – сказал великан.

Скорпиос пришпорил коня и поскакал к ней. Банокл и Джустинос последовали за ним. Юноша спешился и придержал поводья, пока Мирина перекинула правую ногу через спину кобылы.

– Лошадь Энниона – доброе животное, – сказал ей Скорпиос. – Она не испугается и не сбросит тебя. Так коленям легче?

– Да, – кивнула ему старая няня, устроив Обаса поудобней. – Спасибо. Ты милый мальчик.

Полуденное солнце ярко светило, но в горах дул холодный ветер. Равнины были широкими и открытыми, мягко поднимались и опускались лесистые холмы и овраги. Высоко вверху Банокл увидел стаю гусей, которая направлялась на север, к далекому озеру. Ему всегда нравились гуси – особенно зажаренные в собственном жире. У него свело желудок от голода.