Вино Асканты

слились солнце, Ночная Сестра и бессчетные звезды, переполнив весь мир нестерпимым беспредельным сиянием.

В этой вспышке молнии, в этом беспредельном сиянии всплыла одна отчетливая и пронзительная, как полет стрелы, мысль: сейчас он откроет сосуд и выпьет вино. Нет-нет, конечно не до дна. Он сделает всего один глоток. И если напиток окажется ядом – что же, он, Гронгард, сын Гронгарда Странника, не боится смерти и готов умереть. Но если голубая жидкость в сосуде действительно может принести счастье – тогда есть надежда на то, что ушедшие вернутся. «Только Смерть может закрыть глаза Надежде…» Ты прав, мудрец!

Грон сел под деревом, отмеченным стрелой, вынул сосуд – тот оставался таким же прохладным, как и был, словно не принадлежал этому миру, пронизанному жарким солнцем, словно был частицей далеких и холодных небесных глубин… Он и был частицей небесных глубин. Решительно сняв крышку, закрыв глаза и не думая больше ни о чем, Грон сделал глоток, вдохнув еле уловимый незнакомый приятный запах. Не имеющая вкуса жидкость холодом обдала горло, ледяными ручейками растеклась по телу. Немеющими пальцами он закрыл крышку и застыл, прислонившись спиной и затылком к дереву, чувствуя, как странное оцепенение сковывает мышцы и жаркий воздух превращается в стужу горного перевала…

…Он летел, летел, летел в беспредельном пространстве, поглотившем города и горы, леса, реки и острова, летел, подхваченный теплым ветром, не в силах вымолвить ни слова, шевельнуть рукой, повернуть голову. Он был камнем, ледяной глыбой, брошенной кем-то в беззвучную бесконечность, и, будучи камнем, не мог прервать, изменить, замедлить или ускорить свой нескончаемый полет…

Пространство впереди вытягивалось золотистыми ослепительными полосами, скручивалось в быстро увеличивающиеся клубки, подобные моткам пряжи; клубки, подскакивая, катились друг за другом, сливались в раздувающиеся огромные шары и внезапно разлетались мелкими огненными брызгами. Под ногами сотворилась из пустоты черная волнистая поверхность, распахнулась необъятным плащом, вспыхивая перебегающими с места на место сиреневыми огоньками. Черный плащ уносился назад в полном безмолвии – и вдруг опрокинулся клубящимся радужным водопадом, мгновенно поглотившим окаменевшее тело. В суматошном мерцании красок возникали неясные звуки-шорохи, порхали падающей листвой, порождая далекую нежную музыке, струящуюся как ручей из-под талого снега. Музыка убаюкивала, музыка звала, музыка обволакивала сладкую беспредельность – и можно было вздохнуть, потянуться всем телом, переставшим быть летящим камнем, и можно было открыть глаза и соединиться с радостной голубизной, пронизанной звонкими ласковыми лучами. Чистым и безмятежным был мир, погруженный в покой счастливого забытья..

Кожей лица, закрытыми веками он чувствовал прикосновение солнца, дуновение слабого ветерка. Тело отдыхало, тело было переполнено силой, и легко и спокойно было на душе.

Тихое пофыркивание… Знакомое тихое пофыркивание…

Вольный боец открыл глаза, вскочил