Тёмное солнце (СИ)

Голос Посмертника пропал так же быстро, как и появился. Лаитан даже не шелохнулась. По коже пробежался ветерок от дыхания Пеленгаса, но Медноликая смотрела вперёд пустыми глазами. Сейчас ее не испугал бы и Посмертник лично. Ее теперь вряд ли могло испугать хоть что-то — самое страшное случилось.

И глупо было бы думать, что это невозможно.

Не сам ли Морстен подтвердил ее догадки о том, что он вполне себе жив и здоров? Не он ли сказал ей, что ему не чужды радости и развлечения? Так чего она ждала, что он не отыщет себе на севере способную, умную и уж точно не такую трусливую и неумелую, как царица Империи, жену?

Лаитан молча отвернулась и зашагала прочь, не разбирая дороги. К ней подбежала Тайрат и Надира, всплеснувшая руками и едва не уронившая свою похудевшую за время похода сумку с травами.

— Я рад, что ты жива, — запоздало сказал Гравейн в спину удалявшейся Медноликой. Он принюхивался, стараясь понять, почудилось ли ему присутствие Посмертника, или он действительно дотянулся до них снова. Опять.

Лаитан не ответила, но Морстен и не ждал ответа. Он понимал, хотя и очень примерно, что творится внутри нее. Это было странно, словно вскрылась новая, неожиданная сторона личности Матери Матерей. Такая, о которой она сама не слышала ранее.

Северянин прошёлся между импровизированными постелями. Все, кто мог умереть, уже умерли, остальные шли на поправку. Свита Киоми поредела, из жриц Лаитан на ногах остались только Надира, Тайрат и Галан. Последняя щеголяла плотной повязкой на голове, сползавшей на глаза, и выглядела немного зеленоватой. Варвары-Безымянные, потеряв троих в ночном сражении, выглядели подавленными, но их раны затянулись полностью. Тхади, обильно смазавшись вонючими мазями и приняв внутрь грибные настойки, лучились здоровьем и энергией. Наименее пострадали горцы, занявшие во вчерашней стычке позицию невмешательства, и отделавшись только двумя ездовыми козлами, погибшими от случайных стрел.

Предводитель их отряда, которого звали Семь Стрел, сейчас как раз мялся у входа, удерживаемый одним из тхади. Заметив взгляд Морстена, горец вскинул подбородок и махнул рукой. Тхади заворчал, обнажая острые зубы, но услышал беззвучный приказ своего господина, и отступил в сторону.

— Твои слуги очень преданны тебе, владыка Севера, — проговорил Семь Стрел, разминая плечо, за которое его легонько держал тхади. Всего минуту, а левая рука горца до сих пор подергивалась от памяти прикосновения рослого охранника.

— Они не слуги мне, — пожал плечами Гравейн, изучая бледного и осунувшегося звездочета, проведшего бессонную ночь, и наверняка испытавшего немалый страх за провал своей миссии. — Они мои братья, пусть и не по крови. А братья всегда помогают друг другу, пусть со стороны это выглядит, как преданность и услужливость. У каждого — своя роль и свой путь. Скажи, у тебя есть братья?

— Нет, — слабо улыбнулся горец, непонимающе взглянув на властелина Тьмы, походившего сейчас на поседевшего, но еще крепкого и сильного солдата или наемника. — В горах сложно выкормить много детей, и не всем разрешается увеличить семью. Только лучшим. Но я пришел говорить не о семье.

— Дай угадаю, — неприятно дернул губами Морстен, настроение которого, немного улучшившееся к утру, сейчас стремительно приближалось к отметке «отвратительное», когда он представил себе сложности транспортировки раненых сестер и Киоми с Ветрисом. — Ты пришел ко мне с предложением о дальнейшем пути и способах организации перевозки людей.

— Не совсем, — блеснул взглядом Семь Стрел, и убрал прядь волос, упавшую на лоб. — Я предлагаю отправить наиболее тяжелораненых обратно в пещеры моего народа, выделив провожатых и уккунов. Дорога пряма и ровна, и за пару дней они доберутся обратно.

— И не будут задерживать нас на пути к Океану, — кивнул Морстен. — Твои слова звучат здраво. Возиться с ними в дороге некому, у меня осталось всего пять тхади. Шаман истратил почти все лекарства, но клянется, что выжившие к утру — выживут и дальше. Хотя, разве это жизнь…

На самом деле, Гравейн предполагал, что горец хочет избавиться от большей части имперцев, чтобы уменьшить вероятность повторения ночного боя. Лишившись поддержки жриц, сестры-охотницы вряд ли осмелятся на нападение, а варвары-долинцы, зерна сомнения в душах которых, заронённые Морстеном, успешно прорастали и колосились, опасности почти не представляли. «С какой бы радостью я отправил назад Киоми и Ветриса, перевязав их ленточкой, — мрачно подумал северянин. — Но нельзя. Без Ветриса ничего не получится. Он должен выполнить свое предназначение, как и Лаитан».

Мысль о Медноликой и произошедшем утром заставили его снова пережить легкий укус стыда и услышать шепоток совести, но что он мог поделать? Завязать себе корень темным узлом, и заняться духовными практиками монахов Цынь? «В вулкан всех, в лаву и на хрен, — решил для себя Гравейн. — Хотя бы избавлюсь от угрозы бунта. Даже ослабив защиту и силу отряда. Мне кажется, что сражаться уже не с кем, большую часть противников мы банально перебили».

— Хорошо, Семь Стрел, — кивнул он. — Я со своей стороны не против твоей идеи, но было бы неплохо узнать мнение Лаитан. В конце концов, она — владетельница Империи, трона ее никто не лишал. А это ее люди, пусть и неверные.

Лаитан стояла и смотрела вдаль, на предстоящий путь, который, скрываясь за последними камнями, должен был развернуться полотном широкого спуска к океану. Где-то там лежал мост, или своеобразный переход, о наличие которого говорил властелин в начале пути.

Медноликая вспомнила другой мост, другие события и взгляд северянина, которому она протянула руку тогда. Его удивление, замешательство и недоверие во взгляде, которое смешивалось с чувством и желанием поверить хотя бы раз. Один раз и без обмана.

Лаитан невесело улыбнулась своим мыслям.

Останься она тогда с Ветрисом, поверни назад, откажись она тогда от безумной идеи спасать Морстена из лавы, что было бы сейчас? И было бы это сейчас, или та же Киоми зарезала бы ее еще раньше? Возможно, да. А возможно, что не будь Морстена, это не вызывало бы такой реакции у царя Долины, и конфликта не произошло бы вовсе. Ни тогда, ни сейчас. Лаитан дошла бы до Отца, выполнила свой долг и умерла.

Последнего ей, как ни странно, хотелось не сильно. Медноликая сдвинула брови, размышляя над новой мыслью, пробившейся сквозь туман безразличия к себе. Северянин сделал своей новой целью месть. А что может сделать она, рождённая для смерти?

Пожалуй, только оставить в покое сложившийся уклад севера. Оставить в покое их представителей и прекратить думать о том, чего она, по сути, даже не представляла себе чётко.

— Змея, твоя рана сложна и серьёзна. Не следует стоять тут на ветру, — послышался ворчливый голос шамана тхади. Лаитан против воли улыбнулась. Тхади стоял позади неё, сдвинув брови и неодобрительно поглядывая на Медноликую. По всему выходило, что он не для того полночи сшивал ее тело, чтобы его работа сейчас получила простуду и умерла от такой мелочи.

— Тебя хочет видеть господин, — продолжил шаман. Лаитан напряглась. Ей уж точно не хотелось встречаться с Морстеном еще раз за этот день. — Но я бы на твоём месте не пошёл, — хрюкнул шаман, сложив на груди татуированные руки. Лаитан присмотрелась и с удивлением заметила, что оскаленные клыки тхади — это улыбка, а не угроза.

— Почему? — спросила она.

— Обойдётся, — проворчал шаман. После этого он развернулся и пошёл прочь. Лаитан какое-то время еще постояла на том месте, а затем отправилась в свой лагерь.

— Тайрат! — позвала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Собирай раненых и готовь долговременную стоянку, — приказала Лаитан. Подоспевшая жрица посмотрела на свою госпожу.

— Мы оставляем их? — недоверчиво спросила она. Лаитан кивнула.

— Семь Стрел предложил сопроводить раненых обратно, — косясь на подходящего к ним злого и плюющегося ядовитой слюной властелина, тихо сказала Тайрат.