Лиловый (I) (СИ)

-- Улла поскользнулся и упал в воду. Он не умеет плавать.

-- А ты что, умеешь? -- удивилась Лейла.

-- Ну, пришлось научиться.

Она рассмеялась. Острон снова глянул под ее ноги. Пыль все сыпалась вниз серебристым ручейком. Девушка замолчала, глядя куда-то вперед; в этот момент из-под ее сапога с негромким треском вывалился камушек.

От неожиданности Лейла не удержала равновесие, и одна ее нога соскользнула в пропасть. Она громко взвизгнула; Острон, подспудно ожидавший этого момента, резко схватил ее за руку и дернул на себя.

От его рывка Лейла едва не полетела вперед, прочь от обрыва, Острон ее не отпустил, и в итоге они нелепо пропрыгали сколько-то, пока ему не удалось затормозить. Лейла тяжело дышала, распахнув глаза, оглянулась назад; свободной рукой она ухватилась за бурнус Острона и так и не выпустила. Он сердито выдохнул:

-- Дура! Я же тебе говорил!

Она перевела взгляд на него, а потом лучезарно улыбнулась.

-- А я знала, что ты меня вытащишь.

Острон наконец отпустил ее руку. Ладонь Лейлы тоже убралась, но совсем не так быстро; он отвернулся, вдруг обнаружив, что они стоят слишком близко друг к другу.

-- В следующий раз специально даже не подойду к тебе, -- пригрозил он, -- чтоб ты головой думала.

Рассвет понемногу окрашивал серое небо в персиковый. Острон, сердито хмыкнув, направился к зданию храма; в первых лучах солнца оно выглядело особенно величественно. Высокие стены песочного цвета были увенчаны куполами, и те блестели: все тот же металл, хоть и местами изъязвленный ржавчиной, но в целом прилично сохранившийся. Он знал уже, что в некоторых комнатах крыша обвалилась, впрочем. Храм Шарры очень неохотно поддавался влиянию Хубала, и время, казалось, замедлило здесь свой ход, но неумолимое время все-таки шло вперед, разрушая древнюю постройку. Время, подумалось Острону: хотя всем известно, что Мубаррад, бог огня -- главный из шести, Хубал тоже очень силен. Огонь может моментально разрушить творение человеческих рук, оставить лишь пепел и дым. Время разрушает исподтишка.

Мысли о времени и его боге вызвали воспоминание о Даре. Одаренный ли Анвар? Острону казалось, тому нет нужды скрывать свой Дар. Возможно, если прямо спросить его, он скажет.

Утро спокойно вступало в свои права. Понемногу просыпались люди; солнце едва взошло, как тучи, двигавшиеся с запада, затянули небо. Вновь начался ливень. Дождь был недолгим, но бурным; небо от грома раскалывалось, тут и там плескали яростным светом молнии. Внутри здания, впрочем, шум был приглушен стенами, а когда Острон спустился по лестнице в подземную его часть, грохот воды оказался почти неслышен.

Анвара в его комнатушке с письменным столом не было; Острон огляделся, зажег небольшое пламя в ладони. Ученый китаб весь прошедший вечер казался весьма занятым, когда все уже спали, он ходил по старым коридорам и делал какие-то записи, бормоча себе под нос: должно быть, не хотел терять и минуты своего пребывания в храме Шарры, который он скоро должен будет покинуть навсегда. И теперь Острон, прошедшись по темным холлам, обнаружил в одном из них яркий, неземной свет, а посреди него -- фигуру толстяка. Он погасил собственный огонек и вошел в холл. Анвар что-то записывал, держа лист бумаги на весу, и не заметил нари. Со всех сторон на них смотрели величественные лица богов.

Острон еще раз оглянулся. Да уж, это было настоящее чудо: он и раньше видел настенные росписи, как простейшие, -- многие стены домов в Ангуре были украшены их хозяевами, -- так и бесценные произведения искусства, хранившиеся внутри Эль Кафа. Но это было что-то совсем... иное.

Начать хотя бы с того, что эти фрески были здесь с незапамятных времен. Что там говорил китаб?.. Не менее тысячи лет стоял храм Шарры, оберегая свои секреты. Но фрески выглядели так, будто их создали вчера... ну ладно, год назад. И эти лица на них. Они были словно живые, отчего Острон еще сильнее убедился в том, что перед ним древние изображения настоящих богов.

Племена, конечно, тоже рисовали богов, такие рисунки можно было найти где угодно; Острон припомнил, что когда он был совсем маленький, у них было большое керамическое блюдо, расписанное стилизованными языками пламени, в которых угадывалось лицо Мубаррада. Но все эти изображения...

На фресках боги были слишком очеловеченными.

Он посмотрел на бога огня, грозно хмурившего брови со стены. Смуглый, -- чуть смуглее самого Острона, -- он был больше всего похож на юношу нари, только в его черных длинных волосах сверкал огонь, и глаза сияли пламенем тоже. Острон украдкой улыбнулся: должно быть, бог тоже любил ходить, закутавшись в свое пламя, особенно по ночам, когда в пустыне ужасно холодно.

Слева от бога огня был изображен Хубал. Крупный, светловолосый, как и многие китабы: в Саиде встречаются люди с русыми волосами, иногда и с рыжими, но среди китабов их больше всего. Вот Анвар, который стоит рядом, так и не заметив пришедшего парня: шахр он где-то позабыл, и его макушка поблескивала золотым в свете, падавшем откуда-то сверху. Анвар в целом был похож на Хубала... ну разве что по лицу ученого можно было предположить, что ему лет сорок, а вот лицо бога было вне времени.

-- Господин Анвар, -- окликнул Острон. Тот от неожиданности едва не выронил свой листок. Обернулся.

-- А! Я тебя и не заметил. Что, разве уже пора идти?

-- Нет-нет, что ты, еще только утро, -- он немного растерянно улыбнулся. -- Снова идет дождь. Сунгай считает, впрочем, что к вечеру можно будет выступать.

-- Разве долина успеет пересохнуть? -- хмыкнул Анвар. Острон пожал плечами.

-- Нет, но если воды будет по колено, то так даже лучше: одержимые не погонятся за нами, пока не станет сухо.

Китаб рассеянно кивнул и вернулся к своему листку. У него было круглое лицо, обрамленное густой длинной бородой. Шестеро Одаренных будут сражаться... Острон попытался представить себе Анвара в качестве одного из них, в кольчуге и с каким-нибудь оружием, но воображение его подвело: вместо оружия в руке у толстяка неизменно оказывалось перо.

-- Я... хотел спросить тебя, господин Анвар, -- тем не менее сказал он.

-- Да?

-- Так, на всякий случай... ты ведь не Одаренный?

-- Одаренный? Я? -- китаб снова поднял на него светлые глаза, и на его лице было что-то, близкое к удивлению. -- ...Нет. Разумеется, нет. Конечно, я до какой-то степени могу предсказывать события, -- он коротко улыбнулся, -- но боюсь, с Даром это имеет мало общего.

-- Но ты знал, что стена Эль Хайрана падет.

-- И не я один, уверяю тебя, не я один. В конце концов, всем, мало-мальски знакомым с историей Руоса и пророчествами, оставленными нашими мудрыми предками, должно быть ясно...

-- Руоса? -- переспросил Острон.

-- ...А, прости, Саида. Это... древнее название, -- пояснил китаб. -- Я что хочу сказать, юноша. Мое... умение предсказывать отличается от настоящего Дара тем, что все, что предвидит Одаренный Хубала, -- истинно. Это всегда сбывается, если только Одаренный не перешагнет черту, за которой его ждет безумие. Мои предсказания не столь точны, -- он снова улыбнулся.

Острон вздохнул и опустил голову.

-- Ясно, -- сказал он. -- Как мы и думали. Просто нас с Сунгаем немного озадачили твои слова, господин Анвар. Мы не ожидали, что человек, проведший в отшельничестве десять лет, может знать...

-- Я не знал, -- возразил Анвар. -- Но я предполагал, что рано или поздно это произойдет. И к тому же, я ведь не совсем отшельник, мне постоянно приходилось спускаться в долину Шараф и путешествовать по окрестным оазисам.

-- Хорошо, -- отозвался Острон. -- Тогда не буду тебя отвлекать, господин Анвар.

Он в последний раз посмотрел на бородатое лицо бога времени, изображенного на стене, обернулся и пошел прочь. Светлые глаза смотрели ему вслед.

***

День выдался на редкость спокойный. Впервые за долгое время они не были вынуждены ехать вперед, постоянно оглядываясь с опаской; впервые за долгое время спокойно обедали, а в запасе у ученого нашлась мука для лепешек. Некоторую проблему вызвали только животные: на скале, на которой стоял храм, не то чтобы росло много колючек, которые лошади могли бы пожевать. У Анвара нашлись запасы овса, чуть подгнившего, правда, но этих запасов оказалось маловато.