Коромысло Дьявола (СИ)

В отличие от друзей, родственников, однокашников, собственно музыкальных вкусов и пристрастий Фил Ирнеев практически не имел.

Он даже мог кротко и покорно сидеть рядом с Настей и тетей Агнессой на спектакле в театре музкомедии. Не очень выводила его из себя и безголосая эстрадная попса, судорожно всхлипывающая при вдохе в микрофон на халтурных концертных фонограммах и в записях, какие вряд ли стоит называть профессиональными, студийными или компьютерными.

Когда друзья-компьютерщики Матвей и Андрей с полным знанием дела гневно-пристрастно осуждали эсэнговскую попсу за непрофессионализм, Филипп, огульно пренебрегавший радио- и телевещанием, снисходительно судил о современной или старинной музыке со слов друзей и знакомых.

В то время как ему тоже было знакомо, каким образом на хорошем компьютере в приличном музыкальном редакторе не составляет неимоверных трудов оцифровать чей-нибудь эстрадный козлетон до уровня Энрико Карузо или Федора Шаляпина. Ни того, ни другого певца Фил Ирнеев не слыхал, не видал, но друзьям и подругам охотно верил.

— Фил! Послушай, какая мелодия! — восторгались вокруг.

Филипп с кротким видом кивал, деликатно улыбался и тактично соглашался с народной банальностью: охота пуще неволи. Музыка его не увлекала, будь то до самозабвения или до фанатизма.

"Вольно и бесперечь фанатам поминутно в экстаз впадать. Какой-никакой, а катарсис. С давних пор древним грекам оно было ведомо."

За время знакомства Настя его уже трижды вытаскивала на концерты российских гастролеров. И каждый раз восхищалась тем, как же легко он одобряет тяжелый металл или же монстров русского рока из прошлого века со стихотворным смыслом.

С милостивого соизволения Филиппа, в силу эстетической его терпимости она и в салоне "лендровера" музыкальное оформление устраивала.

"Отныне исполать нашей рок-девице со своими антикварными альбомами ко мне в гости домой ходить… Надобно ей красивый флэш-брелок на дюжину гигабайт подарить."

Эксцентричные, не от века сего музыкальные вкусы восемнадцатилетней Насти отчасти его удивляли.

"Откуда что берется?"

Этого он никак не мог сказать о Нике.

"Как ни возьми, девушка она то ли из серебряного, то ли из железного века. Чтоб тебе электрогитары с грохотом и бустером обе любят…"

На прошлой неделе выпал случай, и он даже хотел было их познакомить на концерте заезжего имярек рок-героя минувших дней, однако же передумал.

"Пускай о нашем, из рака ноги, любовном треугольнике Насте расскажет подруга Софочка в порядке журналистской гласности и гнусности."

На том концерте Филипп приметил злоречивую Софочку, как и достойный его удивления факт, что множество фанатов неугасимой рок-звезды вряд ли достигло совершеннолетия.

"Ему все возрасты покорны, но только не его собственный", — сочувственно подумал Филипп, морально изготовившись смиренно высидеть до конца шоу.

Вернувшись с утра из Алма-Аты в Дожинск, уже вечером он в очередной раз угодил в концертный зал по Настиному приглашению, хотя нынче устроенному сюрпризом. Она думала, будто серьезный и погруженный в себя Филипп получит неизъяснимое блаженство от прослушивания старинных духовных песнопений в светском исполнении и в филармонической аранжировке исковерканной невеждами латыни.

"Как же, как же! Блаженны смиренные! Господи, помилуй мя грешного…"

Тем самым грубо изъясняться на многих языках деликатный Филипп не пожелал. По крайности вслух он обошелся без проклятий по-испански с упоминанием неких "путас и кабронес де мусика". О ненормативной лексике на английском он тоже вспомнил в большом зале столичной филармонии.

На следующий день ранним утром, встретив рассвет, он в специфических чувствах занимался латинским языком и читал отрывки из "Сравнительных жизнеописаний" Плутарха. Знакомиться с ними по-гречески ему еще было рановато.

За утреннее усердие рыцарь Филипп был сполна вознагражден к вечеру. После углубленного малоприятного медосмотра арматор Вероника испытующе глянула на подопечного неофита и формально официальным тоном предложила отпраздновать важное событие:

— Добро пожаловать в третий круг посвящения, рыцарь-неофит Филипп Ирнеев! Булавин мне сообщил, но я почему-то ему не поверила…

Акселерат ты наш! Чудо-ребенок! Быть тебе через сорок лет рыцарем-адептом. Если уцелеешь…

По такому случаю, братец Филька, у меня предложение выпить и закусить. Возражения есть?

— Спрашиваешь! Только давай, Ника, гулять без музыки.

— А мы по чуть-чуть. Тихо, мирно… Зачем мне лишние разговоры среди персонала? Дескать, старуха Триконич снова напилась на рабочем месте до потери пульса…

Импровизированное на скорую руку застолье продолжалось недолго. Два-три раза, как хирург во время операции, быстро затянувшись, Ника раздавила в пепельнице вторую сигарету и деловито распорядилась:

— Чуток расслабились по медицинским показателям, теперь за дело, неофит. Сейчас я хочу передать тебе часть своего дара распознавания языков. Нужный ритуал я сегодня на рассвете зарядила.

Слушай и запоминай! После того, как ты остановишь мне сердце лучом-динамисом, ровно на 5 секунд прикоснешься кончиками указательных пальцев к этим двум точкам у меня на висках.

Затем активируешь портативный дефибриллятор, закрепленный у меня под левой грудью. Если не очухаюсь после второго разряда, свистнешь моих доверенных реаниматоров. Кнопки "1" и "Вызов" на этом вот мобильнике.

Они, балбесы у меня в соседнем боксе в очко режутся. Весьма и весьма надеюсь: от игры сумеют оторваться по быструхе…

Заставив Филиппа по пунктам повторить инструкции, Вероника откинулась на диване, закрыла глаза и дала команду:

— Ну, с нами Бог и крестная сила, неофит! Давай!!!

Никто, кроме рыцаря Филиппа, не увидел зеленый луч, ударивший из его сигнума…

Штатную реанимацию из "Трикона" звать не пришлось. Филипп сделал все как положено. Держа руку на пульсе, он даже халат на Веронике запахнул, прежде чем у нее затрепетали ресницы и она сослепу, неловко потянулась за инъектором со стимулятором.

— Давай помогу.

— В вену-то попадешь?

— Не учи ученого.

Спустя какую-то минуту Вероника пришла в себя и, затаив дыхание, цепко впилась взглядом в монитор, сверху донизу густо испещренный японскими иероглифами.

"Мадре миа! Она, оказывается, в хирагане рубит."

Меньше тридцати секунд ей понадобилось, чтобы по диагонали просканировать 22 дюйма экранного пространства. Затем она облегченно вздохнула, по-девчоночьи хихикнула и гордо заявила:

— Ей-ей! Хвали душе моя Господа! Можем и могём, когда захотим. Успех следует отметить…

Разливая армянский "Двин" по серебряным стопкам, Вероника чувствительно пихнула Филиппа в бок:

— Приободрись, дрысь-дрысь, поторопись, пись-пись…

Фи! Гляньте-ка. Дарование получил в презент и даже спасибо не сказал, невежа и грубиян.

— Я за тебя боялся. До сих пор поджилки трясутся.

— Не боись! Это мне надо было тебя опасаться, чтоб ты меня досуха не употребил. Как-то не хочется в моем возрасте заново учить иностранные языки.

— Ника, а мне?

— А у тебя нос в говне. Учиться тебе и учиться, мил человек.

— Как же твое дарение языки распознавать? Вон вижу иероглифы, наверное, литературная хирагана, но ни хренашеньки не врубаюсь в этот японский…

— Ой, держите меня, в кому падаю. Ты чего-нибудь о лингвистических дарах читал не в твоем дебильном "Компендиуме", а, например, в "Основах ритуальной теургии"?

— Как-то не пришлось.

— Оно и видно. Чтоб ты знал: дарованное тебе развивать надобно, оболтус. Долго и нудно.

Буквы, символы, иероглифы в начале начал следует выучить, в порядок слов въехать…

Ну-тка переключись в режим инквизитора и смотри сюда.

Вероника вывела на экран текст на французском и дала Филиппу несколько секунд на ознакомление с ним.