Когда падают листья... (СИ)

Смешно ли, всю жизнь ждать этого момента?

Наверное, все-таки смешно.

Утро принесло с собой необычные ощущения. Оказывается, было так здорово лежать на чьей-то груди и просто слушать, как бьется чье-то сердце…

"Не чье-то, — поправила себя девушка и окончательно проснулась, — его!".

— Проснулась?

Девушка не стала отвечать, боясь спугнуть чудный миг своим собственным голосом.

Дарен чуть помолчал, тоже растягивая мгновения этого утреннего счастья и перебирая золотые волосы Велимиры, рассыпавшиеся по белоснежным простыням. Растянуть мгновение золотистой струной — и кануть в вечность… Вот их удел.

Мужчина вздохнул:

— Нам пора.

— Подожди еще чуть-чуть, — тихо попросила Веля, — пожалуйста.

Он не стал возражать: ему самому не хотелось никуда идти. И, дьябол побери все и вся, теперь ему как никогда хотелось жить! Жить, чувствуя кожей солнце, видя синее небо и зная, что рядом всегда будет эта странная девушка, перевернувшая в его жизни слишком многое, чтобы это можно было исправить.

— От тебя пахнет яблочным повидлом, — улыбнулся вдруг Дарен.

— Да?

— Веля-Веля… — войник снова вздохнул и выпустил из рук золотую прядь, — что же мы с тобой делаем?

"Мы с тобой" неожиданно приятно кольнуло где-то в районе груди и опустилось вниз, ближе к животу, чтобы устроиться там мягким клубочком.

Чаровница не стала отвечать на вопрос: на него не было ответа.

— Ты приглядишь за Броней?

— Конечно, о чем ты говоришь…

— Он не обыкновенный конь, понимаешь? Он, как человек…

— Я знаю, Дар, знаю.

Прощаться с Бронием Дарену было тяжело. Он, наверное, сказал тысячу слов накануне, да только разве могли бы все эти слова заменить то, что скоро будет отнято?

— Ты знаешь… — Веля приподнялась, чтобы смотреть Дару в глаза, — у одного народа есть предание…

Она замолкла, и Дарен спросил:

— И о чем же оно?

— О том, что люди, уходя из этого мира, прорастают цветами, — она помолчала, а потом добавила: — красиво, правда?

Но войник не улыбнулся в ответ: нахмурился и резко сел на кровати, отвернувшись от Велимиры. Девушка нерешительно положила ему руку на плечо.

— Что?..

Спина войника, перечерченная косыми шрамами, едва заметно вздрогнула. Цепочка на шее, на которой висел проклятый камень, чуть дернулась, будто от рывка.

— Ничего. Мне пора.

Сердце девушки болезненно сжалось, но как еще она могла его задержать? Веля поджала колени и, обхватив их руками, молча стала смотреть, как он одевается. А потом, когда Дар уже подошел к двери, не удержалась и тихо окликнула его:

— И ты вот так просто уйдешь, да?..

Но Дарен не ответил.

Лишь постоял на пороге еще с пылинку и, даже не оглянувшись, вышел за дверь.

Солнце светило в окно, и все так же синело небо над головой, как и вчера. Мертвое горячее светило и не подозревало о том, что сегодня должно случиться.

"Все, хватит, — оборвала себя Велимира, — ты всегда знала, чем все закончится".

Когда девушка пришла на назначенное место, все уже было готово к проведению ритуала. Двери и окна храма были наглухо закрыты, и весь свет давали лишь свечи, заботливо расставленные вокруг жертвенного алтаря и по полу.

Шон, чаровник школы Змея, стоял, прислонившись к стене, и о чем-то разговаривал с Дареном.

— Вы знакомы? — удивилась девушка.

Мужчины почти одновременно ей кивнули и снова вернулись к разговору. Велимира подошла к жрецу, отцу Алишеру и стала наблюдать за тем, как он рисует руны на каменном круге. Каждой клеточкой своего тела она ощущала, как наполняется первородной силой каждый из начертанных символов. Страсть, как любопытно!

— Да, девонька, долго же я жил, — вдруг усмехнулся старик, — а ты не бойся. Все равно ничего не сумеешь исправить.

— Знаю… Но все равно боюсь. — Веля вздохнула, — а Вы? Вы не боитесь?

Жрец рассмеялся:

— А чего мне бояться-то? Смерти? Так я пятый век ее ожидаю.

— Так вы не пойдете тропами Эльги в кошачьем обличии?

— Нет, не пойду, — старик почему-то развеселился еще больше, — я уже прожил сверх тех кошачьих жизней, которые бы мне даровали, так что теперь мне выстелена дорожка прямиком к шатру Моарты.

Девушка снова вздохнула.

— Да не вздыхай, девонька, так тяжко, все образуется.

— Как же: образуется, — тихо сказала девушка, — он же умрет.

— Этого мы не можем знать наверняка, — жрец улыбнулся и поглядел наверх, откуда, из тонкого отверстия в куполе потихоньку начал струиться свет, — о, надо же, уже почти полдень, нам пора начинать.

— Дарен! — Веля рванулась к войнику, разом сбросив с себя всю свою броню выдержки, — Дар!

Он обернулся и поймал ее в кольцо рук. Шон тактично отошел в сторону, ближе к отцу Алишеру. Веля уткнулась носом в его неизменную черную рубашку и прерывисто задышала, чтобы не зареветь.

— Веля?..

Велимира помотала головой.

— Жалеешь о том, что произошло?

Она не ответила, и Дар так и не понял, что же значило ее молчание, а потому немного неловко сказал:

— Не бойся. Все будет хорошо. Правда, будет. Веришь?

"Я верю тебе, Подаренный, верю!"

Жрец нетерпеливо окрикнул:

— Не медлите, надо начинать ритуал!

Дарен погладил Велю по волосам.

— Слышишь? Мне надо идти. Давай, соберись, ты же умница, ты справишься, — и решительно отстранился, чтобы зашагать к холодному камню, на котором чернела бесконечная вереница знаков, в каждом из которых плескалась сама смерть.

— Я справлюсь, — как молитву повторила Веля и, на миг крепко зажмурившись, устремилась вслед за Шоном, жрецом и… и за ним.

Отец Алишер заботливо помог снять рубашку и лечь на алтарь.

— Холодный, — поморщился Дарен.

"Ты сумасшедший, — подумала девушка, глядя на то, как прямо между пятым и шестым ребрами бил тоненький лучик золотого света, — сумасшедший… мой сумасшедший, который никогда не станет моим".

Жрец встал у изголовья камня и вытянул руки вперед, будто собирая в ладони солнце.

— А камень снимать не надо? — поинтересовался Дар.

— Не надо, — усмехнулся Шон, вставший напротив Вели и вслед за жрецом протянувший руки под струю света.

Затем и Веля поднесла под нее руки: пальцы дрожали, и девушка покраснела.

— Что ж… Начнем, — отец Алишер взглянул войнику в глаза и чуть виновато сказал: — прости за все, мальчик. Видит Осень, здесь нет нашей вины.

— Быстрее, — Дарен закрыл глаза, — я могу и передумать.

О, как же Велимире хотелось, чтобы он передумал! Но озвучить свою мысль вслух она не осмелилась: стоило ли столько идти к цели, чтобы потом развалить все, что строилось? Только вот правдива ли цель? Оправданы ли средства?

Чаровница для верности проверила Нить: но нет — туман был на месте, и чернота, нависшая над ним — тоже.

— Готовы?

Шон медленно кивнул.

Веля опустила голову за ним.

Отец Алишер улыбнулся и первым подставил ладони под мощный луч, брызнувший с вершины купола. Велимира быстро протянула руки вслед за Шоном и напряглась, едва выдерживая напор солнечной силы.

Три голоса слились в один, и все больше поднимались вверх, к самой вершине храма, обретая силу и наполняясь божественной, первородной мощью. Они не вспоминали слова: они, давно ставшие частью сути чаровников, сами слетали с их губ, обретая силу и смертельное воплощение. Последнее воплощение…

Солнечный вихрь закрутился, завертелся, скручиваясь, как канат, в смертоносное орудие забвения и смерти, белея, искрясь, ворочаясь из стороны в сторону, будто стараясь вырваться из-под чужих наглых рук, возомнивших себя хозяевами самого света.

Кожа Дарена побелела и будто бы засверкала. Камень нагрелся так, что войник чувствовал, как он прожигает кожу. Неприятный запах собственной паленой плоти ударил в нос, но Дар не стал открывать глаза: зачем? Запомнить ту, которую успел полюбить, как свою убийцу?..