Пора предательства

Она упала бы, не подхвати Дьюранд ее за плечи.

В тот самый миг, как она начала падать, из смрадного закоулка в глубине бокового придела раздался обрывок смеха. Дьюранду казалось, будто он попал в западню — остался совсем один, брошен — без малейшего предупреждения.

Дорвен, судя по всему, уже не осознавала реальности в царящем вокруг аду. Под ногами Дьюранда струилась зловонная грязь. Вились птицы.

— Я чувствую их всех — каждое украденное дыхание. Их сны. Дьяволы!

Дьюранд зажал ей рот рукой. Что бы ни открывало сейчас Дорвен почерпнутое у мудрых женщин умение видеть то, что скрыто от глаз большинства, его, Дьюранда, она в упор не видела.

— За все блага мира я бы не потащил тебя дальше, но не могу же я бросить тебя здесь, — сказал он и потянул Дорвен вдоль прохода. Босой, полуодетый, он мчался мимо чудовищных примет осквернения: вымазанных нечистотами древних святынь, подвешенных за ноги или обезглавленный изображений Небесных Сил. Но вот впереди мелькнула скрюченная фигурка их врага — Грач завернул за колонну и скрылся где-то внизу.

Таща за руку Дорвен, Дьюранд бросился бежать: нельзя терять чернеца из виду! За колонной он обнаружил витую лестницу, что уводила в глубину подземелий под храмом. Он не сомневался, что непременно найдет Морина с этими дьяволами, что Грачи шли именно туда, именно к нему. Хотя зловонный воздух тут, внизу, был еще гуще — так и плавал перед глазами смрадным облаком, стоял, как вода в затхлом пруду, — Дьюранд заставил себя пригнуться и нырнуть в подземелье.

Птицы, вившиеся под сводами святилища, тоже летели вниз, в склеп, что тянулся все вдаль и вдаль, напоминая угрюмый лес. И кругом, до самого горизонта, высились груды какой-то отвратительно блестящей слизи. Птицы лихорадочно садились на эти груды.

— Что они натворили? Что это? — залепетала Дорвен.

— Тс-с-с! — Оборвал ее Дьюранд. — Я тут, с тобой.

И поднял тонкий клинок, держа его меж собой и царящим вокруг безумием.

В каждой нише в стене, на каждом саркофаге стояли маслянистые свечи. Голые ноги Дьюранда скользили в слизи, а в какой-то момент, задев рукой держащей меч обо что-то большое и круглое среди грязи, он обнаружил, что на него таращится ухмыляющийся череп. Кто-то залепил глазницы черепа красной глиной, а на костях были вырезаны вереницы каких-то гнусных символов.

Не успел Дьюранд отпрянуть в сторону, как на череп опустилась одна из ворон. Казалось, она что-то нашептывает ему на ухо, тыкая туда острым клювом. Мгновение — и птица снова унеслась прочь. Дьюранду вспомнился ворон, что спикировал на умирающего часового там, на первом парапете. Таково было мерзкое задание всей этой черной стаи — перелетать от губ каждого умирающего к этой пещере пустых, раскрашенных костей.

— Заблудшие, — прошептала Дорвен. — Все они связаны тут. Бедный Морин.

— Пожалуйста, — шепнул Дьюранд, закрывая трясущейся ладонью рот девушки, в глазах которой застыл ужас. — С твоим братом они этого не проделали. Заложник нужен живым.

Он сказал бы и больше, но тут услышал голоса Грачей.

— Брат, — окликнул тот, что находился ближе к Дьюранду. — Все, как ты и предполагал.

Откуда-то из подземелья ему отвечал второй голос.

— Его величество не в силах устоять. — Слышались влажные щелчки — во мраке кто-то энергично работал ножом. — Он раб условностей.

— На короля всегда устремлено множество глаз.

Дьюранд знаком показан Дорвен, чтобы она стояла на месте — прислонившись к колонне, — а сам стал красться по направлению голосов: ни дать ни взять наемный убийца в темном переулке. Тот Грач, что находился ближе к нему, продолжал:

— Даже заурядный человек должен увидеть силу, если верит в нее. Радомор ведь не круглый дурак.

— Глаза. Много глаз… — Влажное щелканье зазвучало снова.

Подхромав ближе, Дьюранд увидел первого Грача: тот стоял перед грудой черепов, постукивая по ним пальцами.

Дьюранд добрался до прикрытия последней низкой колонны, морщась от ощущения липкой слизи под ногами. В голову полезли непрошенные воспоминания о том, как парализует одно только прикосновение этих дьяволов. Что станется с Дорвен, если они его поймают? У него на глазах они уже вытянули дыхание жизни у беспомощных жертв.

Но выбора не было. Надо найти Морина.

— Приготовления закончены?

Дьюранд высунулся из укрытия и увидел, что второй Грач примостился на краю самой большой груды костей во всем хранилище. Она уходила под самые своды святилища. Грач тонким ножиком обстругивал еще влажный череп. Последнее движение самым острием — и, завершив работу, он поднял череп перед собой, словно заглядывая ему в глаза.

— Что нам делать с ними со всеми? С армией? С несчастным паладином Радомора? И чего нам не делать, брат?

— Должно быть, скоро наш неизвестный советник, тот, что всегда нам нашептывает, сам все скажет, брат. Мы далеко зашли по его велению. Уже скоро он лично поприветствует нас.

Дьюранд нахмурился. Кто мог призвать столь гнусных тварей в Эррест?

Тот Грач, что обтесывал череп, вытащил из горшка два куска ржавой глины и замазал глаза и нос черепа перед собой.

— Ну вот. Что скажешь? — Ему пришлось отмахнуться от одной из ворон. — Совсем осмелели!

— Дыхание жизни, связанное смертью. Хорошенький сосуд, брат. Но его величество скачет в бой — нагой и беззащитный, если не считать стального доспеха.

— Да-да. Ты хнычешь, как наша бедная матушка. Я сейчас, одну минуту — а ведь что мы делали бы без этих хорошеньких сосудов? Я их всех не сохраню.

Колдун быстро перевернул череп, проколол себе палец ножом и подержал ее над черепом, пока туда не упала большая тяжелая капля.

— Какие богатства, запечатанные кровью из самого сердца. Мы пожадничали.

Второй Грач ответил брату невнятной улыбкой и поцеловал череп в желтые зубы.

— Чистейшее безумие.

— Да, безумие. Я сам начинаю задумываться, братец. А теперь — к его величеству.

Жуткая парочка кивнула друг другу и взялась за дело. Дьюранд не успел отпрянуть, как тот, что резал по черепу, отпил глоток из кровавого сосуда, а второй выдернул пробку из одного мокрого черепа. Оттуда вырвался рой мух. Они роились в воздухе, облепляли тяжелые крылья плащей чернецов, метались вокруг потайного укрытия Дьюранда, заставив его снова спрятаться в тень. Он с трудом удержался от панического бегства, но собрался с мужеством, говоря себе, что темные затеи Грачей — не его дело. Его задача — найти Морина, затерянного где-то в этом зловонном аду, и бежать. Бежать из этой обители смерти, мух и воронья.

Но едва наполнив тьму роящимися мухами, колдуны вытянули губы и принялись втягивать мельтешащий рой в себя. И мухи повиновались. Вихрящимися воронками, клочковатыми облаками они хлынули вниз по горлам чернокнижников, пока те не раздулись, точно надувные шары, а в склепе не осталось ни единой мухи. А колдуны лишь ухмылялись — довольные, точно мальчишки, объевшиеся вишен.

Так вот что стало со множеством погибших?

— Уф! Многовато будет, — проурчал Грач с ножом. С губ его слетело несколько мух.

— Ну что, начнем?

Напитавшись исходным материалом для своего гнусного занятия, колдуны одновременно воздели забрызганные руки.

— Жизнь к жизни, — завели они. — Сердце к сердцу. Жила к жиле.

Вязкий рой медленно выползал обратно из их губ — но уже не дикий, а словно слившийся в единое целое, сплетенный в одно.

— Кровь к крови, кость к кости, мы связываем и объединяем вас. Вашу жизнь с его жизнью.

Они разом сплюнули, и рой отделился от их губ.

Дьюранд невольно поднял голову, следя взглядом за мушиным роем, что вился среди теней меж древних колонн склепа, поднимаясь все выше над горой черепов, покуда не вылетел через разбитые своды в само святилище.

И глядя в удушливую и огромную тьму, Дьюранд вдруг заметил белую фигуру, подвешенную среди пронзительно кричащих птиц.

— Прах побери! — пробормотал он. Чернецы-Грачи растянули свою жертву между колонн, повесили на ремнях за запястья, как какую-нибудь оскверненную икону. Мушиный рой полз по нему вверх. Вверх по ремням. И Дьюранд узнал обращенное к нему лицо, хотя последний раз видел его долгую зиму назад — на полях Редуиндинга и Тернгира. Изможденное, осунувшееся лицо повернулось вниз, и Дьюранд узнал глаза, что встретили его взор: то был лорд Монервейский.