Пора предательства

Продвинувшись вперед на первый, осторожный дюйм, Дьюранд заметил какое-то движение за спинами чернецов: бледная фигура стремительно проскользнула за колонну близ лорда Морина. Дорвен сбежала из подземелья. Дьюранд, пошатываясь, сделал еще шаг вперед, не зная, плакать или сыпать проклятиями.

— Жалко заканчивать со всем этим, но пора двигаться дальше, — промолвил один из колдунов.

— Да, братец. И со временем вся эта борьба покажется не более чем фанфарами, возвещающими появление короля Рагнала.

— У моего брата весьма поэтическая душа, — пояснил один из зловонных чернецов. Второй, напыщенный, удостоил его лукавой улыбкой. — Возможно, ты знаешь. Их было так много.

Дьюранд старался ни взглядом, ни выражением лица не выдать Дорвен. Пришла ли она в себя? Все это воронье и души, которые птицы несли сюда, привели бедняжку в окончательное расстройство. Но теперь она даже сумела отыскать где-то нож. Дьюранд качнулся еще ближе и взмахнул мечом Оуэна. Вся его воля уходила сейчас на то, чтобы смотреть лишь на колдунов. Паладин задребезжал, точно какая-нибудь военная машина, готовая уничтожить противника.

Тот чернец, что стоял ближе к Дьюранду, приподнял бровь.

— Довольно уже тянуть. Судьбу не отсрочишь. Герой должен отважно глядеть в лицо своей гибели — и ее часу. — Колдун перевел взгляд на чудовище. — Пусть же этот час настанет теперь, Паладин.

Он ткнул пальцем в сторону Дьюранда.

У молодого рыцаря перехватило дыхание.

Однако ничего не произошло. Его не разодрали в куски, как ребенка, случайно вышедшего на арену к быкам. Чудовище не накинулось на него. Даже не тронулось с места. Из-под искореженного шлема донеслось тоненькое шипение.

— Ос-с-с-с-вободи нас-с-с-с.

Оно еще не успело затихнуть, как Дьюранд бросился на чернецов. Оба они отскочили назад. Один из них скорчился, закрывая руками лысую макушку, но не успел Дьюранд опустить меч, как второй щелкнул пальцами в воздухе — резкий щелчок, мгновенно ожививший Паладина.

Костлявый кулак чудовища метнулся вперед — точно камень из катапульты. Дьюранда оторвало от земли. Он отлетел на несколько ярдов и с такой силой ударился о колонну, что из глаз у него брызнули искры. Лежа у подножия колонны, он ловил ртом воздух, даже не пытаясь подняться.

Пока он приходил в себя, чернец-Грач заговорил снова:

— Не мешкайте, ваша милость…

Дьюранд впервые услышал в голосе колдуна гнев.

Но кого бы чернец мог назвать «вашей милостью»? Дьюранд вспоминал высокого печального воина, скрытого в сердцевине чудища.

— Освободи меня, — выдохнул мертвый гигант.

— Столь грустные мольбы не вяжутся с вашим достоинством, ваша милость. Вы наш. Вы принадлежите нам с самого своего смертного часа — как и ваш незаконнорожденный внук. Теперь призываю вас вспомнить некоторую особенность связывающих вас уз — похоже, они выскользнули из вашей памяти. Учтите: любую боль, что навлечете вы на себя, разделит с вами ребенок. Вы с ним связаны.

Гора костей извивалась на полу.

— Бедный крошка, — лицемерно произнес второй колдун.

— Ради ребенка, герцог Аильнор, примите ваш жребий.

Даже ловя ртом воздух, находясь на краю гибели, Дьюранд вспомнил высокого герцога Аильнора Ирлакского: задумчивого лорда, которого он встретил у Полуденного источника в окружении серых стражей. Сын королей, не пожелавший даже слышать о мятеже, старик, велевший Дьюранду бежать с холма у Фецкой лощины. И который, надо полагать, погиб через несколько часов после этого — вслед за своим внуком.

Дьюранд изогнулся, стараясь еще хоть раз наполнить легкие воздухом перед тем, как чернецы вычеркнут его из мироздания. Взгляд рыцаря упал на колдунов. И как раз вовремя: один из них легонько дернул пальцами в воздухе. Почти незаметное движение, только и всего. Но от исполненного муки вопля, что вырвался из груды костей, когда чернец сжал руку, содрогнулась сама тьма святилища. Тварь, что некогда была Аильнором, забилась в припадке, едва не распадаясь на куски.

Чернец изящно, почти танцуя, отступил на благоразумную дистанцию и вновь обратился к своей жертве:

— Если бы вы сделали то, о чем мы вас просили, мы бы могли ограничиться только вами. Но вы заупрямились, и упрямство ваше породило вот какую поэтическую мысль: отец-изменник и незаконнорожденный сын связаны навеки.

Под сводами святилища звенел пронзительный крик.

— Ребенок в объятиях матери, — простонало чудовище.

— И узурпатор, ваша милость. Господин наш жестоко страдал от коварной измены, — а вы хотели поставить ублюдка, рожденного его женой, выше его самого.

В призрачный вопль старого воина вплелась новая нота: тоненький крик, пронизывающий тьму, более всего похожий на плач ребенка в каком-нибудь заброшенном колодце.

Дьюранд не мог даже думать. Дорвен карабкалась наверх, зажав в зубах нож, пробираясь к резной колонне, где был привязан ее брат.

Дьюранд слышал ребенка Альвен. И сейчас мог плакать только ее ребенок. Молодой рыцарь помнил крики из башни, помнил запертую дверь чертогов в крепости Радомора. Теперь тот же голос непостижимым образом оказался в плену чернокнижной мерзости.

— Ты наш с тех пор, как ваш смертный вздох попал на язык моего брата, — промолвил один из чернецов. — Избавьте ребенка от мучений. Пора.

Плач внука Аильнора еще звенел в воздухе, когда старый герцог повернулся к Дьюранду.

Дьюранд сжал меч. Сейчас значение имел только Морин. Только Дорвен и ее нож. Она еще могла спасти Гирет — при условии, что чернецы не обернутся посмотреть, что происходит в святилище у них за спиной. Дьюранд будет уворачиваться и тянуть время, сколько сможет. И если ему немного повезет, то еще успеет увидеть освобожденного Морина и убегающую Дорвен.

Паладин ринулся вперед. Не успел Дьюранд отпрянуть в сторону, как чудище уже схватило его и швырнуло на груду черепов. Те с треском разлетелись в разные стороны, освобождая заключенные в них души. Сгустки тьмы вскипели, проносясь перед веками Дьюранда, спеша убраться подальше от своих подлых хозяев.

— Эй! Смотри, что делаешь, болван! — застонал один из чернецов.

Дьюранд рад был возможности доставить мерзавцам хоть какой-то повод для огорчений. Но Паладин уже шагал к нему, кроша под ногами раскатившиеся кости. Новый удар подбросил Дьюранда под самый потолок. Юноша задел виском ребристую балку под сводами придела. Падая, он снова разметал во все стороны черепа. Чернец сыпал проклятиями, а меч Дьюранда отскочил от пола и задрожал в воздухе, изгибаясь, точно лента.

На этот раз Паладин навалился на свою жертву всей тушей. Хлестал лязгающим хвостом. Вертел в когтях, швырял и подбрасывал его, точно жернов. И все это время освобожденные души продолжали разлетаться, слепя и душа молодого рыцаря. Дьюранд видел висящего за спиной у чернецов Морина. Видел крадущуюся к нему Дорвен — такую маленькую, такую бледную. Безумие. Видел гигантскую, пульсирующую тьмой тень приближающегося Паладина. Яростного. Рыдающего.

Дьюранд надеялся, что чернецы подавятся высвободившимися душами. Надеялся, что Дорвен разрежет путы Морина.

Пальцы молодого рыцаря скользили на рукояти меча. Дьюранд начал медленно подниматься навстречу крадущемуся ужасу — по крайней мере он хотя бы попытается принять смерть стоя. Но тварь, некогда бывшая Аильнором, обрушилась на него с треском, подобным грому сухих свитков…

И остановилась в дюйме от подбородка Дьюранда.

Юноша пошатывался, стараясь не закрывать глаза.

— Паладин? — окликнул один из колдунов. — Что еще снова за шуточки? Прикончи его. — Чернец сдавленно булькнул. Подавился? Как бы Дьюранду хотелось в это верить. — Знаешь сколько горшков ты уже перевернул? Убей его, ради бога! Не медли!

Крылатая тень смыкалась вокруг Дьюранда. Он сам не знал, что тому викой — какой-нибудь новый трюк чернецов или же результат удара головой о стену. Он лишь смотрел на Паладина.

Чудовищная тварь нависала над ним стеной костей. Исходящее от нее зловоние забивало горло.