Лихорадка грез (ЛП)

Он кончает напряженно, содрогаясь. Со мной происходит то же самое, я извиваюсь при каждом содрогании. Когда он кончает, то издает глубокий утробный звук, такой первобытный, животный и сексуальный, что, я думаю, если б он только посмотрел на меня и издал этот звук, я могла бы взорваться в оргазме.

Он обнимает меня. Он хорошо пахнет. Я задремала.

Он снова начинает рассказывать свои глупые истории.

– Меня это не заботит, – я поднимаю голову с его груди. – Прекрати болтать.

Я закрываю его рот своей ладонью, но он отталкивает ее.

– Тебя должно это заботить, Мак.

– Меня тошнит от этого слова! Я не знаю, что значит «Мак», мне не нравятся твои картинки. Я ненавижу твои истории!

– Мак – это твое имя. Ты – МакКайла Лейн. Коротко – Мак. Это то, кто ты есть. Ты – ши-видящая. Это то, чем ты являешься. Тебя вырастили Джек и Рейни Лейн. Они твои родители и любят тебя. Ты очень нужна им. Алина была твоей сестрой. Ее убили.

– Заткнись! Я не хочу слушать.

Я зажимаю уши руками.

Он убирает мои руки.

– Ты любишь розовый.

– Я презираю розовый! Я люблю красный и черный.

Цвета крови и смерти. Цвета татуировок на его красивом теле, которые покрывают его ноги, его живот, половину груди, и оплетают одну сторону его шеи.

Он перекатывает меня под себя и обхватывает мое лицо руками.

– Посмотри на меня. Кто я?

Есть кое-что, что я забыла. Я не хочу это помнить.

– Ты – мой любовник.

– Я не всегда был им, Мак. Было время, когда я даже тебе не нравился. Ты никогда не доверяла мне.

Почему он обманывает меня? Почему он стремится разрушить то, что у нас есть? Сейчас. Это идеально. Нет никакого холода, нет боли, нет смерти, нет предательства, нет ледяных мест, нет ужасающих монстров, которые могут украсть твою волю и превратить в то, что ты не сможешь потом даже узнать, и заставить тебя чувствовать стыд, непостижимый стыд. А здесь есть только наслаждение, бесконечное наслаждение.

– Я доверяю тебе, – говорю я. – Мы одинаковые.

Его улыбка остра, как лезвия ножей.

– Отнюдь. Я уже говорил тебе это раньше. Никогда не делай подобной ошибки. Нас объединяет страсть. Но мы не одинаковые. Никогда не будем.

– Ты волнуешься по пустякам. И слишком много болтаешь.

– Ты приготовила мне торт ко дню рождения. Розовый. Я впечатал его в потолок.

Я не знаю понятий «дни рождения» или «торты», поэтому промолчала.

– Тебе нравятся автомобили. Я позволяю тебе водить мой Вайпер.

Автомобили! Я помню их. Гладкие, сексуальные, быстрые и мощные, все то, что я так люблю. Во мне что-то зашевелилось.

– Почему ты впечатал этот «торт ко дню рождения» в потолок?

Я жду его ответа, и поражаюсь этому отчаянному ощущению дежавю – что я ждала множества ответов от моего зверя, а получила только несколько, если вообще получила.

Он смотрит на меня. Он кажется пораженным, что я задала такой вопрос. Я сама себя этим смутила. Я не задаю вопросы. Меня мало интересуют разговоры. Существует только сейчас. Я встретила своего любовника в тот день, когда он стал им. Какое мне дело до вещей, что называются тортами и днями рождения? И все же, мне кажется, что мне очень нужен его ответ, и я чувствую себя странно опустошенной, когда он не дает мне его.

– Я – Иерихон Бэрронс. Назови мое имя.

Я пытаюсь отвернуться, но его руки сжимают мою голову, словно тиски, и удерживают ее неподвижно, не давая возможности отвести взгляд.

Я закрываю глаза.

Он встряхивает меня.

– Назови мое имя.

– Нет.

– Черт побери, да будешь ты сотрудничать?

– Я не знаю, что такое «сотрудничать».

– Очевидно, – недовольно рычит он.

– Я думаю, что ты придумываешь слова.

– Я не придумываю слова.

– Да, придумываешь.

– Нет.

– Да.

– Нет.

Я хохочу.

– Женщина, ты сводишь меня с ума, – негодующе бормочет он.

Мы часто делаем это. Ввязываемся в детские перепалки. Он упрям, мой зверь.

– Открой глаза и назови мое имя.

Я зажмуриваю их еще сильнее.

– У меня встанет, если я услышу, как ты произносишь мое имя.

Мои глаза тут же распахиваются.

– Иерихон Бэрронс, – сладко пою я.

Он испускает страдальческий вздох.

– Черт тебя побери, женщина, мне кажется, часть меня хочет, чтобы ты и дальше оставалась в таком состоянии.

Я глажу его по лицу.

– Я нравлюсь себе такой. И ты мне такой нравишься. Когда ты… как, ты говоришь, это называется? Сотрудничаешь.

– Скажи, чтобы я трахнул тебя.

Я улыбаюсь и выполняю его просьбу. Мы вернулись на территорию, которую я понимаю.

– Ты не назвала моего имени. Называй мое имя, когда будешь просить трахнуть тебя.

– Трахни меня, Иерихон Бэрронс.

– С этого момента, ты будешь называть меня Иерихоном Бэрронсом каждый раз, когда заговариваешь со мной.

Он – странный зверь. Но он дает мне то, чего я хочу. Думаю, это не убьет меня, если я поступлю так же по отношению к нему.

Итак, мы перешли на новый виток нашего сосуществования. Я называю его Иерихоном Бэрронсом, а он зовет меня Мак.

Мы больше не звери. У нас есть «имена».

Мне снится его «Алина», и я просыпаюсь в слезах. Но во мне ощущается что-то новое. Что-то холодное и взрывоопасное прячется под этими слезами.

Я не знаю, как охарактеризовать это, но это заставляет меня двигаться. Я мечусь по комнате как животное, которым и являюсь, разбивая и ломая все вокруг. Я кричу, пока мое горло не начинает саднить и хрипеть.

Внезапно мне на ум приходят новые слова.

Гнев.

Злость. Насилие.

Я олицетворяю всю ярость, которая когда-либо существовала. Я могла бы покарать землю своей скорбью и безумием.

Мне нужно что-то. Но я не знаю, что именно.

Он молча наблюдает за мной.

Я думаю, что это секс. Я иду к нему. Он сидит на краю кровати и тянет меня к себе, так что я становлюсь между его ногами.

Мои руки болят после того, как я разносила все в пух и прах. Он целует их.

– Месть, – произносит он мягко. – Они забрали слишком много. Ты можешь сдаться и умереть, или научиться, как вернуть это. Месть, Мак.

Я поднимаю голову. Я пробую произнести это слово.

– Месть.

Да. Именно этого я хочу.

Он ушел, когда я проснулась, и меня это расстроило, но вскоре он вернулся и принес много коробок, и некоторые из них хорошо пахли.

Я больше не сопротивляюсь, когда он предлагает мне пищу. Я предвижу это. Пища доставляет удовольствие. Иногда я кладу кусочки на его тело и слизываю их, и он наблюдает за мной темными глазами и вздрагивает, когда кончает.

Он уходит и возвращается с еще большим количеством коробок.

Я сижу на кровати, ем, и наблюдаю за ним.

Он открывает коробки и начинает что-то строить. Это так странно. Он ставит музыку на своей глазной коробочке, которая заставляет меня чувствовать себя некомфортно… юно, по-детски.

– Это елка, Мак. Каждый год ты и Алина украшали такую. Я не смог достать живую. Мы находимся в Темной Зоне. Ты помнишь Темные Зоны?

Я отрицательно качаю головой.

– Это ты их так назвала.

Я снова качаю головой.

– Как насчет двадцать пятого декабря? Ты знаешь, что это за день?

Я опять качаю головой.

– Это сегодня.

Он протягивает мне книгу. В ней – картинки толстого мужчины в красных одеждах, звезд и санок, елок с блестящими симпатичными штучками на ветвях.

Все это кажется мне весьма глупым.

Он протягивает мне первую из множества коробок. В них – блестящие, симпатичные штучки. Я понимаю, к чему он клонит, и закатываю глаза. Мой желудок набит, и я бы с больше охотой занялась сексом.

Он отказывается подчиниться. Между нами завязывается одна из уже привычных ссор. Он побеждает, потому что у него есть то, что я хочу, и он может отказать мне в этом.

Мы украшаем елку, в то время как играют счастливые, идиотские песни.

Когда мы заканчиваем, он делает что-то, что заставляет миллион крошечных ярких лампочек светиться красным и розовым, и зеленым, и синим, и у меня перехватывает дыхание, словно кто-то ударил меня в живот.