Сокол на запястье

— Что вы с ним сделали? Оставь хлыст, Ганеш! Они же не лошади!

Какой тягостный бред! Сейчас Хирониду особенно не хотелось его слушать. Ему лично люди уже все доказали. Чувство стыда и то пропало. Прежде хотел выгрызть клеймо зубами — смешно вспомнить! А эта баба за дверями все ревела и надрывалась, бросая Ганешу в лицо нелепые упреки: дескать он зверь.

Наверное, привел свою сучку покрасоваться на кентавре. Не вышло. И на том спасибо. Впрочем, теперь раздражение хозяина выльется на его же Хиронида конские бока. Так что эта баба только все испортила. Женщины, они вообще приносят только боль.

Радка убежала от конюшни в слезах. Ее гневные всхлипывания далеко разносились по деревне. Она знала, что Ганеш подлец, но и вообразить себе не могла, на что он способен. Разве есть на свете более разумные добрые существа, чем кентавры? Громадные, теплые надежные… мудрые. При мысли о царе Хироне ей сделалось совсем плохо. Что стало с ним? Многих ли убили и кто спасся?

Чтобы узнать все это, надо было переговорить с тем несчастным калекой с стойле. Но стоило подумать и о себе. Как унести из деревни ноги, если Ганеш не спускает с нее глаз?

Радка не умела быть слабой: хитрить, изворачиваться, притворяться. После так неудачно прерванного детства она боялась показать слабину. Говорила и держалась, как сильная. Как Бреселида. Все прямо и коротко. Мне нужно то-то и то-то. Не отдашь, снесу голову. Не одна, так с подругами вместе. Кто бы мог подумать, что однажды она останется без подруг, в окружении врагов, которым не сможет противопоставить прямую силу.

Значит надо притворяться и в первую очередь перед Ганешем.

Для начала Радка сменила платье. Хватит таскаться в куртке и боевом поясе. Женщины без охоты уступили ей за витой медный браслет длинную полотняную рубаху, расшитую у ворота и по подолу бисером. Свой плащ она задрапировала как накидку через плечо, сколов по бокам парой пряжек и спустив пояс на бедра, чтоб талия выглядела пошире, как у здоровой плодной женщины.

Простеньких украшений, которые всадница Тиргитао носила в походе, здесь хватило бы на целую деревню. Радка нацепила их все. Брякая гривнами, как конь сбруей, лучница отправилась на поиски сердитого Ганеша. Нужно было подольститься к нему, но девушка искренне боялась его притязаний. На этот случай пояс под накидкой крепко прижимал к ее животу бронзовый кинжал.

Она не могла уступить Ганешу. Вышло так, что Радка до сих пор не стала женщиной. До бегства из деревни не пришлось, а после она настолько боялась мужчин, что даже не съезжалась с ними в поле по весне. Бреселида знала эту тайну подруги и никогда не понуждала ее к участию в общих для «амазонок» играх на пантикапейской стороне.

Своего недруга Радка нашла на краю деревни. Он командовал рубкой обмолоченных колосьев в мякину и был крайне недоволен. Вокруг стояли грохот и свист взлетавших в воздух кремневых ножей. От летевшей во все стороны соломы трудно было дышать.

— Зачем пришла? — зло прокричал он Радке в самое ухо.

Но девушка не испугалась.

— Я сегодня видела твою силу и твою власть, Ганеш. — твердо сказала она. — Моя мать была здесь Хозйкой…

Мужчина с недоверием смотрел на нее.

— Я всегда завидовала ей, — продолжала всадница, — тому как ее уважают и как кланяются. Тетка так не умела. Она была недостаточно властной.

Колкие глаза Ганеша слегка оттаяли. В них мелькнуло понимание.

— Когда я сегодня увидела, как ты распоряжаешься, — с хорошо наигранным усилием выдавила из себя гостья, — я вдруг подумала: дух Хозяйки перешел к тебе. И позавидовала. Поэтому и накричала на тебя возле конюшни. Что мне до кентавров? — она опустила голову. — Ты сильный. И я пришла, чтоб признать твою силу. — девушка заставила себя встать на колени и поцеловать красную от холодного ветра руку Ганеша. — Если ты поставишь меня рядом с собой, вместе мы обогатим и поднимем роды торетов, так, как и не снилось остальным. Я многому научилась в столице. А теперь вернулась домой и хочу почета.

Она говорила достаточно откровенно, чтоб сбить его с толку. Одержимый жаждой власти, Ганеш и в других подозревал эту страсть. Правда, ему хотелось бы, чтоб эта чернокосая гордячка пришла к нему не только за властью. Он все еще помнил, как у него сами собой каменели мышцы живота при одном взгляде на маленькую сучку. Теперь-то и подавно!

— Сегодня ночью я приду к тебе. — мужчина отер слезящиеся от соломенной пыли глаза. Он хотел отвернуться, но Радка остановила его за руку. — Что еще? — лицо Ганеша недовольно скривилось.

— В Горгиппии я стала жрицей Трехликой. — слегка запинаясь, проговорила она. — Я не могу расстаться со своим девством без надлежащих жертв. — Радка изо всех сил показывала, как смущена. — Дай мне ягненка, я должна принести его Кобыльей матери, чтоб ее гнев не коснулся ни нас с тобой, ни всего рода.

Хитрая девочка! Она не сказала: отпусти меня к холму принести жертву — это разумелось само собой, ведь в деревне не было святилища — а сразу заговорила об имуществе, переводя раздражение Ганеша со своего отъезда на потерю скота.

Мужчина колебался. Какая еще жертва? Каждый ягненок когда-нибудь станет бараном и даст в четверо против своего сегодняшнего веса. Но, с другой стороны, Трехликая Мать и так сердита на них из-за кентавров. Может, и стоит ее задобрить? Одной мелкой скотиной за оба проступка? В этом была выгода. Но был и подвох.

Ганеш не хотел отпускать Радку одну. Все люди сейчас заняты. Перед зимой работы много. Но до самого холма тянутся поля, где тореты все еще вскапывают и рыхлят землю, чтоб она не ушла под снег твердыми комьями, а по весне с ней легче было бы возиться. Так или иначе Радка все время будет на виду. Куда она денется?

— Ладно, — бросил он, наконец, — Возьмешь в овчарне белолобого со слабыми ножками. Он все равно до весны не дотянет.

Радка кивнула.

— Да, и оставь оружие. — его голос был крайне недовольным.

— А лошадь? — робко спросила она.

— Лошади в конюшне. — Ганеш махнул рукой и отвернулся.

Девушка почувствовала, что у нее слабеют ноги. Кажется, первый кон она выиграла. А дальше, как кости лягут.

У конюшни Радка поколебалась несколько минут. Она страшно боялась встретиться с пленным кентавром лицом к лицу. Но выхода не было.

Створки жалобно заскрипели, и в узкую полоску света просунулась всклокоченная голова. Перед входом девушка зачем-то стянула свой островерхий колпак, который нахлобучила дорогой. Она вообще переоделась во все свое — для верховой езды — чем вызвала лишние подозрения Ганеша.

Почти все стойла оказались пусты. Только в самом последнем кто-то шевелился и недовольно всхрапывал. Радка кралась по конюшне, плохо различая предметы в полусумраке. Если там этот, она потихоньку выберется назад. Всадница лучше бы сквозь землю провалилась, чем оказалась рядом с кентавром. Ей было так стыдно за своих соплеменников!

Она только посмотрит и уйдет. Может, там и обыкновенная лошадь? Вон ноги-то… Хотя у них у всех ноги… Мысли Радки оборвались, а сердце застучало, как овечий хвост. Выглянув из-за края деревянной поилки, она нос к носу столкнулась с человеком-конем, уже давно не без любопытства наблюдавшим за ее странными действиями.

«Чумовая девка! Лошадь что ли решила украсть?»

Они смотрели друг на друга глаза в глаза, и страх, написанный на лице гостьи, удивил Хиронида. «Чего меня-то бояться!»

— А других лошадей нет? — сглотнув, спросила Радка, и тут же поняла, какую бестактность сморозила.

— Все на работах. — спокойно ответил человек-конь. У него был не злой голос и не злой взгляд. Кажется, он не собирался сейчас же напасть на Радку и закусать ее до смерти за то, что тореты сделали с ним самим.

— Мне надо… — девушка попятилась.

— Куда ехать-то? — спросил Хиронид.

— К Кобыльему Холму. — Радка сама не понимала, почему не бежит из конюшни.

— Я отвезу. — бросил кентавр. — Вон седла. — он указал рукой в угол, где кучей лежала сбруя, но Радка только еще больше отшатнулась.