Бледное солнце Сиверии

Сам Хватов во всём этом имел свой интерес. Он умудрялся так ловко прокручивать дела, что комар и носа не мог подточить. Получал, как говориться, и от наших, и от ваших. Но на всякого мудреца…

— Где он? — Огонькова смотрела на Мирона таким взглядом, что ещё чуток и воспламенит.

— Да вон сидит… плачется…

Мила налетела на Хватова, как коршун.

— Ах, ты ж сволочь! Скотина безродная!

Егор закрылся руками, памятуя, что Мила в своём гнева лупит длинной палкой всех неугодных.

— Рассказывай, не то… не то…

Хватов упал на колени и зашептал:

— Матушка, не губи… Не губи… Попутал меня…

— Не ной! Говори, как есть! Не будь ты первым моим подрядчиком, не сносить тебе сейчас головы!

— Попутал… попутал…

С полминуты Хватов ещё причитал, а потом всё же рассказал, как было дело.

Каким-то непонятным образом, он связался с племенем белых орков. Договорился с ними о покупке пушнины…

— Наивный дурак, — жалобил сам себя Хрипунов. — Хотел подешевле. Семейка Стрелок в последний раз уж слишком цену загнули за рысьи шкуры. А эти ублюдки, эти морды толсторылые, обещали мне десять тюков в обмен на… на…

— Ну? На занавесочки в горошек?

Хватов залился слезами. Кто-кто, а Мила уж знала в них толк. Слёзы Егора были самыми, что ни на есть настоящими.

Воровали в остроге все, даже комендант, и это уряднице давно было известно. Но к этому она уже привыкла, хотя коли прознавала про обман, била палками не разбирая ни чинов, ни возрастов.

— Оружие… мечи, секиры, щиты… Из обоза взял…

— Которого? Когда?

— Третьего дня, что по Вертышу прибыл…

— Это в том обозе с амуницией? Ах, ты ж гнида! Ах, ты ж… Взял подряд, а сам дуришь?

Мила не сдержалась и огрела Хватова палкой.

— Я не всё им дал… Только малую часть.

— И что дальше? Обманули?

— С-су-у-ки-и-и, — зарыдал Егор.

Мила посмотрела на этого уже седого человека. Короткая бородка, волосы зализанные наперед по старой столичной моде (так теперь только на окраинах делают). Чуть крючковатый нос, серые глубокие глаза… В чём-то Хватов был симпатичен. А, главное, понимал «причуды» Огоньковой с полуслова. А тут так намудрил!

Старый дурак! Богатства захотелось!

— Оружие… моего… твоего, — быстро поправилась Мила, — не вернёшь. Будет тебе урок на будущее. А узнает комендант…

— Матушка. Не погуби!

— Тебе повезло, что Мирон всё прознал, — кивнула Мила головой на десятника, — а не кто иной. Сейчас бы…

— Я видел, как всё было, — усмехнулся тот.

— Чего сразу не сообщил? — повернулась к нему урядница. — Или ты в сговоре с этим вот…

— Нет, — испугано попятился Снегов. Улыбка сползла с его лица, и он покосился на милыну палку.

— Матушка-а-а… я тебе… я…

— Да будет уже сопли распускать. Утром к оркам отправился Сотников. Если он там ничего такого… слышишь?.. если там ничего такого не заметит, то считай, что тебе крупно повезло… Сколько чего оркам дал?

— Мечей девять штук, секир больших десять, щитов… все плохонькие… уж поверь…

— Вернёшь всё до единого… в следующей поставке, понял? И не «плохонького», а качества отменного. Я проверю, так и знай!.. И ещё: как хочешь, где хочешь, но достанешь мне строевого леса пять возов.

— Но…

— Я так сказала. И это сверх той меры, о которой мы договаривались. Ясно?

Хватов закивал головой.

— Я тебе не комендант. Меня наделами в Молотовке не соблазнишь…

— Матушка, родненькая, ты только не погуби…

— Ты, Егорка, вынь да положь то, что у меня спёр…Орки, небось, тоже не дураки, — заметила Огонькова. — Договаривался, наверное, о хорошем качестве оружия. Так? Ух, гнида! Везде дурить начал… Смотри, я подряды отберу и другим отдам.

Мила хотела идти, но Егор вдруг схватил её за руку и с силой вжал в ладонь кошелёк. Мила чуть покраснела, но виду не подала.

Урядница махнула головой десятнику следовать за ней.

— Что ты видел? — хмуро спросила она.

— Ничего, — театрально пожал плечами Мирон.

В ответ Мила протянула тому несколько золотых «орликов» из кошелька.

— Премного благодарствую.

— Вот что, Снегов, приглядывай и дальше за этим…

— Понял. Докладывать вам, или..?

Мила обернулась. Мирон потупил взгляд и пошёл прочь.

А урядница резко изменила направление, и пошла к себе. В голове сам собой вспомнился разговор с комендантом где-то месяц назад, а то и больше. Тогда они снова говорили о целесообразности сооружаемых защитных валов и угрозе от воинственных орков.

— Я здесь уже нахожусь… достаточно долго, — сказал Тимофей. В его голосе вдруг прозвучали явные нотки горечи. — Скажу тебе одно: врага надо знать досконально. И это — непреложная истина! Я не раз настаивал на том, чтобы мы более внимательно относились к белым оркам. На других аллодах тоже есть орки… и гоблины… но тут, в Сиверии, совсем иное дело. Край суровый, сама понимаешь. Выживают тут только те, кто не бздит зазря… Стержнев из Молотовки внял моим просьбам. Он прислал отменных разведчиков.

— Помогли?

— Несколько недель они вели наблюдение за стойбищем…

Тут комендант замолчал, как хмуро глядя на горящий в печи огонь. Неожиданно он сам для себя вдруг понял, что орки действительно представляют немалую угрозу. Всё дело в их мировоззрении.

— Они живут битвой… презирают всех. С самого малого возраста орки отправляют своих мальчишек… Ха! — тут Безрадов криво ухмыльнулась. — Слово какое — «мальчишки». Всегда представляется озорной парнишка. Всклоченные волосы, улыбающийся рот… А тут всё не так!

Мила приподняла брови. Сегодня Тимофей Ильи её сильно удивлял.

Старость, может? Тогда уж и на покой пора. В Молотовку к жене да внукам. К огородикам, выпасам… занавесочкам в горошек…

— В горах у них есть… назовём это словом лагерь, — комендант почесал себя за ухом. — Там и обучают будущих воинов. Правда, не все выживают…

— Выживают? — переспросила Огонькова.

— Да, там всё жёстко. Молодые орки должны сами добывать себе пропитание. Говорят, даже поощряются кражи у своих же… Но если ты, конечно, останешься при этом жив. Иначе поймают, вспорют живот и заставят смотреть на кишки. А потом бросят подыхать. Я сам не видел, но разведчики Стержнева утверждали, что такое у белых орков принято, как у нас с тобой здороваться… Они презирают всех!

Комендант вздохнул.

Старший его сын погиб уже давненько. Его тело нашли в тундре на севере, как, в прочем, и тела остальных ратников. У всех были выколоты глаза, вспороты животы.

«А они с Ермолаем одного года, — думалось Безрадову. — И даже в чём-то схожи внешне…»

— Вот смотри, — продолжил Тимофей, — хоть орки и знают общее наречие, но предпочитают говорить на своём языке. Даже когда мы впервые вели переговоры… Ах, как давно это было! Тогда и Острога в помине не было…

— И как же вы общались друг с другом?

— Через толмача, — комендант усмехнулся. Он снова почесал ноющее ухо и продолжил рассказ про обучение орков: — Тот, кто выживет в лагере, потом отправляется на Костяную равнину.

— Зачем?

— Чтобы найти и убить своего первого врага.

— Кого именно?

Безрадов встал и подошёл к столу. Он налил себе в железную кружку полугара и одним махом выпил.

— Ладно, — отмахнулся комендант. — Иди спать… Завтра дел невпроворот…

Огонькова вспомнила этот разговор, и тут же подумала, что в последнее время странно как-то выходит: уж часто орки стали в донесениях всплывать. Надо бы снова у Стержнева попросить разведчиков, а то свои совсем обленились. Да и боятся в тундру ходить… Всё какие-то блуждающие огоньки им мерещатся.

Вечером зашла к коменданту.

— Ну? Всё выходит? — вздохнув, спросил он.

— Сделаем.

— Вот что, Мила, ты уж сильно наши силы рассредоточила. И там, и тут…

— Сама о том думаю. Завтра всех отправляю на северо-восточный вал. Надо к морозам закончить…

— Верно, мыслишь… хоть и баба…

Безрадов странным взглядом посмотрел на урядницу, словно не решался что-то сказать.