Дети Великой Реки

И вновь она, как уже много раз до того, отступила от бездны – и тут же какой-то резкий, холодный ветер изошел из нее. Хизи съежилась, приобретя прежние размеры, земля стремительно приблизилась к ней, но девочку подхватил Тзэм и прижал к своей залитой кровью груди.

Перкар с изумлением наблюдал, как демон внезапно сморщился, съежился – и исчез.

– Харка?

– Взгляни назад! – предупредил меч и резко повернул его голову. Там стояла Хизи – крохотная фигурка, чернеющая во тьме. Но вокруг нее что-то зыбилось и плескалось, волновалось, подобно черной воде. Перкар почувствовал, как порыв ледяного ветра обжег ему лицо.

– Поторопись, а не то она убьет нас, – бесстрастно проговорил Харка.

Перкар беззвучно шевельнул губами. Как и в пещере под владениями Балати, все происходило слишком быстро для понимания. Но Харка показал ему огромный живой копошащийся узел внутри Хизи – светящиеся молнии, которые становились все больше от приливающей к ним из Реки силы. Подавив крик, он побежал.

Все время он был одинок. Если от него требовалось спасти Хизи, он убьет ее. Внезапно, из круговорота мыслей, на поверхность выплыл рассказ Братца Коня о Реке, которая некогда проснется. И пойдет, ступая на ногах и круша все вокруг. Хизи обладала теми самыми ногами, на которых Река должна была двинуться в путь.

Собственные его ноги подкосились, едва он сделал несколько шагов. Он встал и приготовился к нападению. У Хизи было несравненно больше душевных нитей, чем у демона. У Перкара не было надежд на победу, и все же он хотел сразиться: ради Апада, ради Эруки… ради мертвого вождя.

Он брел к ней, пошатываясь, но она не нападала. С каждым шагом он старался все сильнее возбудить свой гнев, припоминая, как она являлась ему в сновидениях и лишала сна. Если он хоть раз ударит ее, прежде чем погибнуть, дух его, возможно, обретет покой.

Но вдруг нити внутри Хизи развязались и, крутясь, словно схваченные порывом ветра, исчезли в воде. Хизи, задрожав и широко открыв глаза, упала без чувств. На лице ее была слабая, но торжествующая улыбка. Перкар поднял меч и двинулся к ней.

– Смогу я теперь убить ее? – выдохнул он.

– Одним ударом. Но она больше не…

– Это не важно, – сказал Перкар и шагнул вперед.

Тзэм увидел, как он подходит, и в его сонных, отупевших глазах засветилось понимание. Великан зарычал и поднял свою перевязанную руку, чтобы отразить удар, склонился над Хизи, чтобы защитить ее своим телом. Перкар приблизился вплотную, рука его безжалостно сжимала рукоять меча.

– Мне жаль, – сказал Перкар Тзэму, – но такова развязка.

Великан ничего не ответил, молча глядя на клинок, отражающий лунный свет.

За вождя, вновь подумал Перкар, пытаясь увидеть, как по волнам Реки проезжает мертвый Капаки. Нужно собрать весь свой гнев и ударить быстро, чтобы смерть наступила мгновенно. Тзэм заслуживает милосердия. Но видел он мысленно не Капаку, а женщину в пещере – как она смотрела на него, умирая.

Незадолго до того он мог убить Хизи в честном сражении. Но теперь это было бы убийством. Перкар закрыл глаза и заскрежетал зубами. Это слабость, сказал он себе. Слабость – избегать того, что должно быть сделано. Однако мужественный взгляд Тзэма защищал лучше любого щита. Весь дрожа от ярости, Перкар опустил меч и вогнал клинок в землю, упав на колени. Вопль ярости вырвался у него из горла, едва не разорвав грудь. Он совершенно ничего не понимал. Но он не мог убить Тзэма и Хизи, каким бы чудищем она ни была всего мгновение назад.

– Идем, – сказал он Тзэму. – Ты можешь идти?

Тзэм тупо кивнул и, пошатываясь, встал, сжимая в объятиях драгоценную ношу. Они побрели прочь от Нола, прочь от Реки. Никто из них не оборачивался.

Около полуночи Тзэм окончательно выбился из сил и, застонав, повалился на землю. Перкар высвободил Хизи из его могучих объятий. Девочка, похоже, все еще была без сознания.

Перкар, как мог, перевязал Тзэму раны. Рука была рассечена до кости и все еще кровоточила. Перкар наложил тугую повязку. С раной в живот было сложнее: похоже, клинок повредил внутренности. Перкар применил средства, которые были ему известны. Сам он был измучен сверх меры и очень хотел пить, он не мог идти, особенно с Хизи на руках. Отыскав воду в оросительной канаве, он припал к ней с такой жадностью, словно впервые изведал ее вкус. Потом он собрал колючек и веток для костра.

Великан пронзительно закричал во сне, когда Перкар горящей головней провел по его ране на животе. Юноша с отвращением закашлялся от запаха горелого мяса.

Когда стоны Тзэма затихли, Перкар различил вдали, во мгле, тихое ржание. Этот звук он узнал бы везде. Приближались лошади.

Дрожа, он вскочил на ноги. Погоня настигла их быстро – быстрее, чем он предполагал. Над головой облака раздвинулись, словно луна и звезды желали присутствовать при его последней битве. Перкар улыбнулся этой заносчивой мысли – разумеется, Небесам нет до него дела. Но Бледная Королева сияла наверху, окруженная двойным ореолом, и Перкар нашел утешительным то, что ему предстоит погибнуть пред ее очами.

– Прости меня, Хизи, – пробормотал он, – но я оказался не слишком сведущ во всех этих мудреных вещах.

К его удивлению, девочка заговорила:

– Я вовсе не вызывала тебя… Сама не знаю, как это получилось. Я не вполне понимала, что делаю.

– Все идет своим чередом. Что сделано, то сделано. Я не сержусь – мне только жаль, что я больше ничем не могу помочь тебе. Похоже, Реке не удались его замыслы.

– Он ничего не замышлял против меня, я должна была всего лишь превратиться в чудовище, – с горечью сказала Хизи.

Перкар пожал плечами.

– Там всадники – или один всадник, который приведет остальных. Скоро все они будут здесь. Когда всадники подъедут, спрячься где-нибудь поблизости; они подумают, что ты убежала, а я пока задержу их.

– Я останусь, – возразила Хизи.

– Нет. Делай так, как я говорю.

Хизи взглянула на распростертого великана.

– Он умер? – спросила девочка.

– Еще недавно он был жив. Наверное, я убил его, пытаясь исцелить рану. – Перкар помолчал. – Среди моего народа он слыл бы замечательным храбрецом.

Хизи устало кивнула.

– Это я погубила его.

– Если он умер, то умер ради тебя. Но здесь нет твоей вины, – сказал Перкар. – Поверь мне, я немало размышлял над подобными вещами. Все мы когда-то умрем, Хизи. Но стоит умереть чуть раньше, если это оправданно. А его смерть была не напрасна. Он говорил мне, что любит тебя.

– Да, он любил меня, – согласилась девочка.

– А теперь спрячься. Слышишь? Лошади возвращаются.

Лошадей, судя по топоту, было около дюжины. Перкар глубоко, болезненно вздохнул. Сердце его билось возбужденно, но Перкар еще хранил воспоминание о том, как оно остановилось и окровавленный клинок выскользнул из груди.

– Наверное, на этот раз я погибну, – сказал он Харке.

– И мне опять придется тебя оживлять? Неблагодарный!

– Меня тошнит при мысли о том, чему может подвергнуться мое тело, – сказал Перкар. – Человек не должен помнить о том, как ему пронзили сердце. Смерть изглаживает подобные воспоминания.

– Я не приношу извинений, – ответил Харка. – Возможно, ты когда-нибудь поблагодаришь меня.

– Я поблагодарил бы тебя теперь же, если бы только мог от тебя избавиться.

– Полегче! Ты ранишь мои чувства.

Перкар запрокинул голову и громко завыл:

– Сюда, сюда, бродячие мертвецы! Я покрою поле вашими телами, я вытопчу ваши незрячие глаза!

Перкар подумал, что Эрука, наверное, стал бы им гордиться, зная, что он слагает песни даже перед кончиной. И он опять завыл.

Новые и новые всадники выезжали из-за деревьев. Предводитель их улыбался Перкару, и улыбка его была от уха до уха.

– А мы-то предполагали провести ночь иначе, – сказал он.

Перкар онемел от изумления. Отряд всадников выехал из рощицы – дикого вида люди на красивых скакунах, с гривами, заплетенными в косицы, и украшенных медными, серебряными и золотыми бляхами. Все улыбались, блистая зубами в яростной, волчьей ухмылке.