Призрак улыбки

Едва я об этом подумала, как маленькая коричневатая змейка, словно таинственный знак богов, скользнула по серебристой черепице храма и молниеносно исчезла в дебрях густого волшебного леса. В ту же секунду пожилая женщина в кимоно три раза хлопнула в ладоши — и где-то на другой стороне долины зазвонил большой храмовый колокол.

— Фантастика! — восхищенно воскликнул мой друг.

— Добро пожаловать в Японию, — сказала я с улыбкой, быстро, как змейка, мелькнувшей на губах.

Первое знакомство с работами Лафкадио Хёрна связано у меня с киноверсией его знаменитой книги: «Квайдан. Истории и рассказы о небывалом». Я смотрела фильм в крошечном переполненном кинотеатрике в районе Синдзюку, черно-белая лента была сильно выцветшей, но ощущение ужаса оказалось незабываемо ярким. Продрожав два сеанса подряд и потом несколько дней засыпая только со светом и видя во сне кошмары, я отправилась в магазин и купила книгу. Сегодня некоторые циники презрительно посмеиваются над преувеличенно восторженной, упивающейся экзотикой реакцией Хёрна на культуру Японии, но в двадцать лет я с восторгом восприняла ее как откровение. Меня пленяла сказочно-прихотливая проза, и я была очарована призрачным миром, который обрисовало его перо. Чтение Хёрна стало для меня встречей с родственным духом, явно верящим в придуманную мною для себя триаду: «Может быть?.. Кто знает?.. А вдруг…», необходимую, с моей точки зрения, при встрече с любыми явлениями сверхъестественного (а также, естественного) порядка.

В своих поздних, не таких эмоционально взвихренных работах Лафкадио Хёрн также близок мне своим отношением к Японии как стране, что все глубже прячет магический аромат средневековья под слоем скучной современной обыденности, но порой, как и прежде, способна вознаградить терпеливого наблюдателя на всю жизнь запоминающимися острыми и яркими впечатлениями. Постепенно у меня вырабатывалось собственное, и непростое, порой двойственное отношение к Стране восходящего солнца, но пронизанная глубоким чувством, наивно влюбленная этномифология Лафкадио Хёрна придала первым эпизодам знакомства с этой землей лирическую окраску и теплоту, за которые я буду до конца дней благодарна.

Никакой книги рассказов о сверхъестественном я писать не планировала. Истории, составившие этот сборник, приходили ко мне по одной в течение семи лет, и я просто записывала каждую — а потом переписывала раз, наверное, по сто. Конечно, прежде всего это чисто развлекательное чтение, но я надеюсь, что в какой-то мере оно знакомит с тем, что я зову «настоящей Японией»: пронизанной светом души, таинственной, нежной страны деревенских храмов лисиц, освещенных фонариками шествий в масках, страшных, но и поэтичных суеверий. Только тогда, когда эта работа была закончена, а я случайно оказалась в час рассвета в саду при храме обезьяны в Киёмидзу, вдруг сделалось очевидно, что мое легкомысленное путешествие в мир запредельного отчасти вызвано памятью о Лафкадио Хёрне, его наследии и его светлой тенью. Да что уж тут говорить: вот он — мир Чудесного.