В тени монастыря (СИ)

О, если бы все это было правдой! Чем-то большим, чем просто слова. Великая миссия, особая роль великого имперского народа. Впрочем, Киршт никогда не считал себя его частью. Он не был имперцем, он был гномом и щачинцем, и его лояльность никогда не простиралась дальше его города, его гномьего народа. Но, возможно, быть частью чего-то большего - это не так уж и плохо? Может быть, стоило поступиться долей собственных мелочных интересов ради создания могучей Империи? Наверное, именно так после войны думали те щачинцы, которые вместо воссоединения с Горными Городами предпочли вхождение в Империю. Не то чтобы у них был выбор - но, возможно, немного принуждения было необходимо и даже полезно для великих целей? Ясность сознания Киршта померкла, в него закрались сомнения. Что я здесь делаю? Может быть, Штарна - это та жертва, которую я должен принести во имя благополучия страны, благополучия народа?

Тут он почувствовал резкий, болезненный тычок в ребра - это Хйодр с силой пихнул его локтем. Он смотрел на Киршта с недоумением: чего, мол, застял. Ох, дьявольщина! В Монастыре проповеди были особенно доходчивы. Киршт едва не попался!

Звук горна Малакая - на этот раз не приглушенный, а полнозвучный, волнующий, тревожный - возвестил о конце проповеди, прорезавшись, словно ложка сквозь желе, через сонную трясину. Только что ритмично кивавшие головами и послушно хлопающие люди собрались, вытянулись, ожидая приказаний. Приказания последовали незамедлительно - проповедник почти не поддался колдовству, и в следующую минуту десяток цепких рук бывших обожателей обвили его, повалив на землю, связывая веревками, которые Киршт бросил в кучу-малу.

- Дарт, Зомм, вяжите всех, - приказал Киршт, когда с проповедником было покончено. Он подошел к ближайшей к нему послушнице - молоденькой девушке, которая была даже симпатичной, особенно сейчас, когда на ее лице вместо мины служения и покорности было оживление, жажда деятельности.

- Где арестованные с Площади Восстания?

- Все исцелены, все выписаны, кроме одного больного, - отбарабанила послушница, словно отвечала у доски урок, - очень тяжелый случай, сам Ариан лечит его.

- Кто это? Как его имя?

- Я не знаю.

- Это девушка или парень?

- Не знаю, - повторила послушница. Уголки ее рта поползли вниз. Она была так расстроена тем, что не может помочь!

Киршт смирил подступающую ярость. Послушница ни в чем не виновата.

- Веди меня!

Послушница засеменила к лестнице наверх. Уходя, Киршт услышал голос Мирты:

- Хйодр, а нам с тобой этажом ниже.

***

Штарна балансировала на грани потери сознания. У изголовья ее койки стоял епископ Ариан самолично - все прочие клирики уже потеряли надежду исцелить Штарну, но только не этот упрямый старик. Епископ нараспев читал молитву по лежащей у него на коленях священной церковной книге - Штарне так хотелось уйти куда-нибудь далеко, ускользнуть от вгрызавшихся в нее слов:

- ...буквально на наших глазах мир меняется и меняется в лучшую сторону. Наш народ, наша церковь - не пассивные созерцатели этих перемен. Нет, мы - активные их участники. Труд народа, строящего равенство и единство, деятельность Церкви и Имперского государства на международной арене, - язык епископа слегка заплетался, оттого у него вышло скорее нечто вроде "гусарства на межродной рее", - все это вносит достойный вклад в дело общественного прогресса. И разве можно не гордиться этим, - епископ прервался, несколько раз хлопнув в ладоши.

Казенные клише, перемежающиеся хлопками, насиловали ее разум, уничтожая сознание, мысли и чувство реальности. Эти чтения она, и без того обессиленная и обескровленная, слушала ежедневно по несколько часов.

- ...в наших календарях этот год записан как пятидесятый от начала Великой Освободительной Войны и казни отца нашего, Латаля, - хлопки, - это не просто слова. Сегодняшние свершения есть прямое продолжение дела Латаля, практическое воплощение его идей. Этому делу, этим идеям наша церковь верна и будет верна всегда!

Ариан закончил молитву и посмотрел на Штарну. В его взгляде чувствовалась какая-то... безнадежность. Впрочем, он все равно от своего не отступиться. Она будет лежать здесь до тех пор, пока не сдастся. День за днем, неделю за неделей - кровопускания, голод, молитвы и эта одинокая, пустая келья... Словно прочитав ее мысли, Ариан придвинулся ближе:

- Не сопротивляйся вере! Ты надеешься, что тебя спасут? Пойми, дитя, это не спасение. Спасение лишь здесь, в Церкви. А там - грех, суета и тщета. Разве ты не видела свою подругу? Она спокойна, ее душа нашла мир, для нее нет войн, нет бедности, только счастье и покой - разве ты не хочешь такого же для себя?

Штарна молчала.

- Упрямая... - с оттенком досады проговорил Ариан, - ты последняя, кто упорствует в своем грехе. Иногда я даже сомневаюсь, что тебя можно спасти.

Он раскрыл наугад поднятую с пола книгу - разницы не было никакой, все одинаковые:

- Мы всегда гордились своей страной. Но мы не претендуем на звание какой-то сверхдержавы, не покушаемся ни на чьи интересы, никому не навязываем своё покровительство, никого не пытаемся учить жить. Но мы будем стремиться быть лидерами, добиваясь уважения к самостоятельности и самобытности народов Загорья. И это абсолютно объективно и объяснимо для такого государства, как Империя Братских Народов, с её великой историей и культурой, с многолетним опытом совместной, органичной жизни разных народов в рамках одного единого государства. И мы знаем, что в мире всё больше людей, поддерживающих нашу позицию по защите традиционных ценностей, которые тысячелетиями составляли духовную, нравственную основу цивилизации, каждого народа: ценностей равенства и единства всех и каждого на Сегае!

Равенство, единство... Не так уж это и плохо. Всего-то и нужно, что услышать, поверить, принять... и плыть по жизни дальше добропорядочной, счастливой горожанкой. Ариан достал из складок своей рясы знак глаголя: огромный и заостренный к концу, выполненный из рога какого-то животного:

- Покайся, дитя мое. Покайся! Чтобы ни держало тебя в мире - отпусти это. Это человек? Мать? Муж? Жених? - Ариан словно читал ее мысли. В его голосе зазвучало напряжение, - любая любовь грешна, кроме любви к Церкви. Кто он? Назови его имя! Отрекись от него.

Еле слышно, глядя мимо епископа, Штарна выдохнула:

- Киршт...

***

- Что ты здесь делаешь? - изумленно спросил Ярин у эльфа, когда за ним захлопнулась решетка, и стражник скрылся за углом.

- Ну, в некотором смысле, я здесь из-за тебя, - ответил Эжан.

- Что? Они решили, что ты тоже работаешь на Ритца? Эжан, я ничего не говорил им, клянусь! Они что, просто хватают всех, кто под руку подвернется?

- Ну да. Обычное дело. Что ж тут такого?

- Но ведь должны быть какие-то основания... Нельзя же просто так взять и арестовать человека!

- Так кто ж спорит, были основания... И в твоем случае, наверное? Ты-то как сюда попал?

- Соседи донесли, черт бы их побрал. Кушаю я, видите ли, не по чину. Бабки в мусоре копались.

- Ну вот. Экий ты беспечный.

- А что, я, по-твоему, должен был делать? С собой уносить все, что в холодильнике? Вместе с холодильником?

- Конечно. Другие же так делают, а ты, со всеми твоими чародейскими талантами, не можешь?

Ярин, раздраженный, уселся на нары.

- В голове не укладывается. Каждый раз, когда я думаю, что хоть как-то устроился в жизни, все катится псу под хвост. Начиная с того экзамена в Академию. Я же на голову выше всех остальных абитуриентов был. На две головы! Сомневаешься?

- В твоих способностях? Ничуть, - на сей раз Эжан не язвил, - но сомневаюсь, что тебе они помогли.

- Вот именно. Приняли на мое место убогого из Тролльих земель, дуру со связями и блатного горца. Разве это честно? И с посудомоечным шкафом то же самое... Для себя я, что ли, старался? У меня и посуды-то почти не было, чашка да тарелка. Хотел людям помочь, цех поднять... И вот чем все в итоге закончилось.