Наша фантастика № 2, 2001

Наталья Точильникова

ИСПОВЕДЬ

Я сидел на лавочке возле клумб во дворе Алексеевского монастыря. Наконец двери храма открылись, и на лестнице появился отец Александр в окружении толпы народа. Здесь батюшка наскоро сфотографировался с новообвенчанными и, подобрав рясу, как девица длинное платье, со всех ног побежал к машине. Но не тут-то было. У поворота его окружили дети:

— Батюшка, благослови!

— Ой! Здесь засада! — воскликнул отец Александр и устремился дальше, на ходу раздавая благословения.

«Не буду я за ним бегать», — решил я и печально раскрыл свою отчетную книжку. На тех местах, где должны были быть подписи священника, в графах «Исповедь» и «Причастие», бумага сияла девственной чистотой. Черт меня дернул выбрать себе в духовники популярного священника! Еще одно воскресенье коту под хвост. Опять шеф на меня наедет.

Я встал и понуро отправился к выходу с территории. Обидно, процедура-то несложная. Пишешь на листке бумаги список своих грехов и подаешь батюшке. Он читает, рвет и отпускает вас с миром, расписавшись в отчетной книжке. Но очереди! Не пробьешься же. Давно пора ввести сетевые исповеди, по e-mail. Священник получает письмо, нажимает F-8, заносит вас в виртуальную регистрационную книгу, и все в порядке. Никаких очередей. Надо внести рацпредложение.

У ворот меня остановил охранник с черно-бело-золотой повязкой на руке. Я предъявил отчетную книжку с подписью настоятеля. Тот придирчиво просмотрел документ:

— Чего пусто-то?

— Да очереди…

— А-а, — понимающе протянул он. — А вы приходите в будни, с утра.

— Работа.

— Возьмите отгул. Не имеют права не дать. Оплачиваемый и на весь день. — Он явно с удовольствием пользовался этим правом.

— Учту.

— Ладно, проходите.

В понедельник на работе я попытался незаметно проскользнуть мимо шефа прямо к своему компьютеру. Но Виктор Владимирович сразу возник за моей спиной:

— Ну что, поставил галочку?

— Нет, — честно признался я.

— Ты что, под монастырь меня подвести хочешь, сволочь? Нас и так едва терпят. А разгонят, куда пойдешь?

— Да очереди…

— Очереди! Надоел ты мне до смерти со своими очередями! Погромы в городе!

— Какие погромы?

— Какие-какие, еврейские.

— А мы тут при чем?

— Как — при чем? У нас же компьютеры!

— Так компьютеры, а не евреи.

— Дурак! Эти уже телевизоры из окон выбрасывают. Думаешь, до компьютеров не доберутся?

— Телевизоры-то им чем не угодили?

— Око Сатаны, говорят.

— А-а. Непоследовательные они какие-то, эти погромщики. Ведь Христос, кажется, тоже…

— Вырвать бы тебе поганый твой язык. Христос был русским и родился на Северном полюсе! Ой… То есть русский этнос возник на Северном полюсе миллион лет назад.

— Угу, а чего он проповедовал в Иудее?

— Кто, русский этнос? Молчи, работай.

Шеф вздохнул и понес свое грузное тело к мягкому кожаному креслу директора.

Я тоже вздохнул с облегчением и принялся за работу. Мы делали обучающую программу «Жития святых». Я загрузил картинку с изображением щуплого человека с нимбом вокруг головы, беседующего с птицами.

Место за компьютером впереди меня пустовало. Так и не нашли достойной замены. А раньше там сидела Женечка. Это я учил ее программированию. Говорил: ничего, будешь программистом в десять раз лучше меня. И ведь стала.

Женечка была красива той блистательной красотой, когда красота — это особая примета. Вот, представьте, пишут полицейские в графе «Особые приметы», скажем, «шрам над левой бровью», а ей бы написали: «красивая». Правда, в официальные каноны ее красота не укладывалась: маленький рост и черные вьющиеся волосы. И какой идиот решил, что идеальная красавица должна быть блондинкой? Впрочем, какое мне дело до официальных канонов.

Все началось с того дня, когда вышел указ, запрещающий женщинам ходить в брюках. Ну, сами понимаете, Женька на него наплевала с высокой колокольни. Но не Виктор Владимирович.

— Женя! — вскричал он. — Ты что, хочешь меня под монастырь подвести? Об указе не слышала?

Женя пожала плечами и отвернулась.

— Будь другом, Женечка, — не унимался шеф. — Не компрометируй фирму. В следующий раз надень юбочку.

— Отвратительная одежда! Снизу поддувает, в ногах путается, в автобус не залезть.

— Женя, ну ты же наш лучший работник! Мне бы не хотелось с тобой расстаться. Надень юбочку.

— Никогда!

На этот раз шеф отступил. Но как-то Женя пришла на работу с подбитым глазом, царапиной на щеке и в длинной неуклюжей юбке. Честно говоря, я был совершенно солидарен с ней в ее ненависти к этой одежде. В узких обтягивающих джинсах Женькины ноги и попка смотрелись значительно привлекательнее.

— Женя, что с тобой? — участливо поинтересовался я.

— Эти, в таких повязках, побивают камнями женщин в брюках. Я еле сбежала.

Вообще, Женька была шалопайка, бывшая вечная студентка. Не один институт сменила и еще университет, прежде чем получить высшее образование (это было тогда, когда женщин еще принимали в университет). А еще ее своевольный характер. Но уволили ее, как ни странно, вовсе не из-за характера.

Тогда вышел указ, запрещающий женщинам работать. Женька стояла перед шефом и скулила:

— Виктор Владимирович, вы же сами говорили, что я ваш лучший работник! За что же вы меня увольняете?

— Ни за что, а почему. Ничего не могу сделать, закон. Из-за тебя всю фирму разгонят. Ты будешь дома работать, за компьютером. Зачем тебе сюда ездить? А деньги будем платить наличными. Это уж устроим как-нибудь.

— Так и буду одна дома сидеть куковать, с мамой?

Женька вздохнула и вышла из комнаты. А еще через пару дней женщинам запретили появляться на улице без сопровождения мужа или отца. У Женьки не было ни того, ни другого, и наш нарождающийся роман плавно перетек в телефонную форму.

Были, конечно, женские демонстрации протеста, но их частью расстреляли, частью пересажали, а в газетах обсуждался прекрасный истинно русский идеал XVI века, когда девицы и жены содержались исключительно в теремах…

Мои воспоминания прервал шеф. Он навис надо мной подобно скале и с отвращением смотрел на дисплей.

— Ты что загрузил, поганец?

— Гравюру Эшера.

— Идиот, это же Франциск Ассизский!

— Ну и что? Он же святой.

— Он католический святой, бездельник! Нас же обвинят в латинофилии. Ох, подведешь ты меня под монастырь!

Я задумался:

— Виктор Владимирович, а помните, как здорово было, когда мы игрушки делали, стрелялки-бегалки? Еще Свиридов нам сценарии писал. А мы и не думали ни о чем таком, ни о каких ересях.

Лешка Свиридов был тогда известным молодым писателем-фантастом и большим приколистом (теперь его больше не печатают, с тех пор как запретили фантастику).

— Помню. — Лицо шефа приобрело мечтательное выражение. — Но что поделаешь. Не будем делать «Жития святых» или что-нибудь в этом роде — нас точно всех разгонят, а то и хуже.

Вернувшись домой после работы, я привычно набрал Женькин номер. Но телефон не отвечал. Странно, обычно в это время там все уже дома. Да и куда им идти одним, дамам-то?

Я подождал около часа и позвонил еще. Тот же результат. На сердце было неспокойно, противно как-то. Я оделся и поехал к ним.

Дверь в квартиру была открыта. По полу разбросаны книги, бумага и осколки фарфора. Женька лежала на полу рядом со своей матерью. Черные волосы заляпаны кровью. Я сел на корточки рядом с ней и взял ее за руку, уже холодную. Я поискал глазами телефон. По 03 звонить, вероятно, уже бесполезно, хотя я не врач. Вдруг еще нет? Или хотя бы в милицию. Телефон лежал здесь же, на полу, с битой трубкой и оборванным проводом. Я сжал губы.

В прихожей послышались шаги. Я даже не закрыл дверь, забыл.

— А, здесь уже были, — равнодушно протянул мягкий баритон. — Вечно у них в штабе несогласованность. Зачем мы сюда перлись?