Иногда оно светится (СИ)

«Очень эротично, — хохотнул прежний знакомый голос, — Что потом? Массаж? Ароматизированная ванна?.. Четыре года, старик, да?..»

Я стиснул зубы. Если бы у этого голоса было лицо, я бы вогнал ему зубы прямо в глотку. Даже если бы это было мое лицо.

Труднее всего было выбраться с телом обратно. Подняться самому с пустыми руками было бы не в пример легче, с кайхиттеном же я провозился минут пять. Кончилось тем, что я приподнял его и положил на обшивку, оставив ноги опасно свешиваться к воде, потом выбрался сам. Один толчок — скажем, если бы «Мурену» волной отнесло на капсулу — один самый незначительный толчок и парнишка загремел бы вниз, в мрачные владения здешнего Нептуна. На нем килограмм двадцать железа, а вода сейчас ледяная и глубина здесь приличная. Если он упадет — я его не вытащу. Мысль эта была короткой, но неприятной, я поспешно вылез на обшивку сам. Кайхиттен лежал, запрокинув голову и приоткрыв рот. За пухлыми алыми губами виднелись очень правильные ровные жумчужинки зубов. Странно — подумалось мне тогда — никогда не замечал, как у них с зубами. Все думалось, гнилье одно — варвары как никак, никакой личной гигиены.

— Ванну ты уже заработал, приятель, — строго сказал я, обращаясь к неподвижному телу, — Черт, вы что, так и не научились использовать закрытый цикл воды на своих кораблях?

Он действительно был грязен необычайно. Даже если на борту кайхиттенского фрегат и была ванна, этот юный варвар ей явно пренебрегал. Можно понять — когда впервые в жизни отправляешь в боевой поход, тут уж не до комфорта и личной гигиены. Небось все время как на иголках сидел. Викинг чертов.

Вскоре он оказался уже на палубе «Мурены». Я не стал относить его в каюту, оставил в рубке. Вдруг придет в себя… Хотя, подумало мне отчего-то, чем позже это произойдет, тем лучше.

Я не представлял, что увижу в этих больших глазах, когда они откроются. «Привет, я скай-капитан Линус, граф ван-Ворт. Так вышло, что я уничтожил твой корабль и убил твоих спутников, это ничего? Мы ведь станем друзьями?..»

«Знаешь, все ты знаешь, — едко заметил голос, далекий и глухой, как в идущей с помехами радиопередаче, — Ты там увидишь ненависть. И советую тебе покрепче запереть дверь своего отсека, если не хочешь проснуться от того, как тебе с неприятным треском сворачивают шею».

Я покосился на его руки. Тонкие, с длинными красивыми пальцами, они не казались особенно сильными, но я не первый день жил на свете и успел повидать кайхиттенов. Это были образцовые хищники. Даже их десятилетний ребенок — не более чем агрегат для убийства, снабженный автономным компьютером для поиска цели и примитивным блоком опознавания «свой-чужой». Кайхиттены считались бы лучшими воинами в Галактике, если бы в ней не существовало небольшой планеты под названием Герхан.

А пальцы и в самом деле красивые. Под ногтями грязь, сами ногти неровные — наверняка обгрызал чтоб не возиться с ножницами.

А я чуть не выжег ему мозги — этому щенку с неровными ногтями…

Меч его я тоже прихватил, хотя для этого пришлось сделать еще одну ходку. Он оказался тяжел, парню и ходить-то с ним, небось, было непросто. Может, принадлежал еще отцу или деду, кайхиттены часто передавали свое оружие потомкам — считалось, что это приносит удачу.

Я опять не смог сдержать усмешку. Мой собственный фамильный меч лежал достаточно далеко и в достаточно пыльном месте чтобы у нас с кайхиттеном появилась возможность устроить дуэль по всем правилам.

К бокам капсулы я прилепил две коричневые брикетины аммонсипала, мощной и надежной взрывчатки, воткнул по радиодетонатору. Гладкие и небольшие куски коричневого мыла с торчащими иголками. Взрывчатку я использовал редко, чаще для бытовых целей — делал проходы в рифах, иногда глушил особенно больших тритонов, когда они подбирались к маяку. Пускать на дно капсулы мне еще не доводилось.

Автопилот «Мурены» принял на себя управление. Иногда он начинал сбоить, как основательно употребивший алкоголя старик, но обычно вел себя смирно. Он покорно повел судно к маяку.

Когда мы отошли метров на триста, я взорвал заряды на броне капсулы. Взрыв был не сильный, в ночи глухо бабахнуло — б-ж-ж-жж-бамм! — как будто кто-то приложился молотком по толстому листу металла. Пламени не было видно, только осветил на мгновенье море оранжево-коричневый слабый сполох. Я не мог разглядеть, что осталось от капсулы, но не сомневался, что ее как минимум разорвало напополам — аммонсипал суровая штука.

Потом принялся за мальчишку.

Уложив его на своем диване — в рубке стоял небольшой, на котором я дремал, если приходилось делать долгий переход на «Мурене» — я стал снимать с него железную чешую.

Ее оказалось чертовски много и я почти сразу порезал палец о какой-то шип. На удерживающих всю эту сбрую кожаных ремнях были фиксаторы, но непривычного образца, я повозился с ними несколько минут, однако так и не сообразил, как их активировать. Снимать доспехи не расстегнув ремней было невозможно — они были хорошо пригнаны, сидели как влитые.

— И какой сволочи в голову могло придти одевать на мальчишку всю эту гадость, — бормотал я, пытаясь разобраться в системе переплетающихся ремней, — Ублюдки. Это же ребенок!.. Два пуда стали и лезвий, чтоб вам все это кто-нибудь засунул в глотку!

Убедившись, что фиксаторы мне не открыть, я плюнул и достал резак. Короткое лезвие завибрировало и вгрызлось в ремни. Оно рассекало их легко, тихо ворча и оставляя аккуратные чистые разрезы. Когда оно натыкалось на металл, доспехи неприятно звенели. За три минуты я срезал их все. Металлическая скорлупа стала ссыпаться с кайхитенна кусками и раскатываться по всей рубке, обнажая бледное тощее тело с просвечивающими ребрами и талией толщиной с талию десятилетнего ребенка. Ругаясь сквозь зубы, я стал собирать доспехи и швырять их в шкаф. Плевать, даже если это фамильный хлам, который передают по наследству. Не дело ребенку разгуливать в броне, которую делали с одной только целью — прикрывать убийцу. Детей не впутывайте, гады! Нельзя им такое…

«А что тебя смутило, друг Линус? Вспомни, сколько самому было, когда впервые на палубу ступил!»

«В нашем роду все рано брали в руки оружие. Это необходимость, а не прихоть».

«Он тоже не похож на человека, который вышел в космос с оружием в руках из прихоти, верно?»

«Он кайхиттен».

«А ты герханец. Что с того?»

«Замолчи».

Мальчишка был хорошо сложен. Худощав, конечно, но среди кайхиттенов не так-то просто отрастить живот. Стройные ноги, крепкий плоский пресс, хорошая гладкая кожа. Я вдруг поймал себя на мысли, что хочу провести по ней рукой. Просто чтобы понять, какая она на ощупь.

— Старый развратник.

«Четыре года…»

«Замолчи».

«Почему? Ты боишься этого разговора?»

«Недостаточно свихнулся чтобы спорить с самим собой».

«Посмотри правде в глаза, друг Линус. Ты чертовски долго отмораживаешь свой зад на этой планете. А парень действительно красив. Ты видишь это? Признай. У тебя всегда был хороший вкус, просто посмотри на него.»

«Он красив в каком-то смысле. Что мне с того?»

«Ничего, друг Линус, совсем ничего. Просто, сам посуди… Четыре года… Тоскливо на маяке одному, верно? Ты еще не стар…»

«Еще одно слово — и я возьму логгер. Наверно, тебе тоже будет несладко, если я вскипячу себе мозги?»

Голос заткнулся. Не исчез, просто отделился тонкой стеночкой тишины. Я чувствовал, что он просто ждет своего часа.

Ладони на штурвале заныли, я посмотрел на них и обнаружил, что успел пробить ногтями кожу. На каждой осталось по четыре глубоких царапины, похожие на крошечные кровавые месяцы. Проклятый псих. Ты таки свихнешься здесь, если еще не успел этого сделать. Я вытер пот со лба, пальцы противно дрожали.

— Нет, — сказал я сам не знаю кому, — Никогда. Этого я не допущу.

Поднявшаяся было внутри муть осела, я снова мог вздохнуть полной грудью. Мальчишка кайхиттен лежал на моем диване, беспомощно разметав руки. Щека его лежала на подушке и из-за приоткрытых губ показался кончик розового языка. Из одежды на моем госте было только нижнее белье, от долгого использования потерявшее цвет и готовое порваться при малейшем движении. Я смотрел на него долго, несколько минут. Он лежал неподвижно, едва слышно дыша. Дыхание было слабым, но ровным. Странно, что я не услышал его там, в капсуле.