Тебе лишь нужно убивать

— Эй, у меня нет права голоса?

Словно это был повод, который ждал весь взвод. Все разом заговорили.

— Я собираюсь отдать свой голос за Йонабару.

— Я это замутил, чтобы фильтровать ваши шутки, так что хватит понапрасну сотрясать воздух.

— Будто бы Кирия собирается поднажать в своих тренировках, раз не хочет, чтобы Йонабару смог так просто над ним угарать.

— Сэр! Я думаю, что мне нужно перезапустить мой Жилет, сэр! Я не хочу, чтобы он сломался во время битвы!

— Ай, чувак. Я готов убить за сигарету. Должно быть, оставил в другом Жилете.

— Я думал, ты бросил курить.

— Эй, кончайте! Я пытаюсь немного поспать!

Вот так оно и шло. Туда, сюда, обратно по каналу связи, словно это был чат в интернете. Всё, что мог сделать Феррел, это вздыхать и мотать своей одетой в Жилет головой.

Когда ты напряжён настолько, что даже ногти не покусать, подумай о чём-то радостном, и это поможет сбросить напряжение. Они учили нас во время тренировок и этому. Само собой, у них тут собрана орава животных, и единственная вещь, о которой они могут думать, это секс. Была только одна девка, о которой я мог думать, моя сладкая, маленькая библиотекарша, лицо которой я уже почти не мог себе представить. Кто знает, что она делает. Прошло уже полгода, как она вышла замуж. Наверно, её уже обрюхатили. Я ушёл в армию сразу же, как закончил старшую школу, и она разбила мне сердце. Не думаю, что эти две вещи связаны. Но кто знает?

Я записался в армию, думая, что смогу привнести какой-то смысл в этой ёбаный мир, если поставлю свою жизнь на кон в битве и посмотрю, какая судьба мне уготована. Мда, какой же я был зелёный. Если я сейчас был зелёным чаем, то в те времена я должен был быть зелёным лаймом. Как выяснилось, моей жизни даже не хватит, чтобы купить одну из тех дорогущих бомб, и такой расклад карт судьбы был без ладу и складу.

— Вот херня. Если мы не будем рыть траншеи, мы можем хотя бы сесть?

— Не сможем спрятаться, если будем копать траншеи.

— Этот активный камуфляж полное дерьмо. Кто вообще ляпнул, что они не зырят лучше, чем мы? Они вообще не должны видеть боевую вертушку, но они сшибают их в небе, словно шарики в парке развлечений. Это обеспечит нам в Окинаве тот ещё адок.

— Если столкнёмся с врагом, я точно проведу им проверку зрения.

— Я всё равно говорю, что траншеи — это величайшее изобретение человека. Я всей горой за траншеи.

— Можешь копать траншеи сколько угодно, как только вернёмся. Вот мои приказы.

— Разве не так они пытают пленников?

— Моя пенсия тому человеку, который придумает способ, как вас… — дерьмо, началось! Смотрите, чтоб вам не оторвало яйца, господа! — закричал Феррел.

Гомон битвы заполнил воздух. Я чувствовал тряску от взрыва далёких снарядов.

Я переключил внимание на Йонабару. После случившегося во время физподготовки, может, мой сон был всего лишь сном, но если бы Йонабару умер рядом со мной в начале битвы, я никогда бы себя не простил. Я проиграл в голове события из сна. Копьё пришло с двух часов. Оно пролетело прямо сквозь камуфляжный экран, превращая его в лохмотья, спустя минуту после начала сражения, плюс-минус.

Я напряг своё тело, ожидая быть сшибленным в любой момент.

Мои руки тряслись. Немного зачесалась спина. Складки моего внутреннего костюма надавили на меня.

Чего они ждут?

Первый снаряд не поразил Йонабару.

Вместо этого выстрел, который должен был убить его, был сделан по мне. У меня не было времени, чтобы сдвинуться хоть на миллиметр. Я никогда не забуду вид вражеского копья, летящего прямо в меня.

5

Книга в мягком переплёте, которую я читал, лежала рядом с подушкой.

Это был детективный роман про американского сыщика, который якобы являлся какого-то рода экспертом по вопросам Востока. Я остановил указательный палец на сцене, в которой все ключевые персонажи собрались вместе на ужин в японском ресторане в Нью-Йорке.

Не поднимаясь, я осторожно осмотрел казарму. Ничего не изменилось. На теле красотки в купальнике до сих пор красовалась голова премьер-министра. Радио с охрипшими басами выскрипывало музыку с верхней койки; певец с того света предостерегал нас не плакать из-за потерянной любви. Подождав с целью убедиться, что далее девушка-диджей своим подростковым голосом будет сообщать прогноз погоды, я сел.

Я переместил свой вес, сев у края кровати.

Я ущипнул себя за руку изо всех сил. Место, где я ущипнул, сильно покраснело. Оно болело, как последняя сука. Слёзы размыли моё зрение.

— Кейдзи, подпиши это.

Йонабару вытянул шею за край верхней койки.

— …

— Что случилось? Всё ещё спишь?

— Не. Тебе нужна моя подпись? Конечно.

Йонабару исчез из поля зрения.

— Не возражаешь, если я спрошу кое-что немного странное.

— Что? Мне просто нужно, чтобы ты подписал по пунктиру, — его голос донёсся сверху каркаса кровати. — Больше ничего не надо писать. Это вовсе не смешно, рисовать на обратной стороне лейтенанта или кого ещё.

— С чего мне делать это?

— Не знаю. Это то, что я сделал, когда впервые расписывался.

— Только не начинай нас сравнивать — а, забудь. То, что я хотел спросить, это завтрашняя атака, хорошо?

— Конечно. Это не те вещи, какие они будут менять в последний момент.

— Ты никогда не слышал о том, как кто-нибудь проживает какой-нибудь день снова и снова?

Была выдержана пауза, прежде чем он ответил.

— Ты уверен, что проснулся? День после вчера — это сегодня. День после сегодня — это завтра. Если бы всё работало не так, у нас не было бы Рождества и дня Святого Валентина. Нам были бы кранты. Или нет.

— Ага. Точно.

— Слушай. С завтрашней операцией ничего такого.

— …Точно.

— Будешь столько волноваться, превратишься в тыкву — у тебя поедет крыша ещё до того, как им предоставится шанс вынести тебе мозги.

Я безучастно уставился на алюминиевые трубы, составляющие каркас кровати.

Когда я был ребёнком, война с Мимиками уже началась. Вместо игр в ковбоев и индейцев или полицейских и воров мы сражались с пришельцами, используя игрушечные пистолеты, стреляющие пластиковыми пульками. Когда ими попадало по тебе, немного жгло, но не более. Даже с близкого расстояния они едва ли могли причинить урон. Я всегда был героем, принимающим на себя урон ради победы команды. Я отважно бросался на линию огня, поглощая одну пулу за другой. Я совершал небольшой прыжок с каждым удачным попаданием, подкрепляя его импровизированным танцем. В этом я был действительно хорош. Вдохновлённые смертью героя его товарищи начинали массированную контратаку. С его благородной жертвой он обеспечил человечеству спасение. Будет объявлена победа, и дети, которые были плохими парнями, вернутся на сторону людей и вместе с ними отпразднуют победу. Тут таких игр не было.

Изображать героя, которого истребили в битве, это одна вещь. Но смерть героя на реальной войне совсем другое дело. По мере взросления я понял разницу, и я знал, что не хочу умирать. Даже во сне.

От некоторых кошмаров ты не можешь пробудиться, сколько бы раз ты ни пробовал. Вот я был заперт в кошмаре, и не важно, сколько раз просыпался, я всё равно оставался в его ловушке. Худшее, что я понял, я был пойман в некую петлю, из которой не мог вырваться. Я придушил внутри себя панику.

Но в самом ли деле это случалось со мной снова?

Тот же день, который я уже дважды прожил, вновь развернулся передо мной. Или же это всё было простым кошмаром. Разумеется, вещи будут происходить так, как я запомнил их. Это всё было в моей голове, так почему бы и нет?

Это было нелепо. Я шлёпнул матрац.

Я увидел во сне это чёрное остриё, летящее на меня? Было ли копьё, что разнесло мою нагрудную пластину и пронзило мою грудную клетку, лишь в моей голове? Неужели я навоображал кровь и отхаркивающиеся куски лёгких?

Позволь рассказать тебе, что происходит, когда тебе разносят лёгкие. Ты захлёбываешься, не в воде, но в воздухе. Вдыхай так сильно, как хочешь, повреждённые лёгкие не могут передать кислород, необходимый твоему телу, в кровоток. Все вокруг тебя, все твои друзья вдыхают и выдыхают, не задумываясь об этом ни секунды, пока ты один единственный захлёбываешься в море воздуха. Я никогда не знал об этом, пока это не приключилось со мной. Я определённо не выдумал это. Это произошло на самом деле.