Тебе лишь нужно убивать

Я был слаб. Я даже не мог заставить женщину, что любил — библиотекаршу — посмотреть мне в глаза. Я думал, что непреодолимо изменяющаяся военная обстановка изменит меня, выкует из меня что-то, что работает. Я могу дурачить себя верой в то, что на поле боя найду последний кусок головоломки, необходимый, чтобы завершить Кейдзи Кирию. Но я никогда не хотел быть героем, любимым миллионами. Ни на минуту. Если бы я мог убедить нескольких имевшихся у меня друзей в том, что я мог сделать что-то в этом мире, мог оставить свой след, каким бы малым он ни был, этого было бы достаточно.

И поглядите, что из меня вышло.

Что дала мне полугодовалая тренировка? Теперь я обладал горстью навыков, которые ни хрена не стоят в реальном бою, и кубики на прессе. Я всё ещё был слаб, а мир продолжал ебать мозги. Мама, папа, простите. Потребовалось столько времени, чтобы я понял очевидное. Ирония в том, что я должен был сбежать из армии, прежде чем разобраться в этом.

Пляж был запущен. Должно быть, Береговая охрана последние шесть месяцев занималась эвакуацией этого места.

После небольшой пробежки длительностью меньше часа я стал держаться волнолома. Я покрыл где-то восемь километров, проделав примерно полпути до Татэямы. Моя рубаха песочного цвета потемнела от пота. Марля, намотанная на мою голову, вот-вот готовилась слететь. Нежный морской бриз — отдушина после того горячего ветра, гуляющего по базе — ласкал заднюю сторону моей шеи. Если бы это место не предназначалось для пулемётов, реквизитов, спёртых из какого-то давно забытого аниме, вторгающегося в реальный мир, это было бы настоящей картиной тропического курорта.

Пляж был усыпан оболочками сигнальных ракет — их грубая разновидность, которые собираешь вместе и запускаешь из пластиковой трубы. Никто не окажется настолько сумасшедшим, чтобы подходить близко к военной базе и запускать фейерверк. Должно быть, их установили какие-то ублюдки, жаждущие наживы и пытающиеся предупредить Мимиков об атаке на полуостров Босо. Где-то там существовали антивоенные активисты, убеждённые в том, что Мимики являются разумными существами, и они пытались открыть с ними линию связи. Разве демократия — это не здорово?

Благодаря глобальному потеплению, вся эта полоса пляжа уходила под воду, когда близился прилив. К закату эти ёбаные трубки будут смыты в море и преданы забвению. Никто даже не узнает. Я пнул одну из расплавленных трубок изо всех сил.

— Ну, и что это? Сорудат?

Я прокрутился на месте.

Прошло уже какое-то время с тех пор, как я слышал японскую речь, да ещё какой-то местный диалект. Я был настолько потерян в своих мыслях, что не понял, как кто-то подошёл сзади.

Две фигуры, пожилой мужчина и маленькая девочка, стояли на насыпи. Из кожи старика получился бы хороший рассол, если поместить её в банку в такой солнечный день, как сегодня. В левой руке он сжимал трёхзубое металлическое копьё, пришедшее прямо из сказки. Что он делает с трезубцем? Девочка — выглядела она как раз на тот возраст, который соответствовал начальной школе — крепко стискивала его правую руку. Наполовину спрятавшись за ногой мужчины, девочка без стеснения глядела на меня из-под соломенной шляпки. Лицо под шляпкой было слишком белым для той, кто долгое время жарился под солнцем.

— Твой лицо незнаком.

— Я с базы Цветочного пути. — Проклятье! Язык мой — враг мой.

— А.

— Что, эээ, привело вас двоих сюда?

— В море много рыбы, который хотеть быть пойманным. Вся семья ушёл в Токио.

— Что случилось с Береговой охраной?

— Начали кричать, что мы идём в Окинаву. Почему, они все взяли и ушли. Если армия умный, пусть разберётся с теми хрипунами для нас, и мы вздохнём спокойно, эт`точно.

— Ага, — хрипуны, очевидно, было местным сленгом, обозначающим Мимиков. Обычным людям никогда не выпал бы шанс увидеть Мимика своими глазами. В лучшем случае они краем глаза заметят гниющий труп, прибитый к берегу, или попавший в рыболовную сеть и сдохший в ней. Но когда кондукционный песок вымывается океаном, всё, что от них остаётся, это пустая оболочка. Вот почему многие люди думали, что Мимики — это какой-то тип амфибий, которые сбрасывают кожу.

Я понял только 70 процентов из сказанного мужчиной, но я услышал достаточно, чтобы понять, что Береговая охрана свалила из этого места. Наше поражение на Окинаве, должно быть, было более серьёзным, чем я думал. Весьма плохо для них, отозвать наши комбинированные войска со всей линии Утибо. Все были переброшены с упором на большие города и промышленные зоны.

Старик улыбнулся и кивнул. Девочка наблюдала за ним широкими, словно блюдца, глазами, лицезрея довольно редкое явление. Он видел надежду в войсках ОСО, дислоцированных на базе Цветочного пути. Не то чтобы я подписывался защищать его или кого-то ещё. Но всё равно, я почувствовал себя от этого дурно.

— У тебя есть курево, сынок? Как ваеные ушли, не могу найти просто ни одну.

— Простите. Я не курю.

— Тогда ты не волноваться надо, — старик уставился на море.

Не так много солдат в Бронепехоте страдало от никотиновой аддикции. Вероятно, потому, что ты не смог бы прикурить во время битвы, когда это наиболее необходимо.

Я стоял молча. Я не хотел сказать или сделать что-то глупое. Я не мог позволить ему догадаться, что я дезертир. Дезертиров расстреливают. В том, чтобы убежать от Мимиков и быть убитым армией, не было особого смысла.

Девочка дёрнула мужчину за руку.

— Она устаёт реально просто. Хотя хороши глаза. Родись она мальчиком, была бы годным рыбаком.

— Ага.

— Ещё одна вещь, жде я пойду. Не видал ничего такого. Побежал, как мог быстро от дома, нашёл здесь тебя. Как ты это понимаешь? Что-то с хрипунами? — он поднял руку.

Мои глаза проследили за шишковатой веткой, какой был его палец. Вода стала зелёной. Не изумрудно-зелёной, какую видишь на берегу какого-нибудь островка на юге Тихого океана, а пенистой, мутно-зелёной, как если бы супертанкер, заполненный мороженным с зелёным чаем выбросился на мель и слил свой груз в бухту. Дохлая рыба качалась на волнах, вместе с ярким пятном серебра.

Я узнал этот зелёный. Я видел его на мониторах во время обучения. Мимики ели почву, прям как земляные черви. Но в отличие от червей, почва, что они пропускали через себя и затем выделяли, была ядовита для других форм жизни. Место, где кормились Мимики, погибало и превращалось в пустыню. Море становилось молочно-зелёным.

— Совсем похоже не на красный прилив, что глядеть тогда.

Оглушительный крик заполнил воздух. В моей голове заиграл знакомый мотив.

Со всё ещё сросшимися бровями голова старика прочертила в воздухе дугу, устремившись в небо. Разлетевшиеся куски его челюсти и шеи раскрасили соломенную шляпу девочки в яркий красный. Она не поняла, что произошло. Копьё выходит из тела Мимика на скорости двенадцать метров в секунду. Череп старика отправился в полёт ещё до того, как звук копья достиг нас. Она медленно подняла глаза.

Следующий снаряд рассёк воздух. До того, как её большие, тёмные глаза смогли увидеть сражённого дедушку, копьё пронзило девочку, ни из милосердия, ни из злобы.

Её маленькое тело было уничтожено.

Сотрясённое ударом безголовое тело старика качнулось. Половина его тела была выкрашена в насыщенный багряный. Соломенная шляпка завертелась на ветру. Моё тело отпрянуло. Я не мог пошевелиться.

На краю воды стояла разбухшая лягушка.

Это побережье несомненно находилось в пределах охраны ОСО. Я не слышал доклады о том, что какая-нибудь патрульная лодка пущена на дно. База впереди тоже была рабочей. Здесь не могло быть никаких Мимиков. Заявление, которое явно оспорили бы два трупа, лежащие возле меня, если бы они могли. Но они были мертвы, глаза меня не обманывали. И я, их единственная надежда, только что дезертировал из единственного военного подразделения в округе, способного отразить это вторжение.

Я был безоружен. Мой нож, мой пистолет, мой Жилет — всё это осталось на базе. Когда я прошёл через ворота час назад, я оставил позади всякую надежду на защиту. Тридцать метров к ближайшему 57-миллиметровому стволу. В пределах досягаемости на бегу. Я знал, как из него стрелять, но ещё был брезент, с которым тоже нужно было разобраться. У меня не будет времени, чтобы снять его. Вставить мою идентификационную карту в платформу, ввести пропускной код, вставить тридцатикилометровую патронную ленту, освободить блокирующий вращение рычаг (или ствол не будет двигаться, и я не смогу целиться), залезть на сиденье, провернуть проржавевшую ручку — в пизду. Стреляй, падла! Стреляй!