Оракул

Каждый вечер еду уносили и выбрасывали. Бог съедал и выпивал дух этих блюд; никто другой уже не смел к ним прикоснуться.

Мирани шевельнула ногой, нарисовала в пыли маленький кружок. Что будет, если однажды Бог действительно съест пищу? Если он спустится с пьедестала? При этой мысли она с трудом сдержала улыбку: Крисса в панике, Ретия на коленях, Гермия бьется в истерике...

А сама Мирани? Она-то удивится больше всех. Потому что они все верят в Бога. А она — нет. Это был ее секрет, ужасный тайный грех.

Никто не должен об этом узнать!

Когда Ритуал окончился, к ней подошла Гермия и коротко сказала:

— Вот ключ от сундука с личными вещами Архона. Принеси чистую одежду и сандалии; их приготовит слуга. С тобой пойдет Ретия.

У Мирани упало сердце: «Неужели они следят за мной?!»

Ретия ждала у дверей Храма; рука об руку они прошли через Мужской двор, потом через Женский двор и вышли к внешнему портику. Собравшаяся толпа почтительно расступилась, склонив головы, уткнув подбородки в грудь. Мирани никак не могла к этому привыкнуть. Такое поклонение смущало ее, но Ретия невозмутимо прошествовала мимо, словно ничего не заметив.

Солнце взошло всего час назад, а день уже был жарким. По каменной стене сновали юркие ящерицы.

— Мы пойдем пешком? — тихо спросила Мирани.

— Девятеро не ходят пешком! Я заказала носилки. Значит, ничего не изменилось. Теперь Мирани была выше рангом, чем Ретия, и имела право отдавать приказы. Но обе знали, что она этого делать не станет.

Паланкин ждал их у подножия лестницы. Внутри душного темного ящика с алыми шелковыми занавесками располагались два мягких сиденья. Пол был усыпан лепестками цветов, оставшихся от прошлых седоков. Ретия критически оглядела носильщиков.

— Отнесите нас ко дворцу Архона. Идти быстро, носилки не раскачивать!

И забралась внутрь.

Четверо носильщиков переглянулись, поправляя подушечки на плечах. Мирани понимала, что поездка будет душной, тяжелой и, в общем-то, совершенно ненужной; она молода, крепка и вполне могла бы пройти весь путь пешком. Эта мысль наполнила ее каким-то болезненным гневом, не только на всех остальных, но и на саму себя. Ей захотелось сказать носильщикам что-нибудь доброе, ободряющее, но на губах выступила лишь умоляющая улыбка. Она поспешно нырнула за занавески.

Едва она села, носильщики подняли носилки. Паланкин сильно качнуло. Ретия вполголоса выругалась.

Путешествие прошло спокойно. В такую рань на Острове было мало народу. Когда носильщики вступили на мост, Мирани откинулась назад и раздвинула тонкие занавески, чтобы полюбоваться небесно-синим морем, плещущимся о камни далеко внизу. Вдалеке проплыл дельфин, потом еще один, и вот уже целая стая принялась весело выпрыгивать из воды.

— Интересно, как дельфины пьют? — вслух подумала Мирани.

— Откуда я знаю? — огрызнулась Ретия.

Вскоре ритмичный перестук сапог по дощатому мосту стих — дорога свернула в пустыню. Вокруг носилок тучей вились мухи; под жестокими укусами насекомых носильщики досадливо шипели и вполголоса ругались. Ретия беспокойно ерзала на своем месте. Наконец она не выдержала:

— До сих пор не понимаю, почему избрали именно тебя!

Мирани вздохнула, не зная, что ответить. Она достала ключ и несколько секунд пристально рассматривала его.

— Наверно, это вроде того, как человека избирают Архоном, — наконец сказала она. — Ты этого не хочешь, приходится смириться, и все. — Она подняла глаза. — Его смерть ничего не исправила, правда?

— Еще как исправила!

— Но ведь дождь не пошел.

— Может быть, так хотел Бог. Все равно, даже если дождя не было, Храм не пострадает.

Храм не пострадает! Мирани уставилась на нее, не веря своим ушам.

— А как же люди в Порту? Как же скот и урожай?

— Храм важнее, — отрезала Ретия. — Все это знают, даже ты. Каждый из них с радостью отдаст нам последнюю чашу воды.

Это была правда, и Мирани замолчала. До самого конца длинного, тряского пути через пустыню она не проронила ни слова.

Дворец Архона стоял неподалеку от Порта. Это было небольшое белое здание с непропорционально маленьким фасадом. Вокруг росло несколько чахлых деревьев, внутри располагался сад с целебными травами и фонтанами, ныне пересохшими.

Резким рывком носилки остановились. Ретия в ярости спрыгнула на землю. Носильщики задыхались и обливались потом; один из них держался за бок, согнувшись от мучительной боли, однако это не помешало Ретии высказать все, что она о них думала. Мирани больше не могла этого терпеть. Чистым голосом она произнесла:

— Благодарю вас. Сходите на кухню, выпейте воды. Скажите, что у вас есть разрешение Девятерых.

Они с изумлением воззрились на нее. Старший хотел что-то сказать, но тут Ретия схватила ее за руку и оттащила в сторону.

— Может, ты и Носительница Бога, — прошипела она, — но не смей вольничать со мной! Моя семья лучше твоей, и я живу здесь намного дольше...

Мирани отпрянула. Потом увидела, что возле пересохшего фонтана их поджидают какие-то люди.

Их было двое. Один — Главный Управитель дворца, смуглый потный толстяк в роскошном халате. Позади стоял писец, возможно из Города, молодой человек не старше самой Мирани. Не успела она сделать и шагу, как Ретия выхватила у нее ключ и метнулась вперед, вздымая пыль подолом своей туники. Удрученно вздохнув, Мирани последовала за ней.

— Пресветлая, — Управитель склонился в учтивом поклоне. — Мы все подготовили, комнаты освобождены, покои прибраны, как приказала Гласительница. Личные вещи покойного Архона, да благословит его...

— Спасибо. — Ретия, не останавливаясь, стремительно прошагала мимо. — Показывайте дорогу!

Ретия разговаривала с людьми, как с рабами. Хорошо быть такой уверенной в себе, с завистью подумала Мирани.

Писец шел в паре шагов позади. У дверей она обернулась и подождала его. Он, казалось, был так погружен в собственные мысли, что, не заметив, чуть не наткнулся на нее. Испуганно отпрянув назад, юноша низко поклонился.

— Прости...

— Ничего, я сама виновата. — Ее голос был тих. Щеки зарделись. Она отвернулась и быстро зашагала прочь.

Лишь войдя в дом, она поняла, что означает слово «прибрано». Все вещи Архона были вынесены. В комнатах не осталось ничего: ни мебели, ни статуй; кругом было пусто, голо, в воздухе витал слабый запах ароматического масла.

Ретия пронеслась по комнатам, как вихрь, высокомерно поглядывая по сторонам. Потом сказала:

— Где личное имущество усопшего?

— В библиотеке, Пресветлая.

Библиотека тоже была пуста — лишь в самом центре на полу стоял небольшой сундучок из кедрового дерева. Мирани отступила на шаг и тихо спросила:

— Куда все подевалось?

У писца были темные вьющиеся волосы; он был красив и, как ей показалось, знал это. Он бросил на нее изумленный взгляд, а, когда ответил, в голосе его звучало чуть-чуть меньше почтения. Совсем чуть-чуть, но она это заметила.

— Убраны, госпожа. Все, что было во дворце, пойдет вслед за Архоном в могилу. Все переписано и тщательно упаковано до наступления Дня Собранных Пожитков.

Ей следовало это знать. Мирани почувствовала себя униженной.

Они молча наблюдали, как Ретия роется в сундуке.

«Неужели это все, что осталось после целой человеческой жизни?! — думала Мирани. — Негусто!» Четыре туники, несколько пар сандалий, портрет женщины («Его мать», — торопливо пояснил Управитель), небольшой кожаный футляр, в котором лежали увядшие листья и высушенный морской конек, какая-то книга, три золотых кольца, брошь в виде скарабея и кошелек с золотыми монетами, ненужными, потому что Архон не нуждался в деньгах. Управитель пробормотал:

— Деньги предназначались для бедняков. Такова была его просьба.

Ретия нетерпеливо копалась в вещах, потом достала изысканно расшитую тунику и сандалии и захлопнула сундук.

— Этого достаточно. Остальное можно класть в могилу. — Она направилась к дверям. — Мирани!