Дворяне и ведьмы (СИ)

- Мы это уже проходили.

- И будем проходить ещё, пока не скажешь мне, чего ты хочешь.

Дорога всё шла и шла. "Если в Белопади не окажется ведьмы, я прокляну весь чёртов город", думал Хол к своему удивлению. Это всего лишь пытки - почему же они имеют такое сильное воздействие на него? Но эти переживания были напрасны. Гадалка там была, он сам её видел.

Через какое-то время джинну наскучило просто мучить хозяина и захотелось ещё и поговорить. Это тоже была пытка, только направленная не на тело, а на разум. Первака он таким образом сломил быстро, всего за неделю, объяснил джинн, а Хол, если будет особенно сильно сопротивляться выдержит целый месяц.

- Один из моих бывших хозяев был очень, очень раздосадован смертью друга. Ради него он залез в катакомбы и обустроил там своё жильё, всю свою жизнь посвятив изучению мёртвых. Однажды он пошёл набрать воды к ручью и нашёл лампу - мою лампу! - и принёс её вниз, чтобы загадать желание. Человек был умён и хитёр, он был уверен в этом. Он спросил у меня знаний, которые бы помогли ему вернуть его друга назад. И я как честный джинн принёс ему книгу.

- Слабовато для тебя, джинн. Принёс ему книгу, в которой не было ничего полезного. - Ухмыльнулся Хол. - Почему ты не убил человека?

- Молчи и слушай, Холстейн. - Спокойно продолжил чёрт. - Книга была настоящей - как чёрный клинок, только книга. В ней было написано всё, что нужно, чтобы воскрешать мёртвых. Что же я сделал, было куда более хитро, чем ты себе можешь представить. В одном месте были затёрты несколько слов - и потому мне как честному джинну пришлось вписать туда их обратно. Человек, что был хитрецом и умником, решил, будто я решил испортить книгу специально, будто я захотел, чтобы что-то пошло не так...

- А он был не прав?

- Прав, конечно прав. - Кивнул джинн головой сотканной из тумана. - Но я - честный джинн, мне нельзя не исполнять желаний. Суть желания есть мой единственный закон, его нельзя изменять. А вот трактовка, несущественные мелочи могут меняться. Как заплатка на книге. Я дал человеку истинные знания, а он же, имея представления о моей природе, решил, что я пошёл против своей природы ради обмана. И человек поплатился за недоверие, столь присущее человеческой природе - одна ошибка, и его друг, о воскрешении которого человек мечтал, стал монстром. Собранный из кусков трупов с кладбищ, с катакомб и даже из простых людей убитых на улицах, он был действительно его другом. Но боль была нестерпимой - и друг отплатил человеку за неё сполна. Человек умер в жутких муках, а его безумный друг был обречён скитаться по катакомбам целую вечность. Пока не пришли люди с поверхности, что искали мою книгу - и меня. Бедного и несчастного монстра они попытались убить, но не смогли. Подожгли, отрубили конечности, располосовали, закололи - а он остался жить. И он жив и поныне. Одна голова, без глаз, без языка и ушей, без кожи, лежит глубоко под землёй и страдает от своего безумия, не в силах ни умереть, ни утолить жажду мести.

И, выдержав паузу, джинн добавил:

- Разве не прекрасно я разделался с этим человеком? Какой прекрасный я преподал ему урок!

- А где теперь эта книга? - Проигнорировал вопрос Хол и задал тот, что был ему более интересен.

- О, а это уже про другого моего хозяина. Даже про двух. - Сверкнул клыками джинн. - Один хотел всё знать и стал книгой из плоти и крови, а второй желал сжечь всех еретиков, уничтожить любую другую веру и по совместительству жаждал стереть любое упоминание о магии. Если вкратце - первый до сих пор книга, которая пылится в какой-то запретной библиотеке, а второй начал борьбу с еретиками с себя - сам себя привязал к столбу, сам подкинул дровишек и сам себя сжёг. Красота!

Хол попытался представить, как это произошло, но не смог.

- Он пожелал себе новое тело, взамен своему дряблому и старому. Он хотел вершить суд, но не мог ни физически, ни духовно. Я дал ему тело, а старое он сам похоронил. Книга, из которой были почерпнуты эти знания отправилась в архивы инквизиции - потому что инквизитор боялся, что ему понадобится что-то ещё в его борьбе с ересью.

- Почему же он сжёг себя? - Не понял Хол.

- Однажды он сжёг какого-то старика, а тот оказался им самим. - Ответил джинн. - И оба умерли, объятые пламенем.

- С какой это стати?

- Потому что никто не говорил о переселении в новое тело. Лишь о том, чтобы получить новое. Но вернёмся к тому, о чём я говорил. А говорил я о том, что перехитрить джинна нельзя - вы, люди, перехитрите самих себя. Ибо я есть ваше отражение. Так что даже не пытайся, Хол.

Боль, о которой наёмник уже успел подзабыть, вдруг напомнила о себе. А вместе с ней спал и туман, сквозь который наконец-то проник звук снаружи. Это был голос - Тоноак, раб, стоял перед давно остановившимся конём, гладил его по плоской морде и спрашивал что-то обеспокоенно.

- Вы и вправду их убили?

- Что ты слышал? Что я сказал? - Спросил Хол и тут же поморщился от звона в ушах.

Раб замер в нерешительности. Наёмнику захотелось засмеяться - настолько превратно был понят его вопрос. Джинн, должно быть, умеет разговаривать губами Хола. Он хотел спросить только это.

- Тебе ничего не угрожает. Я никого из них не убивал. - Сказал он тише. - А теперь - что ты слышал?

- Вы сказали, что убили пятерых братьев. Вы даже сказали их имена и...

- ...да, я никого из них не убивал. - Прервал раба он. И мысленно проклял джинна, что тот управляет его телом.

Чуть погодя они вновь двинулись в путь. Выход из Золотой долины был совсем близко - а за ней находилась долина ещё большая, такая что не увидишь заснеженных пиков другой стороны, если стоишь у подножий гор.

Хол позвал раба и показал пальцем в небо. Вернее, туда, где за облаками едва-едва виднеются пики гор. Наёмник вспомнил, что Тоноак никогда не выходил из Золотого, да и, похоже, не покидал дом хозяина вовсе. Да, раб был иностранцем и по пути в городок должен был увидеть многое - но два года, проведённые в одном месте, неплохо стирают воспоминания.

- Великая долина. - Произнёс он тихо, но величественно. - Будь уверен - на другой стороне тоже горы.

И Хол не прогадал - раб как завороженный смотрел наверх, на стену гор, из которой он и наёмник выходили, но не мог найти другую стену. Конечно, Тоноак живя в Золотом слышал об этом. Его народ жил у самых подножий гор, которые были скорее холмами, там, где они переходили в плоские джунгли и бесконечные болота. Долины, где жил раб до того, как его продали, были мелкими и не сильно отличались от Золотой по размеру. Увидев Великую, он вдруг понял, почему её так назвали.

Дорога следовала вдоль пересохшего ручья и упиралась ещё в живой, а затем сворачивала вместе с ним вниз. Он тянулся от гор дальше и дальше в центр долины, сливаясь с другими ручейками в полноводные реки. Холстейн не знал названий этих вод. Лишь только самой большой реки, в которую впадал этот ручей - Змея, названная так за свои изгибы. Здесь сама долина опускалась вниз, и река, в любом другом месте Великой долины превратившаяся бы в озеро, здесь лишь извивалась.

Белопадь стояла между двух её изгибов, отгороженная от воды громадной плотиной. Мосты, каменные и деревянные были повсюду - чтобы сократить путь караванам и торговцы не обходили повороты реки у самых гор. Бояре облюбовали город, бывший когда-то сборищем домиков в каменоломне, и отстроили в нём настоящие дворцы, чтобы торговым людям было где отдохнуть по пути на восток. А вместе с ними пришёл и образованный люд, чтобы создать крепкую плотину и обновить потрёпанные корабли.

Речной флот остался здесь ещё со времён каменоломен. Тогда благодаря нему на берегах Змеи построили множество новых городов и мостов, а жителей края стали звать мостовыми людьми. Сейчас же лодки сменили грузы с камня на другие товары, а Белопадь стала настоящим морским портом, который, правда, стоял на реке. Точнее, прямо под ней.

"Если и начинать путь," думал Хол, "то только с Белопади". Отсюда можно было добраться в любую часть страны, купить любой товар, узнать любую сплетню. И, что самое важное, здесь сидела так необходимая ему гадалка.