Хорал забвения

— Может быть, теперь он относится к нам по-другому.

Кларкхэм взглянул на Майкла с изумлением, потом отрывисто рассмеялся.

— Похоже, он сумел произвести на вас впечатление, не раскрывая своей подлинной сути. Пожалуй, мне нужно быть с вами поосторожней.

Наступила тишина. Николай с тревогой оглядывал присутствующих.

— Майкл за людей и за гибридов, — произнес он наконец. — Майкл — хороший парень.

Мора улыбнулась, а Бири оскалил зубы в ухмылке. Кларкхэм беззлобно рассмеялся.

— Ну, конечно. Он так долго, так упорно стремился сюда, чтобы помочь своим и моим сородичам. Мы будем действовать сообща и достигнем всех наших целей. А теперь, после столь долгого путешествия и сытного ужина, самое лучшее — разойтись по комнатам и хорошенько выспаться. Мора покажет вам, где что находится.

Он встал и потянулся.

— Доброй ночи, джентльмены.

Мора проводила Николая и Майкла наверх, показала им ванную, спальни и чулан, где хранилось белье. Сидхиня повсюду оставляла аромат роз. Заглядевшись на ее черные блестящие волосы и кожу цвета тикового дерева, Майкл отвлекся от своих путаных мыслей.

В своей комнате он обнаружил двуспальную кровать, аккуратно сложенные простыни, белое покрывало с откинутым углом и под ним теплые шерстяные одеяла. На вешалке возле дубового комода висела новая одежда: брюки, рубашка и свитер; под нею стояли коричневые ботинки из очень эластичной кожи. Даже на Земле Майкл не носил столь нарядных костюмов.

Стены спальни были украшены абстрактными рисунками в мягких коричневых, серых и голубых тонах. В углу, в медном горшке, рос розовый кустик, рядом стоял письменный стол с кожаной обивкой. Высокий торшер освещал постель приятным рассеянным светом. На книжных полках возле двери Майкл нашел стихи Джерарда Мэнли Хопкинса, Йитса, Китса и Шелли, много романов, старинных и современных.

Он затворил дверь и сел на кровать. Казалось бы, все эти земные удобства должны были растрогать Майкла. Но в его душе не нашлось места сантиментам. Он переоделся в махровый купальный халат, вышел в коридор, взял из бельевого шкафа полотенце и отправился в ванную.

Там его ожидали иные блага земной цивилизации. Горячая вода, мыло, белые эмалированные ванна и раковина, мраморный пол, обои с листьями папоротника, душ. Он стоял под душем до изнеможения, потом вытирался с закрытыми глазами.

Возвратясь в спальню, Майкл обнаружил возле своей кровати Кларкхэма. Тот держал в руках несколько листов бумаги и красивую черную авторучку с золотым ободком.

— Это может пригодиться. — Он положил бумагу и авторучку на стол и чуть ли не с заискивающим видом шагнул навстречу гостю. Очевидно, Кларкхэм желал дружбы, но их разделяла странная неприязнь, скрытая, но готовая в любой момент выплеснуться.

— Извините, — пробормотал Кларкхэм после короткой паузы. Он обошел Майкла и задержался в дверях. — Мне еще не удалось окончательно решить, что вы собой представляете.

Майкл пожал плечами.

— Я не чародей, если вас это интересует.

Кларкхэм мрачно усмехнулся.

— Бессознательное волшебство иногда особенно опасно. Впрочем, не обращайте внимания на мою болтовню. — Он широким жестом указал на письменный стол. — Упражняйтесь в своем искусстве, когда пожелаете. Мы будем благодарными слушателями.

Кларкхэм вышел и затворил дверь.

Майкл сбросил халат, надел фланелевую пижаму, что лежала возле кровати, и забрался под одеяло. Потом дотянулся до торшера и выключил свет. Каждый жест был таким знакомым и при этом таким странным.

Он заснул. И в ту ночь увидел сон.

Роза лежала на комоде. Лепестки превратились в стекло. Прекрасная, как совершенное произведение искусства, роза тихонько зазвенела, когда Майкл осторожно взял ее за стебель и вставил в петлицу рубашки. Она все еще приятно пахла.

Спускаясь по лестнице с тремя листами бумаги в одной руке и изящной авторучкой в другой, Майкл понял, что в доме пока не произошло ничего особенного.

В постели он написал на одном листе пять коротких стихотворений. Язык не поворачивался назвать их произведениями — так, проба пера.

Но Майкл убедился, что его способности не исчезли, напротив, даже развились, хотя в последнее время он вспоминал о них редко.

Он прошел через французское окно в патио.

Предстала мне во сне:

Она о сказочной горе,

О баснословной Аборе

Слух чаруя, пела мне.

Мора, впрочем пела не о Аборе, а о райском уголке под названием Амхара. Майкл коснулся ее ауры, и она позволила ему проникнуть в лабиринт каскарских слов с улыбкой, которую можно было назвать соблазнительной. Кларкхэм, сидевший напротив Моры за столиком под тентом, как будто ничего не заметил. Она играла на инструменте, похожем на лютню, иногда останавливалась и наугад перебирала струны.

Николай уже позавтракал, он сидел на белой железной скамье возле низкой кирпичной стены, которая отделяла патио от розового сада. Бири отсутствовал.

— Вы мне сегодня снились, — сказал Майкл Море.

— Вот как? — Она перестала играть.

— Вы пели, как сейчас, и у вас была лютня.

— Это пликтера, — поправила она. — Где же я играла?

Майкл не ответил. Он повернулся к Кларкхэму и протянул лист со стихами.

— Вам это интересно?

Кларкхэм пробежал глазами стихи и положил лист на стол.

— Вы знаете, что нет.

— Откуда мне знать, что вам нужно?

Кларкхэм пристально посмотрел на Майкла. Николай беспокойно пошевелился на скамейке. За садом на мраморно-ледяном полу возле купола стояли Шахнур, Харка, Бек, Тик и Дур. Слишком много для одного Майкла, если объединятся…

— Ночью я старался вам помочь, — сказал Кларкхэм.

— Да, послали сновидение. Мало проку.

Майклу стало вдруг жаль Изомага. Кларкхэм рассмеялся.

— Молодой человек, на моем веку Песен Силы было побольше, чем на вашем.

— Мне не нужно внушений во сне. Я их уже достаточно получил.

— От Тонна?

Майкл кивнул.

— А то от кого же? Неважно. Я от них освободился. Я теперь сам по себе.

У него возник ясный образ: свободное падение, неуклонное стремление к цели. Майкл ощутил в себе силу.

Силу бомбы.

Арно Валтири положил начало его преображению. Журавлихи и Ламия (последняя, может быть, неосознанно) подхватили эстафету. Их молоты выковали волю Майкла, путешествие закалило ее и наполнило сознание образами, способными развиваться беспредельно. Кларкхэм сам нынче ночью запустил часовой механизм, послав Майклу сновидение, хотя и довольно неудачное, поскольку сам не ведал, что творил.

— Не слишком ли смело? — усмехнулся Кларкхэм. — Вы ведь еще даже не взрослый. Вам, наверно, лет шестнадцать по земному исчислению. А я старше города, в котором вы родились.

— Вы всюду приносили несчастье, куда бы ни приходили. Даже вначале… когда служили Черному Ордену.

Последнее было лишь догадкой, но, похоже, Майкл угодил в точку.

Кларкхэм прищурился, и его руки на столе сжались в кулаки.

— Ведь это вы — человек из Порлока? — продолжал Майкл. — Вас подослал Малн, чтобы помешать Колриджу. Вы сделали свое дело, но потом начали раздумывать, нельзя ли гибриду совместить интересы сидхов и свои личные. И вас заинтересовало, что написал бы Колридж, если бы ему не помешали…

Кларкхэм встал.

— Через много лет вы сами научились магии и убедили Эмму Ливри станцевать для вас Песнь. Похоже, тогда вы были очень близки к цели, поэтому Таракс решил сжечь Эмму.

— Я любил ее.

В голосе Кларкхэма послышалась угроза. Мора взглянула на него и сразу отвернулась, не выдержав его взгляда.

— Кого еще вы использовали? — продолжал Майкл. — Насколько лучше жилось бы этим людям, если бы вы оставили их в покое? Только с Арно вышло иначе.

— А вам известно, кто такой Валтири?

— Нет, — ответил Майкл. Он предпочел бы этого не знать.

— Майкл, его сородичи — птицы. Кледары. Он соблазнил меня, а не наоборот. Я нашел путь в Царство много веков назад, но его музыка отворила в моем доме ворота, которые я не смог затворить. Это он привлек ко мне внимание в Царстве, в результате сидхи напали на меня, разрушили мой дом и поработили моих жен. Его сородичи научили сидхов колдовать с помощью музыки… и он внушил мне мысль о моем могуществе. Валтири был волшебником, юноша, последним из кледаров. А теперь сами можете вообразить, как долго он ждал этого момента и где он сейчас. И еще — как я зол на него и на Тонна.