Хирургическое вмешательство (СИ)

- Какого?.. – возопил Даниль, оборачиваясь. Осекся. Сказал «опаньки» и достал сигарету.

Ксе терпеливо ждал.

- Это что, - с опаской пробормотал аспирант, явно обращаясь сам к себе, - это что, полный комплект? Ой, какая мерзкая гадость… Нет, не полный… все равно ж какая гадкая мерзость…

- Даниль, - донесся осторожный голос Ансэндара. – Вы…

Воздух дрогнул; стфари оборвал фразу и отступил, натолкнувшись спиной на Менгра-Ргета, молча стоявшего возле широких бревенчатых ворот двора. Сумерки бледнели, наступал неяркий зимний рассвет, и над землей плыла тишина – хмурая, густая, давящая. Ксе поймал себя на том, что не чувствует открытого неба; интуиция или, возможно, простое чувство пространства как будто отказывало окружающему в истинности. Все вокруг – небо, земля, огромный деревянный дом за спиной, лес, подымавшийся над забором, снег – превращалось в декорацию, в съемочный павильон с необыкновенно высоким потолком и низкой температурой…

- Даниил Игоревич, - с ноткой печали повторил Координатор. – Я предупреждал вас ранее. Поверьте, сейчас ситуация намного серьезней. Ради вашего блага, не вмешивайтесь. Прошу вас.

Даниль задрал голову, высматривая что-то в небе, подернувшемся странными бледными клочьями, лишь отдаленно похожими на облака.

- Птица Говорун отличается умом и сообразительностью! – громогласно, с издевкой объявил он. – Умом, блин, и сообразительностью!

Расхохотался; и завершил тихо:

- А я – нет…

14.

Ужас поселился под крышей МГИТТ: перевалил за середину декабрь, и началась зачетная сессия. Аспирант вспоминал былое и слегка злорадствовал, наблюдая в коридорах несчастного вида юнцов, уткнувшихся в тетради, учебники и наладонники с отсканированными лекциями. Все это были детские игры, разминка – предметы, которые можно сдать, просто выучив матерьял. Те, кого ждали испытания посерьезнее, в предсессионную пору вообще не появлялись в физическом мире. Один данилев однокурсник перед своей пятой сессией так переутомился, что Лильяне Евстафьевне пришлось на экзамене самой воссоздать ему плотное тело – у бедняги на это уже не хватало сил. Евстафьевна, зверь-тетка, долго смеялась, но, впрочем, валить зубрилу не стала.

Даниль заскочил в институт перед работой: его попросила Аннаэр. Просьба так изумила Сергиевского, что он согласился помочь просто ради того, чтобы понять, в чем дело. Непонятно было, во-первых, как и почему А.В. Эрдманн в рабочий день оказалась в институте, во-вторых, зачем ей понадобился бумажный учебник теории сансары, и в-третьих, почему она не сходила через точки домой и не взяла собственный.

Вышел Даниль перед дверями названной Аннаэр аудитории и сразу попал в толпу бледной и потной от страха публики. Вид публики его сначала изрядно потешил, а потом озадачил.

- Эй, - окликнул Даниль первого попавшегося студента. Тот сидел на полу и страдал, бессмысленно глядя в исписанную тетрадь.

- Что? – мученик науки поднял красные от недосыпа глаза.

- Что это тут у вас?

- Из огня да в полымя, - трагически сказал студент.

Даниль задрал брови и присел на корточки рядом с ним.

- То есть?

- Обрадовались мы, - объяснил студент с интонациями вселенской печали. – Зачет-то Лаунхоффер должен был принимать. А его нет. Эрдманн за него, аспирантка его. Обрадовались мы. А она, су… суровая девушка. Еще хуже. Ящеру-то хоть наплевать на все, а ей – нет.

- Опаньки, - резюмировал Даниль.

Стало ясно, в чем дело. Такое, конечно, могло иметь место только в сумасшедшем вузе вроде МГИТТ. Эрик Юрьевич, отправляясь куда-то по своим загадочным, но неизменно срочным делам, вызвонил Аннаэр с работы. Отказаться Мрачная Девочка не смогла.

Последние несколько лет она занималась узкими научными проблемами для диссертации и чистой практикой в клинике; простые, основополагающие вещи, как это обычно случается, Эрдманн забыла, затем-то и потребовался ей учебник. А поскольку Аннаэр была исключительно ответственным человеком, то покидать аудиторию даже на пару минут (и оставлять без присмотра разложенные на столе билеты) она не решалась и позвонила Данилю.

Но где Ящер?

С какой стати он оставил Аннаэр принимать зачет вместо себя?!

…Студент тяжко вздохнул и успел уже снова уткнуться в тетрадь, когда Даниль всучил ему пресловутый учебник.

- На, - сказал он. – Зайди в аудиторию и передай ей. Скажи, от Сергиевского.

- Да я вас узнал…

- Не трясись, - думая о другом, ободрил Даниль, - она ответственных любит и тебя запомнит. А я пойду. Пора мне.

- Лад… - донеслось в спину.

Сергиевский не стал дослушивать. Внутри института через точки обычно не перемещались, но он чувствовал, что надо спешить. Он вылетел в холле, едва не сбил с ног Ильваса, в преподавательской ипостаси шедшего принимать историю, и кинулся к окну вахты.

Вахтенная бабушка, стерегшая на проходной журналы и ключи от аудиторий, была существом искусственным; написал ее программу Андрей Анатольевич, и малая эта мелочь вышла из его рук такой обаятельной, что и всего МГИТТ уже нельзя было представить без вахтенной бабушки. Она день-деньской развлекалась вязанием разных вещей, а довязав, дарила тем, кто казался ей наиболее симпатичным. Ажурную черную шаль Вороны, славную тем, что Ворона все время ее роняла, связала именно она, а сам Ларионов носил бабушкин шарф.

- Бабмаш! – успел выдохнуть Сергиевский, когда затрезвонил мобильник.

Даниль ничуть не удивился, услышав Женя. Контактерская интуиция делала свое дело, он ждал того, что должно было случиться, и оно случалось.

- Что, Данечка? – удивилась Бабмаш, щелкая спицами.

- Сейчас, - отрезал Сергиевский в трубку. – Через пять минут, - и обернулся к программе.

- Бабмаш, вы случайно не знаете, где Лаунхоффер?

- Эрик Юрьевич пошел с собакой гулять, - важно отвечала она, не поднимая глаз от вязанья.

- С какой собакой? – прошептал Даниль недоуменно, а потом крикнул, сунувшись в окно вахты к испуганной бабушке: – Куда пошел? Куда пошел?!

- Откуда ж мне знать-то… - пролепетала та, но аспирант уже исчез – как не было.

Присутствия собаки не ощущалось, но проблем хватало и без Великого Пса.

Даниль смотрел и не верил своим глазам; жуть и восторг мешались в душе. В небе над заснеженным полем неторопливо, сегмент за сегментом, собиралась высшая система.

Адский зверинец.

Точно детали конструктора, программы встраивались одна в другую, объединялись, обретая в своем единстве новые функции, включались в работу… До конца разобраться в предназначении каждой из них Даниль не мог и тогда, когда они действовали по отдельности, а сейчас вовсе терялся, пытаясь понять, чем станет зверинец, когда закончится интеграция, и для чего он в конечном итоге проектировался. Но как бы то ни было, Сергиевский оставался специалистом, и великолепие замысла завораживало его, несмотря на опасность.

- Даниль!

Аспирант вздрогнул.

Перед ним стоял божонок Жень и неотрывно, как снайпер, пялился вытаращенными голубыми глазами. Жрец Ксе, выглядевший измученным и больным, сидел на снегу поодаль и, кажется, ни на что не реагировал.

- Что? – спросил Даниль. – Что тут за нафиг творится?

Жень моргнул и напрягся.

- Координатор, - сказал он паническим полушепотом. – Он пришел и сказал, что мы тут все по ошибке и скоро нас не станет.

Сергиевский молча выругался и отвел взгляд. Сигарета погасла, пришлось выбросить ее и запалить новую. Все вышло так, как он и предполагал: разрозненные сведения, точно программы Лаунхоффера, складывались в единую систему, и была эта система ничуть не симпатичней зверинца. «Формат диск Це», - подумал Даниль; ему стало тошно, как никогда. Эрик Юрьевич поставил какой-то эксперимент, эксперимент закончился неудачно, теперь Ящер собирается исправить его последствия. Уже активирована система контроля; скоро в нее встроится Великий Пес, точная копия стихии уничтожения, и формат будет комплит… На миг расклад стал понятным; но стоило вдуматься, и он оказывался слишком уж понятным, слишком простым для Ящера. Осознав это, Даниль вспомнил, что говорила Ворона после той памятной операции: стфари – не причина и не следствие инцидента, они всего лишь побочный эффект. Тогда что есть причина? Следствие?..