Дочери Лалады. Повести о прошлом, настоящем и будущем (СИ)

Солнце играло на рыжих волосах молодой кошки-холостячки Ильги медным блеском, медово-тёплым, задорным. Вокруг бурлили пляски, звенел девичий смех, пищали дудочки и сыпалось бряцанье бубнов, а Ильга стояла подбоченившись – стройная, статная, тонкая в талии, но исполненная пружинистой звериной силы. Её ладная, точёная фигура в нарядном вышитом кафтане с кушаком далеко виднелась у всех на обозрении и сияла самодовольством. Изящно выставив вперёд ногу в алом сапоге с загнутым мыском и золотой кисточкой на голенище, рыжая кошка как бы говорила всем своим видом: «А ну-ка, девушки, попробуйте-ка меня не заметить! Пожалеете, что не выбрали меня, такую удалую да пригожую!» Если б в человеческом облике у неё были видны кошачьи усы, она непременно их гордо покрутила бы, красуясь.

Бац! Обглоданная птичья кость возмутительным образом стукнула Ильгу по плечу, оставив на ткани кафтана жирное пятнышко. Кошка, негодующе фыркнув, принялась озираться.

– Это кто тут такой невоспитанный? – сверкая грозным взглядом, процедила она. – Кого в детстве мало уму-разуму учили? Чья наглая задница просит порки?

Блям! Вместо ответа на эти совершенно естественные с её стороны вопросы к ногам кошки увесисто шмякнулась баранья лопаточная кость – тоже чистенькая, старательно объеденная кем-то. Хорошо хоть, не по голове попала! Ильга подобрала улику и отправилась на поиски «преступницы».

Столы с угощениями стояли под открытым небом, ломясь от яств. Горы блинов, пирогов и ватрушек, жареной птицы, поросят и барашков, рыбы и дичи соблазняли и манили румяной корочкой и маслянистым блеском – ешь не хочу. Чем беззаботно и занималась белокурая женщина-кошка в красном кафтане с золотой вышивкой: взяв с блюда целую баранью ногу, она окидывала её искрящимся любовным взглядом и плотоядно облизывалась. Но острые хищные клыки не успели вонзиться в сочное мясо: Ильга подошла и помахала перед лицом светловолосой лакомки лопаточной костью.

– Кажется, кто-то пришёл на Лаладины гулянья не судьбу свою искать, а пожрать на дармовщинку! – язвительно воскликнула она.

– А как же, не без этого, – казалось, совершенно не уловив в словах и голосе Ильги обидную насмешку, простодушно отозвалась любительница угоститься за чужой счёт. И опять прицельно открыла рот, чтобы урвать самый жирный, самый лакомый кусочек мясца.

– Ты девушек-то вокруг себя вообще замечаешь? – хмыкнула Ильга. И добавила, кивая на баранью ногу, призывно истекавшую соками: – Хотя, судя по всему, у тебя есть дела поважнее. Встрече с ясноокой красавицей ты предпочитаешь свидание с бараньей ляжкой, да?

– Вот угощусь сперва на славу, а потом можно будет и на девушек поглядеть, – ответила светловолосая кошка. – Для всего найдётся своё время.

Судя по окающему, воркующему, мурлычуще-ласковому говорку, перед Ильгой была уроженка Севера. Её глаза цвета мышиного горошка мерцали на солнце лиловато-синими самоцветами, а расшитый бисером пояс с пряжкой поддерживал кругленькое и уютное, хоть и не очень далеко выступающее, но заметное брюшко. Хорошее, доброе такое, выдающее в своей обладательнице жительницу сурового северного края и большую любительницу вкусно покушать. Вообще это было обыкновенным делом у северянок – кряжистых, ширококостных, склонных запасать жир. Впрочем, крепкие руки и ноги у этой кошки излишней полнотой не страдали, только область пояса сыто расплылась – уж не затянешь на ней кушак до отказа. Ильга, обладательница осиной талии, хмыкнула, пренебрежительно окинув взглядом далёкую, по её мнению, от совершенства фигуру северной белогорянки.

– Да, по тебе и видно, что угощение у тебя стоит на первом месте, – сказала она ехидно. – Баранья нога хороша, вот только в супруги её не возьмёшь.

Северянка пропускала мимо ушей все её колкости, зато не упускала возможности побаловать себя жирной бараниной. Эта непробиваемая, непоколебимая невозмутимость бесила Ильгу: уж она и так, и сяк пыталась задеть эту обжору, а та – хоть бы хны. Слушает да ест себе, твердолобая!

– Ты, кусок сала бесчувственный! – не выдержала рыжая кошка, уперев руки в бока. – Когда с тобой разговаривают, надо хотя бы для приличия что-то отвечать! Ты вообще понимаешь, о чём я толкую? Или мозги у тебя тоже жирком заплыли?

Северянка хладнокровно расправлялась с бараньей ногой. Обгладывая кость, она подняла палец – мол, погоди, доем и сейчас ка-а-ак отвечу! Но ответ Ильгу обескуражил.

– М-м-рр, – проурчала жительница Севера, с чмоканьем обсасывая жир с косточки. – Ты чего такая злая, сестрица? Ты не проголодалась, часом? Вот, угощайся, тут много всяких яств, на всех хватит. Может, хоть подобреешь.

– Злая?! А потому что не надо швыряться объедками направо и налево! – окончательно рассердилась Ильга. – Тут, между прочим, люди ходят! Ты этой лопаткой меня чуть не убила, любезная!

– Ну, извини, сестрица, – улыбнулась северянка – широко, белозубо, обезоруживающе-лучисто. – Я не видела.

– Так смотреть надо, куда бросаешь! – кипятилась Ильга, возмущённо размахивая «орудием преступления».

И домахалась: скользкая от жира лопатка вылетела у неё из руки, описала хорошую дугу в весеннем чистом небе и приземлилась на высокую барашковую шапку какой-то богато одетой женщины-кошки – видно, знатной особы, близкой к княжескому двору. Ильга остолбенела, втянув голову в плечи и прижав пальцы к губам: у неё вырвалось тихое, сдавленное «ой». Северянка фыркнула и разразилась добродушным квохчущим смешком.

Не успела знатная кошка разглядеть, откуда преступно прилетела злосчастная кость, как две её молодые соотечественницы очутились под столом. Вернее, это северянка, проявив удивительную для своего пузика прыть и гибкость, юркнула туда первая и втащила за собой невольно набедокурившую Ильгу. Из-под края скатерти им были видны только ноги – множество ног, пляшущих и просто праздно гуляющих.

– Сыскать! Наказать! – сердито распоряжалась знатная особа, обиженная костью.

– Сей же час будет исполнено! – отвечали ей расторопные дружинницы.

А северянка под столом прошептала:

– Хорошо хоть не кабанья голова!.. А то рылом свинячьим знатной особе получать по шапке как-то неприлично и даже вполне оскорбительно для личности.

– А баранья лопатка, по-твоему, делает её личности честь? – также вполголоса раздражённо процедила Ильга. – Как бы то ни было, надо делать отсюда ноги.

Нырнув в проход, молодые кошки очутились на другом конце праздничного собрания. Всё так же весело и беззаботно пищали дудочки, пёстрым хороводом плясали девушки, степенно расхаживали женщины-кошки в нарядных кафтанах, зорко всматриваясь в девичьи лица в поисках той самой, единственной...

– Меня Браной звать, – представилась северянка. – А тебя?

– Ильга я, – нехотя назвалась рыжая кошка, озираясь по сторонам. – Не знаю, как ты, а я сюда за своей ладушкой пришла. Её поисками я и собираюсь заняться.

– Ну, я как бы тоже здесь за тем же самым, – усмехнулась Брана. – Вот только даже не представляю себе, как её искать-то, ладушку эту...

Ильга не успела ответить: мимо них плыла, едва приминая лёгкими ножками траву, дева неописуемой красы. Цветком покачивалась её увенчанная жемчужным убором головка, в очах отражалась прохладная голубая бездна небес, а ресницы были такой длины, что на них могла усесться птица. Посредством какой волшбы передвигалась она? Казалось, она скользила по воздуху, но нет – из-под края одежд показывался носочек шитого бисером башмачка.

– Подбери с земли челюсть, – вполголоса сказала Ильга Бране. – И слюни тоже.

Она пальцем надавила на подбородок северянки, и рот у той захлопнулся с клацаньем зубов. Пока светловолосая кошка хлопала глазами и туго, со скрипом соображала, что к чему, рыжая решила своего не упускать. Нагнав прелестную незнакомку и красуясь перед ней всей своей удалой статью, она мурлыкнула:

– Милая девица, не знаю, моя ли ты ладушка, но не откажи – позволь с тобою поплясать!

Обдав Ильгу голубой прохладой своих очей, девушка усмехнулась краем ягодно-алого ротика: