Время и боги: рассказы

Теперь что касается богов. Они раскачивают планеты в целях, которые здесь не к месту обсуждать, и в совершенстве баланса планет находят некую гармонию, которая доставляет им удовольствие, настолько превосходящее любые реальные или воображаемые нами удовольствия, что я также не возьмусь здесь их описывать. И хотя данное удовольствие, испытываемое богами в результате совершенного равновесия сфер, должно оставаться вовеки неописуемым, само это равновесие земному разуму доступно, хотя лишь частично и очень немногим — лишь тем, кто преклоняется вовсе не перед точностью математических расчетов.

Именно этим избранным открывается истина о том, что притягивание одной планеты к другой и постепенное смещение соседней планеты с ее орбиты оказывается всегда сбалансированным другими смещениями, возвращающими их на круги своя. И все именно так и должно быть. Но было одно странствующее небесное тело, комета или астероид, назовите, как хотите, которое не подчинялось данному закону и не было приведено в безупречный баланс, в котором обращались все остальные планеты, более того: несмотря на свой малый размер, оно вошло в противовес с остальными планетами, неумолимо разгоняя их, и продолжалось это в течение более трех тысяч лет. И воздействие данного странствующего тела ничем не компенсировалось, как следовало бы по закону движения остальных планет.

Пришло время узнать, что «Мерблтуайт» — это псевдоним, также как и «Джапкенс». Знайте также, что с незапамятных времен на земле существуют принципы, или силы, именуемые «Риммон»* и «Ариммон»*, первый — со стороны богов, в то время как второй — против них. Итак, мистер Мерблтуайт являлся Риммоном и всегда им пребывал, хотя и скрывался под многочисленными псевдонимами с самого начала своих изысканий, а мистер Джапкенс был Ариммоном, один — за богов, другой — против них и против любой гармонии — будь то среди сфер, будь то в мире людей.

А с Джапкенсом дело обстояло таким образом, что если вдруг на протяжении семи дней он был бы лишен возможности колдовать, тогда восторжествовала бы справедливость и боги справились бы с той кометой и установили бы гармонию сфер, которая мало-помалу приходила в упадок. Таким образом, Риммон восторжествовал бы над Ариммоном, и свершилось бы пророчество. Но более чем три с половиной тысячи лет духи Справедливости не могли отыскать Джапкенса.

Подобное упущение можно было бы счесть следствием недостаточной сообразительности. Как бы то ни было, дух Риммона, обретающийся в Мерблтуайте, яростно ополчился против Джапкенса. А в интересах Джапкенса было бы упечь Мерблтуайта в темницу, ведь тогда Джапкенс мог бы без ущерба для себя реинкарнировать. Однако все складывалось иначе. Ибо Мерблтуайт в процессе сорока предыдущих инкарнаций набрался мудрости и вдобавок постиг все премудрости Англии.

Вот почему он ждал своего часа и наблюдал, пока не увидал, что Джапкенс оказался недалеко от полисмена, туда-то Мерблтуайт и направился. И вкрадчивыми речами и улыбками, в спокойной и доброжелательной манере он заявил полицейскому о том, что Джапкенс совершил преступление. Он обвинил его в угоне своего автомобиля. Потому что опыт его многочисленных инкарнаций подсказал ему, что, судя по телу, которое Ариммон выбрал в качестве своего местожительства, это тело скорее всего купило бы определенный автомобиль, поэтому он описал этот автомобиль, и довольно верно его описал, именно такая машина и была у Джапкенса. И когда автомобиль обнаружили и он оказался именно таким, каким описал его Мерблтуайт, Джапкенса засадили в тюрьму на время разбирательства.

И прошло семь дней, и еще немного, и Джапкенс не прибегнул к заклинаниям, ведь для этого ему нужно было находиться на возвышении, у него должны были быть благовония и непосредственный вид на звезды, а всего этого он как раз был лишен. Тем временем боги вернули на место комету. И когда с угоном разобрались, Мерблтуайта посадили в тюрьму, где он пребывает и поныне. Но что ему за дело, если планеты благополучно вернулись на круги своя?! А если тюрьма ему наскучит, ему требуется всего лишь умереть и перейти в свою сорок первую инкарнацию или отбросить все это, как ненужные игрушки, и вернуться торжествующим, исполнив свой долг, к богам.

Ночной кошмар

Перевод Е. Джагиновой

Когда я зашел навестить сэра Джефкоута Инлэя, он был уже на полпути к выздоровлению. Его болезнь, по счастью, оказалась недолгой, хотя и мучительной, и весьма интересной. Если можно так сказать о болезни, поразившей известного человека и лишившей его возможности заниматься очень важным делом. Но даже если в данном случае слово «интересный» не вполне подходящее, эта болезнь достойна внимания специалистов по необычным расстройствам, поскольку это один из тех редчайших примеров, когда недуг вызван сном.

Нет совершенно никаких оснований предполагать, что все было наоборот и что сам сон был вызван каким-то лихорадочным расстройством, ведь сэр Джефкоут дал на этот счет подробнейшие разъяснения: он лег спать совершенно здоровым, ему приснился сон, и этот сон поверг его в такой шок, что он не мог оправиться почти две недели. Сон был очень реальным, и, разумеется, у сэра Джефкоута не было ни тени подозрения, что все это ему снится.

Он даже подумал, что еще не ложился и что свет в спальне горит по какой-то определенной причине, о которой ему не пришло в голову спросить. Обнаружив на прикроватном столике телеграмму, он и не подумал поинтересоваться, каким образом она туда попала, скорее всего, — если он вообще об этом подумал, — он ее просто до этого не замечал, и ее туда положили еще до того, как он лег. Он развернул телеграмму и увидел три подписи — Министра внутренних дел, шефа Скотланд-Ярда и епископа Билчестерского, Уильяма. Телеграмма сообщала о том, что в течение по крайней мере пяти лет не будет совершаться никаких преступлений.

Это было изложено в манере, еще более ясной, нежели обычно в телеграммах, поэтому истолковать эти слова превратно было невозможно. Однако, хотя сэр Джефкоут и не мог истолковать эти слова неверно, он не сразу уловил всю значимость сообщения и все его вредоносные последствия.

Надо сказать, что на поприще адвоката сэру Джефкоуту, можно сказать, не было равных. Он был мастером своего дела. И сколько бы ни критиковали витиеватую манеру его выступлений, среди убийц многие испытывали к нему более чем благодарность.

Как раз в этих кругах те самые фразы, на которые набрасывались критики, а обвинитель подвергал осмеянию, и которые в итоге влияли на мнение суда, — эти фразы вспоминали с тихим хохотком благодарного удовлетворения. И вдруг эта телеграмма — да еще от Епископа, из Министерства внутренних дел и из Скотланд-Ярда, объявляющая о том, что преступность на пять лет прекратится!

Ему было пятьдесят пять, и целых пять лет его жизни у него хотели отнять — к концу этого срока в суде будут толпиться юнцы, овладевшие всеми приемами, наработанными им за тридцать пять лет, а ему будет уже шестьдесят. Он отчетливо увидел, какую работу ему придется проделать, чтобы вообще удержаться на своем месте в свои шестьдесят, и еще более отчетливо он понял свое будущее финансовое положение, поскольку вообще терял источник средств к существованию.

Он зарабатывал тридцать тысяч в год, однако достаток в Англии облагается налогами еще более высокими, чем алкоголь, лишь кокаин может с ним соперничать, так что сэр Джефкоут так ничего и не скопил. Это был ужасающий сон. Но и в этот момент слабая вспышка сомнения, должно быть, озарила его разум и вселила в него надежду, подобную лучику солнца в пасмурный день, и он поспешил позвонить Епископу Билчестера.

— Это в самом деле так?

Ответ на заставил себя ждать. Звенящий голос Епископа отчеканил каждый слог со всем великолепием ораторского искусства.

— Боюсь, что да, — было сказано.

— Я не совсем это имел в виду, — позднее пояснил Епископ, и все же не осталось ни тени сомнения в том, что грядет длительный период, лишенный преступлений.