Коромысло Дьявола (СИ)

— Что?!!

— Шучу это я, неофит. Хотя ты бы сам пораскинул мозгами по окрестностям. Колхозник ты, а не инквизитор.

— Я только учусь им быть, то есть стать инквизитором, тьфу, дар использовать… Господи Боже мой, с минимальной теургической коэрцетивностью, как ты говоришь.

— Дурак ты, рыцарь! Ты что, о ситуативной достаточности не слыхал, не читал? Давай-ка покруче на апперцепцию придави и глянь по-инквизиторски, что в округе у тебя творится, бестолочь…

— Оба-на! Ну, я и олух царя небесного, Ника! Тут же кругом колдовской фон. Аж в ушах свербит.

— То-то! Помехи в линейном ритуале естественны, неофит, коль скоро вокруг тебя масса народу со склонностью к бытовому волхованию, ворожбе, ведьмовству…

Сегодня же суббота! Наш мирской народец к ней исторически и генетически привязан. Саббат, черный шабаш, значит.

Так оно часто бывает, будь этот субботник у мирян в полном сознании с ритуальной магией. Или бессознательно, как сейчас, когда их от собственного колдовского естества ни служба, ни работа не отвлекают.

Логий Христов и притча евангельская, оно тебе для духовно верующих. Но материалистическая суббота, она для безбожных ведьм, натуральных магов и колдунов от нечестивой природы.

Они ведь живут, неофит, не духом, они плотью к седмице биоритмами привязаны, социализированностью обусловленными. Уикенд у них…

— Понял, понял я все. Хорош грузить…

— Если въехал, то кончай дурью маяться и пошуршал ко мне на дачу. Павел Семенович, кстати, уже здесь, приехавши. Но покуда не отдыхавши…

— Не извольте сомневаться, Вероника свет-Афанасьевна. Да, леди лейтенант Нич, мэм! Яволь! В айн момент приеду к вам, гнедиге фроляйн Ника.

— Эй-е-ей! Ты это со своей тачкой полегче, неофит. Не шибко-то в дороге бузи. Не то ого-го как промеж ног, промеж рог ретрибутивностью тебя, милок, больно, горько и невкусно…

— Не учи ученого…

Спустя четверть часа рыцарь Филипп аккуратно, без лихачества выехал к арматору Веронике. Охрана проводила его внимательными взглядами и обменялась мнениями:

— Поднялся чувачок… На тачку хорошую пересел.

— Он у босса в доверии состоит и у Гореваныча в дружбанах ходит…

"Лендровер" рыцаря Филиппа, оставленный им ночевать во дворе, по-дружески доверял охранникам. Однако арматорской машине не очень пришлись по душе тамошние дворничихи, коты и неистребимые маразматики-пенсионеры у ближних подъездов.

"Душевное оно дело — партсобрание старперов разогнать. Политклуб, из рака ноги. Как им только не надоест америкосов проклинать!

Также понятненько, почему мой джип старых пердуний скамеечных скопом по квартирам расточил. С утреца их…

За ведьмовство и сглаз зложелательный. Вреда в минимуме, хотя злобы бесовской у иной подъездной бабы-яги побольше, чем у трамвайных кондукторов…

Дворничихи такие же злобные и тупорылые мегеры. Вспомнить хотя бы ту дуру, которой охрана в чан настучала зимой. Додумалась падла простодырая газон посыпать песком с солью. Это, чтоб ей наискосок было удобнее кривой дорожкой к себе в дворницкую напрямки чапать. А там хоть трава не расти…"

Отчего его "лендровер" невзлюбил дворовых котов, помойных и квартирных, Филипп также сообразил, не прибегая к дару инквизитора. Еще полгода тому назад немного понаблюдав за парковочной обстановкой во дворе, он пришел к зоологическим и этологическим выводам. И теперь их с определенностью подтвердил.

Определенно, его новой машине не пришлось по вкусу то, как чрезмерно плодовитое и общительное кошачье племя повадилось обнюхивать и вонючим экскрементом метить номера, колпаки, обвесы, подножки припаркованных автомобилей.

"А кому, скажите на милость, понравилось бы, если этакая мелкая бестия всякий раз на стоянке норовит тебя фекально обделать, уделать, завонять?.."

В дорожное настроение Филипп вошел с ходу и завелся с пол-оборота, выезжая со двора. Затем он укрепил боевую готовность, на глаз и с помощью минимального использования прогностики и предзнания определяя возраст встречных и попутных автомобилей. Обгонять его "лендровер" никто не рисковал и не пытался.

"Приплыли! Явление дерьма народу… Кругом сплошь бесовское старье. Одна нулёвая машина с конвейера в Дожинске приходится на сорок тачек, годных только для автомобильных свалок Европы и Америки. Пенсионный фонд, отстой и помойка…"

Политической экономией Филипп Ирнеев не увлекался и воспринимал как должное, что родился в отсталой стране, где сгнивший на корню коммунизм явился то ли удобрением, то ли гербицидом для чахлых побегов капиталистической демократии и авторитарной рыночной экономики.

Но в путевых заметках он по обыкновению пребывал без гнева и пристрастия. Как гласит "sine ira et studio" древнеримское крылатое слово Тацита, подобно его автору глубинные причины настоящего положения дел наш герой отбрасывал и кадрировал.

"…Ездят белороссы на чем попало из мелких доходов. Господи спаси и сохрани люди твоя… Если у них не тачки, а свальный грех на лысой резине и черт знает как разрегулированном зажигании…"

Не менее греховным, чем езда на неисправном автомобиле, Филипп считал пристрастие свояков-белороссов и земляков-дожинцев к азартным играм с малым денежным интересом.

Давно ведь известно: по маленькой можно играть лишь с живыми партнерами, скажем, в преферанс или в покер, но отнюдь не в лотерею с безликим государством. Или же стремясь что-то поиметь от бездушного игрового автомата, настроенного на безусловный выигрыш того, кто им распоряжается.

"Безусловно, не стоит садиться играть в блэкджек, в рулетку и с хозяевами игорных заведений. Они-то уж на сто процентов в проигрыше не остаются, как и государство, обкладывающее их бизнес налогами…"

Тому подобные дорожные размышления не могли не прийти на ум нашему герою, коль скоро он в тот момент проезжал мимо шикарного пригородного казино "Элизиум", принадлежащего пану Вацлаву Казимирскому.

"Хорошо устроились ребята-бюрократы, если обкладывать податями и данями пороки человеческие…"

Филипп Ирнеев ничего не имел против названного папаши подружки Маньки Казимирской. Он его в глаза никогда не видел и ни одно роскошное казино ни разу в жизни не посетил, не говоря уже о непритязательных залах игровых автоматов для бедных. Тем не менее, такой способ узаконенного и автоматического отъема денег у слабоумных и скудных разумом сограждан он полагал предосудительным.

"Не имеет значения, кто тянется за твоими деньгами: государство, игорный бизнес или вор-карманник. Ага, как же, как же! Держи карман шире на ихней тусовке. Щас, как следует они тебя, душевнобольной, облапошат и обремизят…"

С располагающими дорожной обстановке мыслями Филипп миновал поворот к республиканской психиатрической лечебнице, знакомой народу под именем собственным Старинки, и далее проследовал по северному шоссе. Оно, знамо дело, ведет, когда б не из варяг в греки, то уж точно из межеумочной независимой Белороссии в Литву, поступившейся экономическим суверенитетом ради членства в Евросоюзе.

"Во, Белороссь! С белым светом живет врозь, как говорят Андрюша с Матюшей. Не шибко благая весть, зато у тутошних чиновников суверенности полные карманы да сорок бочек арестованных российских и украинских грузов, дескать, за контрабандный транзит…"

Чересчур долго об отечественной государственной политэкономии рыцарь Филипп не размышлял, так как он без промедления пересек охранный периметр и оказался в гостях у арматора Вероники. Не успел он с должным уважением поприветствовать, церемонно поздороваться с прецептором Павлом, как появилась Вероника и без каких-либо церемоний скомандовала:

— Двигай ко мне в гардеробную, неофит! Четвертая дверь слева от кабинета. Там для тебя маскировочный костюмчик висит. Поди-ка его примерь, милок.

Филипп предполагал увидеть нечто камуфляжное, но действительность превзошла его ожидания. На манекене примерно его роста хорошо сидел синий вечерний костюм с одной лишь странностью — ширина плеч у фигуры едва ли не превышала длину ее туловища.