Война среди осени

— Я не шучу, высочайший. Это правда. К тому времени, как я понял, что они не собираются напасть на Западные земли, у меня было не больше возможностей убраться оттуда, чем взмахнуть руками и улететь. Я постарался замедлить их, как мог, но да, если нам приказывали сражаться, мы шли в бой. Если им нужен был толмач, мы помогали. Полагаю, надо было прыгнуть к ним на копья и благородно умереть? Но тогда я не смог бы тебя предупредить.

— Ты предал Хайем, — сказал Ота.

— А теперь предаю гальтов, — спокойно возразил Синдзя. — Если разберешься, что тут к добру, а что — к худу, тогда ты умней меня. Что сделано, того не вернешь, высочайший. Если я ошибся, ну что же, тогда прости. Но только я думаю, что я все правильно сделал.

— Ладно, — сказал Ота. — Разберемся после.

— А вот я бы сейчас все выяснил. — Синдзя подался вперед. — Если меня утопят, как предателя, лучше сразу об этом знать.

Ота почувствовал, как в груди огненным смерчем взвивается ярость. В ушах зашумело.

— Ты просишь помилования?

— И для ребят тоже. Клянусь, я сделаю все, чтобы его заслужить.

«Ты поклянешься в чем угодно, а когда надо будет, нарушишь клятву», — подумал Ота. Он до крови закусил губу, но промолчал. Не позвал стражей, стоявших за огромными лазурными дверями. Убить предателя просто. Казалось бы, возмездие получится справедливым. Его приближенный. Друг и советчик. Ехал бок о бок с военачальником гальтов. Давал ему советы. Но в гневе таилось что-то еще. Страх. Отчаяние. А потому, каким бы праведным гнев ни казался, ему нельзя было доверять.

— Больше ни о чем меня не проси.

— Не буду, Ота-тя. — Синдзя помолчал. — Хватка у тебя стала жестче.

— Пришлось измениться.

— Это тебе к лицу.

Дверь дрогнула, потом в нее вежливо поскреблись, и в зал быстрым шагом вошли Семай, Маати и Лиат. Лица у всех троих горели, а Маати дышал так тяжело, словно бегом бежал. Ота нахмурил брови. Присутствие Лиат ему не понравилось, но ведь она помогала Киян готовиться к зиме и расселять беженцев, так что, может, и сейчас пригодилась бы. Он сложил руки в жесте приветствия, обращаясь ко всем троим.

— Что… что случилось? — пропыхтел Маати.

— У нас беда, — сказал Ота.

— Гальты? — спросила Лиат.

— Целых десять тысяч. — Киян заговорила впервые с тех пор, как Синдзя начал свой рассказ. Ее голос был холоден, как камень. — Пехота, лучники и конница. Сегодня они не явятся. Но завтра — вполне возможно. Самое большее — через три дня.

Маати побелел. Ноги у него подогнулись, и он плюхнулся на стул, как марионетка, у которой обрезали нити. Лиат и Семай не сдвинулись с места, чтобы ему помочь. В зале стало тихо. Только пламя ворчало в очаге. Ота молчал. Все, что можно сказать, они сами поймут через несколько вдохов. Семай опомнился первым. Вскинул брови, плотно сжал губы.

— Что будем делать?

— У нас есть преимущества, — сказал Ота. — Нас больше. Мы знаем город. Мы обороняемся, а это проще, чем наступать.

— С другой стороны, они воины, — заметил Синдзя. — А вы — нет. Им нужно убежище от холода, и поскорей. Их единственное спасение — Мати. А кроме того, про город они знают порядочно.

— Ты и об этом рассказал?

— Их торговцы и соглядатаи жили здесь поколениями, — тихо произнесла Киян. — Они вмешивались в наши дела. Ходили по улицам, сидели в банях. Их торговые дома зимовали тут еще во времена твоего отца.

— К тому же им служило несколько сотен местных проводников, и это не я, — продолжил Синдзя. — Если помнишь, я вел отряд ополчения. В Тан-Садаре я оставил столько людей, сколько мог, но за целый сезон гальты могли собрать любые сведения.

Ота поднял руки, принимая возражение. Ему почудилось, что он дрожит. Так было после боя. А еще — когда он слышал, как заходится кашлем Данат. Сейчас не время было переживать. Ота не мог себе этого позволить. Он постарался оттолкнуть отчаяние и страх, но не сумел. Они проникли в кровь.

— Я попробую что-то сделать, — промолвил Маати.

— Пленение готово? — спросил Синдзя.

— Не готово, — ответил Семай. — У нас есть лишь набросок. Чтобы его отточить, уйдут недели.

— Я попробую, — повторил Маати, на этот раз уверенней. — Но я не знаю, поможет ли это в сражении. Если получится, у гальтов больше не будет ни одного ребенка, но прямо сейчас это их не остановит.

— Добавь боли, — предложил Синдзя. — Нелегко сражаться, когда тебя только что оскопили.

Маати нахмурился. Пальцы у него двигались сами по себе, будто чертили в воздухе цифры.

— Делай все, что можешь, — сказал Ота. — Если изменение что-то нарушит, лучше от него отказаться. Нам нужен андат. Любой андат. Мелочи не имеют значения.

— А может, притвориться? — спросила Лиат. — Переодеть кого-нибудь в андата и выслать его вперед вместе с Маати. Как гальты догадаются, что это неправда?

— Андату придется не дышать, — сказал Семай, и плечи Лиат поникли.

— Киян, сможем ли мы вооружить людей? — спросил Ота.

— Что-нибудь придумаем, — ответила она. — Если поставить людей на башни, можно засыпать гальтов камнями, стрелять по ним из луков. Так им будет сложнее продвигаться по улицам. А если мы завалим лестницы и поднимем площадки вверх, выбить людей с башен будет невозможно.

— Они сами погибнут. От холода, — вмешался Синдзя. — Во всем городе не хватит угля, чтобы их обогреть.

— Несколько дней продержаться можно, — сказал Ота. — Мы попробуем.

— Еще можно закрыть пути в подземелья, — предложила Лиат. — Замаскировать воздушные колодцы, засыпать камнями столько ходов, сколько успеем. Гораздо проще будет защищать один или два.

— Есть еще одна возможность, — сказал Синдзя. — Не хочется об этом говорить, но все же… Если вы сдадитесь, Баласар-тя казнит Оту, Даната и Эю, Семая и Маати. Еще хая Сетани и его семью, если они здесь. Он сожжет все книги. Но потом разрешит утхайему сдаться. Погибнет чуть больше дюжины человек. Меньше потерять не получится.

Ота почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Страшная тяжесть навалилась ему на плечи. Никогда. Никогда он не согласится на такое. Он отдаст всех жителей города, чтобы спасти своих детей, но это значит, что каждый погибший останется у него на совести двойным грузом. Каждая жизнь, которая окончится здесь, кончится только потому, что он отказался принести себя в жертву. К горлу подкатил ком. Ота сглотнул и сложил руки в жесте отказа.

— Я должен был предложить, — сказал Синдзя виновато.

— Ты не назвал мое имя, — сказала Киян. — Почему?

— Что ж, если сдаваться вы не собираетесь, кое-что пойдет нам на пользу, — начал Синдзя. — Они послали меня, чтобы вас предать. За это я просил пощадить Киян. Они ждут от меня сведений. Если я солгу, мы загоним их в ловушку. Не всех, какую-то часть. Проредим их строй. Исхода битвы это не решит, но чуть-чуть поможет.

Ота поднял руку, и Синдзя остановился. Киян задала вопрос, и отвечать он должен был ей.

— Гальтский полководец, — объяснил наемник. — Баласар-тя. Он не хочет кровавой битвы. Хочет закончить все побыстрей. Чем меньше он потеряет своих, тем лучше. Я согласился придти сюда и разведать, как вы будете защищаться. А в обмен он пообещал не трогать тебя и отдать мне, когда все закончится. Как трофей. Что в этом такого?

Киян встала. Ее узенькое, лисье личико исказила хищная гримаса. Пальцы скрючились, точно когти, грудь выпятилась, как у бойцового петуха. Сердце Оты согрело чувство, весьма похожее на гордость.

— Если бы ты отдал им Даната и Эю, я бы зарезала тебя во сне, — сказала она.

— Но ведь Баласар-тя этого не знает. — Синдзя пожал плечами и перевел взгляд на огонь. Он не мог смотреть ей в глаза. — Он ждет от меня доклада, и я ему все расскажу. Все, что вы захотите.

— Боги! — глаза Киян все еще горели. — Ты хоть кому-то остался верен?

Синдзя улыбнулся, но Оте показалось, что в глубине его темных глаз прячется грусть.

— Да. Но она полюбила другого.

Семай смущенно кашлянул. Ота поднял руки.