Алмазный трон

И вот у одного из таких родников, чья кристально-чистая вода стекала по скалистому скату в небольшое прозрачное озерцо, окруженное высокими гибкими пальмами, перед ними предстала тень облаченного в черные доспехи пандионца. Спархок, одетый в одну только набедренную повязку, только что вылез, роняя на песок капли, из восхитительно холодной заводи, когда черная фигура показалась на дороге с запада. Всадник и лошадь не отбрасывали никакой тени, и было видно, как их пронизывают лучи солнца, висевшего как раз за спиной всадника. И снова Спархок почувствовал веяние могильного холода, такого странного и неожиданного в этом царстве невыносимой жары и палящего солнца; когда всадник приблизился, он увидел, что лошадь под ним — просто безглазый скелет, покрытый ссохшейся кожей. Спархок не попытался взять свое оружие, но стоял неподвижно, и только дрожь пробирала его, несмотря на жару, и смотрел как приближается призрак. А тот остановил лошадь в нескольких саженях от него и мертвенно-медленным движением вынул свой меч.

— Матушка, — бесцветным речитативом произнес он, обращаясь к Сефрении, — я сделал все, что мог. Рыцарь отсалютовал, поднеся гарду меча к своему забралу, а потом, повернув его рукоятью вперед, протянул вперед.

Бледная Сефрения, спотыкаясь, прошла по горячим плоским камням к рыцарю и приняла меч обеими руками.

— О твоей жертве будут помнить в веках, сэр рыцарь, — сказала она дрожащим голосом.

— Что значит земная память в Чертоге Смерти, Сефрения? Я сделал то, что велел мне мой долг — это и будет мне утешением в вечности, — затем его шлем с опущенным забралом повернулся к Спархоку. — Приветствую тебя, брат, — донесся из-за забрала бесцветный и какой-то далекий голос. — Знай, что вы на верном пути, в Дабоуре вы найдете то, что ищете. А когда ты выполнишь то, что велят тебе долг и честь, мы возликуем в Чертоге Смерти, ибо не напрасной станет тогда наша жертва.

— Привет и тебе, брат мой, — ответил Спархок, с трудом выталкивая слова из пересохшего рта. — И прощай, да пребудет мир над твоей душой.

Мгновение спустя призрак растаял в жарком мареве над пустыней.

Ноги Сефрении подкосились и с протяжным стоном она рухнула на раскаленные камни, будто тяжесть обретшего плотность меча пригвоздила ее к земле.

Кьюрик подбежал к бессильно распластанной на земле женщине, легко поднял ее на руки и отнес в тень, к заводи.

А Спархок, не обращая внимания на обжигающую босые ноги гальку, отправился к месту, где она лежала и поднял меч своего погибшего брата. Позади себя он услышал звуки свирели Флейты. Мелодию эту он не слышал раньше. В ней была вечная тоска и страстный призыв или вопрос о чем-то… Спархок обернулся, держа в руке меч. Сефрения лежала на одеяле в тени пальм, под ее закрытыми глазами обрисовались темные круги. Коленопреклоненный Кьюрик заботливо склонился над ней, а Флейта сидела, скрестив ноги, невдалеке и выпускала на волю заключенные в свирели странные и страстные звуки своей песни.

Спархок вновь пересек полоску раскаленных камней и остановился в тени. Кьюрик поднялся и подошел к нему.

— Она не может идти сегодня, — тихо сказал оруженосец, — а может быть даже и завтра.

Спархок кивнул.

— Это отнимает у нее очень много сил, Спархок, — мрачно продолжал Кьюрик. — Каждый раз, когда кто-нибудь из Двенадцати погибает, она слабеет все больше. Не лучше ли будет из Джироха отослать ее назад в Симмур?

— Может, оно и лучше, да только она не поедет.

— Да, видно ты прав, — угрюмо согласился Кьюрик. — Ты же знаешь, мы вдвоем ехали бы гораздо быстрее.

— Да, но что мы стали бы делать без нее, когда бы пришли на место?

— Угу, опять верно. Ты узнал его?

Спархок медленно кивнул.

— Сэр Керрис, — коротко ответил он.

— Я никогда не знал его хорошо. Но, помнится, он был немного строг и натянут, была в нем какая-то непреклонность.

— Да, но он был хорошим человеком и славным рыцарем.

— А что он сказал тебе? Я был слишком далеко, чтобы услышать его.

— Он сказал, что мы на верном пути, и что мы найдем ответ в Дабоуре.

— Это хорошо. По крайней мере, обнадеживает. А то я побаивался, что мы гоняемся за пустым звуком.

— Да и я побаивался.

Флейта отложила свою свирель и теперь сидела рядом с Сефренией. Девочка потянулась и взяла ее безвольную руку в свою. На ее маленьком личике застыли не детская печаль и озабоченность.

Внезапно Спархока озарила мысль. Он подошел туда, где лежала Сефрения.

— Флейта, — тихо позвал он.

Малышка подняла на него глаза.

— Не можешь ли ты как-нибудь помочь ей?

— Это запрещено, — вдруг прошептала Сефрения. Ее глаза были по-прежнему закрыты. Она глубоко вздохнула и проговорила: — Ступай, надень что-нибудь на себя, Спархок. Нечего разгуливать в таком виде перед ребенком.

Они провели в оазисе остаток дня, ночь и весь следующий день. На утро третьего дня Сефрения решительно поднялась и принялась собирать свои вещи.

— Время не ждет, мои Лорды, а нам еще предстоит долгий путь, — сказала она.

Спархок внимательно посмотрел на нее. Лицо ее по-прежнему было осунувшимся и бледным, а темные круги под глазами не уменьшились. В блестящих черных волосах появились седые пряди.

— Может быть, лучше было бы остаться еще на день, чтобы ты как следует окрепла? — спросил он.

— Один день не будет иметь значения, Спархок, а больше мы все равно позволить себе не сможем, — утомленным голосом ответила Сефрения. — Да и в любом случае мое здоровье не зависит от отдыха. Давай двигаться дальше, до Джироха еще очень далеко.

Они взобрались в седла и двинули лошадей тихим шагом, но через несколько миль Сефрения резко произнесла:

— Спархок! Этак нам придется ехать всю зиму, если мы решили устроить себе такую прогулку.

— Хорошо, Сефрения. Поедем быстрее, если ты хочешь.

Дней через десять после встречи с призраком они добрались до Джироха. Это был портовый город в западном Рендоре, похожий на Киприа — такие же приземистые, толстостенные, беленые дома, таким же амфитеатром поднимающие свои плоские крыши от порта к дальним предместьям. Спархок повел их бесконечными петляющими проулками к приречным кварталам города. В отличие от других мест в городе, здесь к чужеземцам относились более-менее терпимо, хотя и без особого восторга. Среди толпы рендорцев то и дело мелькали яркие одежды камморийцев, лэморкандцев и даже эленийцев. Спархок и его спутники ехали медленно, чтобы не привлекать внимание, и с этой же целью низко надвинув на лица капюшоны. К полудню они добрались до стоящего на отшибе скромного домика. Владельцем его был сэр Воррен, Рыцарь Пандиона, о чем в Джирохе мало кто знал, а был он известен как процветающий эленийский купец. Он и вправду занимался торговлей, и иногда у него даже случались доходы. Однако основной целью пребывания сэра Воррена в Джирохе была вовсе не коммерция — в Джирохе жило инкогнито довольно много пандионцев, смешавшихся с местным населением, и все их сообщения с Орденом, послания и раппорты, проходили через руки Воррена, и отправлялись им спрятанными в бесчисленные коробки и ящики с торговыми грузами, отправляющимися на его торговых кораблях в северные королевства.

Равнодушный вислогубый слуга с тусклыми глазами, шаркая по выложенному плиткой полу, повел их через дом в тенистый, окруженный стеной садик в заднем дворе, наполненный музыкой падающих струек воды в мраморном фонтане. Вдоль стены на ухоженных клумбах дремали поражающие своими ярчайшими расцветками экзотические цветы. На скамье у фонтана сидел сам хозяин дома — сэр Воррен, высокий худой мужчина с сардоническими складками на загорелом и обветренном до цвета старого вытертого седла за долгие годы в Южном королевстве лице, покрытом сетью мелких морщинок. Хотя годы его клонились к закату, в волосах не видно было седины. На нем не было камзола, в такую жару он обходился простой полотняной рубашкой, оставлявшей открытой шею. Когда они вошли в сад, Воррен поднялся и направился им навстречу.