Мне отмщение

   Монахи и послушники за его спиной с шумом втянули в себя воздух. Настоятель мог бы испугаться - завесу невидимости рвут любое неосторожное движение или звук. Но не испугался.

   Он просто окоченел от ужаса.

   Луанг Най потом вспоминал, что в тот миг забыл, как дышать: в растопыренные двери влилась Сила. Светящийся шар с длинным хвостом мягкого свечения, распираемый изнутри потусторонней жутью и мощью. В белесом мерцании этой мерзости айсены один за другим теряли человеческий облик, прорастая петушиными головами и склизко блестящими клубками змей внутри грудной клетки.

   Истекающий светом гнилушки шар подплыл к безобразно наваленной груде мертвых тел. Подрожал над ней - плотоядно, как наставленный член готового к совокуплению жеребца. А потом вспыхнул, мгновенным, моментальным движением метнулся к статуе - и с чваканьем втянулся внутрь прямо в том месте, где на груди богини выгравировано было широкое, царственное ожерелье.

   Расталкивая лбом бумажные фонарики, каид Марваз перся вверх по улице - как бык. Полые красные сферы с шелестом расступались, мелодично звякали свисавшие с них металлические трубочки - каид шел сквозь тоненький звон и перешептывания. Полуденная улица спала, только пыльные шарики фонарей неуместными гроздьями качались на ветру.

   Зеленые с золотом драконьи морды водостоков свешивались к его плечам, в пустых темных проемах лавок безмятежно сидели львы в пол человеческого роста - из крашеной глины львы, конечно. Хозяева лениво высовывали головы на звон, щурили и без того узенькие глазки и медово улыбались - не угодно ли чего почтенному господину? Одинаковые желтые лица, одинаковые черные шелковые шапочки, из-под шапочки по низко склоненной, затянутой в темный шелк спине змеится косичка.

   На лаковом пыльном пороге стоит забытая чашка расписного фарфора - опрокинутая выпуклая крышечка перламутрово поблескивает обморочно дорогим нутром. Недопитый чай оставил темные следы на нежных тонких стенках. Никому ты здесь не нужна, чашечка с синими драконами в мелкий завиток. В столице тебя бы продали за десяток динаров, не меньше.

   - Долго еще?

   По зимнему времени не припекало, но пылить шлепанцами по солнечной стороне улицы было уже невмоготу.

   Мелко трусивший перед Марвазом ханец извернулся и оскалил желтые крупные зубы:

   - Не изволь беспокоиться, сайида, уже совсем скоро придем...

   И споро затопал вперед ножонками в этих их матерчатых туфлях на белые толстые обмотки. Сзади покаянно засопел посредник - вот кому Марваз бы отвесил плюху с превеликим удовольствием. А как же: почтеннейшему угодно поглядеть на самое большое в Куфе зеркало? Воистину, Всевышний свидетель, за таким зеркалом мой господин, это светило мужества и благородства, украшение воинства халифа и девиз храбрецов должен отправиться в ханьский квартал, где Абу Касим покажет ему такое зеркало, да проклянет меня Всевышний и да вычеркнет из списков предназначенных к спасению в день Последнего суда, если Абу Касим врет...

   Так посредник - юлящий и извивающийся на ходу коричневый гаденыш из Бану Худ - улещивал Марваза сегодня утром. К полудню каид успел выпить чайник отвратительного пустого чая в лавке торговца древностями на базарной площади Хиры - это туда его затащил вертлявый языкатый змей из племени первостатейных обманщиков. Да уж, про Бану Худ говорили, что те способны продать верблюда его же хозяину, а что есть Хира как не столица мошенников и сынов нерадивости из племени, умудрившегося обобрать даже Благословенного, когда тот прибыл из пустыни сюда с караваном ансаров...

   Ну так вот, сначала каид Марваз надулся этим чаем из веника. Потом в лавку прибежал ханец-посыльный и, весь истекая потом под стеганым синим халатом, принялся мяукать на своем кафирском языке с посредником. И вот мяукали они и мяукали - от второго чайника на венике Марваз предусмотрительно отказался - а потом домяукались, видно, до соглашения - не иначе как преступного и обманного! - и повели Марваза к воротам в ханьский квартал. Торчащая красными стрехами, огромная арка каиду сразу не понравилась: тьфу, а уж драконьих тварей там изваяно было несчетное количество, и все они скалили на правоверного свои кафирские зубищи. Там, среди клянчащих подаяние колодников, продавцов вертушек и бродячих фокусников, они долго толкались. Пока не наткнулись вот на этого вот ханьца, что сейчас трусцой бежит впереди, то и дело оборачиваясь и скалясь в улыбке, которая, наверное, кажется ему доброжелательной.

   А время уже, между прочим, приближается к полудню. А ведь он, Марваз, хотел сходить сегодня в баню - позавчера мылся, шутка ли сказать. Но не сходил. Ибо попался на глаза Сейиду. Господин нерегиль как раз заканчивал какой-то разговор с кивающим дымной бородкой молодым маридом, а Марваз беспечно шел мимо с тюком свежей одежды.

   - Мне нужно зеркало, Марваз, - сказал Сейид.

   В Хире, как известно, нет караван-сараев и постоялых дворов - в землях Бану Худ, так же, как и в Хорасане, за прием путников отвечает амиль города, расселяя путешественников по домам горожан. Именно поэтому их определили на постой в большом пустующем доме на краю кладбища: с гвардейским отрядом от самых оазисов Лива шло маридское ополчение, а местные побаивались маридов. Непонятно, правда, с чего: джинны как джинны, правоверные, обликом не особо страшные, если уж на то пошло. Ну, да, днем они предпочитали спать по колодцам, а ночью догоняли - с приятным уху посвистом, стелющимися огоньками они возникали вокруг лагеря, и разбегались по камням: кто ящеркой, кто змейкой, а кто и в человеческом облике к костру присаживался.

   В городе мариды все, как один, приняли вид людей. Правда, джинн обязан от настоящего человека отличаться: знающий завсегда увидит наводящую на размышления метку. Марид в людском виде либо крив на один глаз, либо хром, либо побит оспой, либо косоглаз. Джинн, с которым разговаривал господин нерегиль, имел на правой руке шесть пальцев. Ну и глаза у них у всех красным отливают, это точно. И борода, если приглядеться, завивается внизу темным дымком. Но бояться все равно нечего - а хирцы боялись до усрачки и загнали их на постой на самую окраину у Старого кладбища.

   Так вот, зеркало.

   - Мне нужно очень большое зеркало, Марваз, - задумчиво заметил Сейид.

   И показал, насколько большое, разведя руки на величину большого арбуза.

   Марид, тем временем, вспыхнул ярко-желтым пламенем и с коротким хлопком улетучился. И так засиделся до позднего утра, на боковую отправился, не иначе.

   - Купить не выйдет, - рассудительно ответил каид. - Зеркало хорошей полировки такого размера стоит дороже, чем все наши кони под седлом. Придется брать в аренду.

   - Ну так возьми, - пожал плечами Сейид.

   И отправился в сад медитировать.

   В Хире они застряли, похоже, надолго, и господину нерегилю оставалось только медитировать - не по певичкам же ему ходить в веселом квартале, в самом-то деле. Впрочем, Марваз был благодарен судьбе за передышку после долгого пути по пустыне. Им даже не пришлось отбиваться от налетчиков-бедуинов - а между прочим, поговорка "нападение бедуинов на караваны паломников" уже давно входила во все словари ашшари.

   Но спешили они так, что в Куфе провели только ночь - эх, обидно, так и не увидели они тамошнюю Пятничную масджид! Говорят, в молельных залах там пол выложен цельными плитами малахита - врут, наверное, но теперь уж не проверишь... Ну так вот, спешили они сильно - а как тут не спешить, шуточное ли дело, фирман эмира верующих и господин нерегиль под... эээ... все ж таки больше под стражей, чем под охраной. Хотя каид Марваз справедливо полагал, что самийа ни в охране, ни в страже не нуждается. Из того переулочка, где фирман вручали, каида Марваза вынесло вихрем. Тот стремительный полет на спине, а потом и под стременем ополоумевшей лошади запомнился ему надолго. Надо же, а после Нахля он почему-то думал, что ничего страшнее случиться не может.