Мечи Эглотаура. Книга 1 (СИ)

— Если ты уверена, продолжай в том же духе. — Голос Лема был чрезвычайно серьезным. — Я, конечно тебе ничего запрещать не буду. Но что скажет отец, когда узнает, и что он сделает — вот вопрос великий.

— Он не вспоминал обо мне с десяти лет.

— Неправда, он очень много о тебе думает. Он тебя любит больше, чем любил мать. Но ведь сама знаешь, сколько дел нужно решать каждый день. Он всегда без тяжести на сердце завершал очередной день, потому что в конце его встречался с тобой. Знаешь, сколько ты ему приносишь счастья?

— Это правда?

— Истинная.

Жуля помолчала.

— Хорс нужен мне, я люблю его. Он тоже любит меня.

Ах, как приятно оказалось услышать эти слова! Я вдруг понял, что некоторое напряжение, причиной имевшее слабую неуверенность в чувствах девушки ко мне, отпустило.

— Если он твой избранник, Жюльфахран, то должен знать. Не скрывай сейчас, потом может оказаться поздно. Представь его потрясение…

— Он узнает! Я скажу. Только… позже. Позже. Господин Лем…

— Да?

— Как там отец?

— Ха! Как может чувствовать себя человек, у которого украли дочь? Конечно, сразу все силы бросил на ее поиски и спасение. Разумеется, тайно. Ну ладно, Серот на недельке слетал, известил о том, что непутевая дочь сбежала от похитителей и нашлась сама. Он ждет тебя, Жюльфахран. Он женоненавистник, но тебя обожает. Странный человек твой отец.

— Мы все здесь странные, — тихо произнесла Жуля.

— Да, — согласился Лем. — И то верно.

Он покряхтел немного. Мне почему-то пришло в голову, что Лем на самом деле очень стар, и молодой облик — всего лишь маска, скрывающая под собой существо древнее, мудрое и беспощадное…

— Знаешь, мы все чуть с ума не сошли, когда ты пропала. Лишь через день стало известно, что случилось. Твой отец послал во все стороны гонцов, вскоре выяснилось, что похитители двинулись в сторону Кахту. Наверняка они поехали бы дальше.

— Да, на Пустоши.

— Я так и думал. Значит, Кахтугейнис тут ни при чем. Тем более, что он с готовностью отправился на поиски. Потом Твоер мне сообщил, что какой-то бродяга вызволил из рук его бандитов красивую девицу и увез. Я едва успел попасть на дорогу, чтобы перехватить вас по пути. Но сопровождать все время не мог — ты же знаешь законы мира… В общем… Жюльфахран, не представляешь себе, как я рад, что с тобой ничего не случилось.

— Я тоже, Лемушка, я тоже.

Он зашумел, поднимаясь. Я опомнился и ускользнул из-за двери. Подслушивать нехорошо, но я же не специально! Уходя, услышал еще:

— Спасибо, Лем, ты всегда так добр ко мне.

— Не за что, Жулька. Я давно привязался к тебе, как к собственной дочери. Которой, впрочем, никогда не было.

— Папа уделял мне мало времени…

— Зато поручил воспитание мне. Поэтому постарайся больше не устраивать таких пьянств, как сегодня. Я тебе, конечно, наливал не самогон, но все равно это было чересчур много. Ладно еще, буянить не стала.

Жуля засмеялась.

— Мне алкоголь не опасен.

— Ну да, а я — балерина Королевского театра. Всю жизнь мечтал туда попасть, глядишь, может, умирающую вохепсу сыграть удастся… Жуля, даже величайшие колдуны не могут осилить действие зелья, а только побывавшие в Похмелье. Таких же совсем мало, и уж ты там явно не была. Так что поосторожнее с этими… напитками.

— Хорошо, Лем.

— И… — поэт немного помедлил, — все-таки будь поосмотрительнее с Хорсом. От этого зависят ваши судьбы. И не только ваши.

— Я уже сказала…

— Да-да, конечно. Ну ладно, пойду.

Я едва успел прикрыть за собой дверь, как мимо торопливо простучали каблуки Лема. Немного помедлив, я выглянул в коридор. Никого. Тем не менее, лучше немного переждать. Не стоит ставить Жулю в неловкое положение.

Что все-таки означал этот разговор? Кто такой он, кто она? Какое положение в обществе занимает Лем, что вызывает тихую панику у довольно высокопоставленных особ? И зачем скрывает это? Я размышлял и не мог найти ответа. Потом решил: со временем все образуется. Не следует силой вырывать секреты у других, если они не хотят. Когда придет время, Жуля раскроется передо мной вся. Лем расскажет правду. А если не придет — что ж, значит, не заслужил. Пока же… Что голову ломать? От меня, конечно, многое зависит. Можно и потребовать объяснений. Можно пойти вперед, не обращая ни на кого внимания, по идеологическим трупам соперников и друзей. Но… Овчинка выделки не стоит. Преданность близких стоит того, чтобы ею дорожить. И заслужить ее ох как непросто.

Я вышел в коридор и тихо закрыл комнату. Неслышно ступая по темным доскам пола, прошел к заветной двери и осторожно постучал.

— Кто там? — донесся голос Жули.

— Это я, Хорс.

— Хорс?

Дверь открылась, Жуля схватила меня за руку и быстро втащила в комнату. Я обнял девушку, она порывисто обвила руками шею и крепко прижалась ко мне.

— Я уж думала, ты не придешь, — прошептала Жуля, блаженно жмурясь и принимая нежные поцелуи. — Я так соскучилась…

— Я тоже, — сказал я и опустился на колени перед девушкой, обнял ее за талию и прижался щекой к упругому животу, ощущая сквозь тонкую ткань дыхание. Жуля погладила по слегка отросшим волосам и тоже встала на колени. Мы тихонько засмеялись, не удержали равновесия и упали на пол.

— О Хорсик, я так люблю тебя, — шепнула Жуля мне в шею.

Я заглянул в ее зеленые глаза.

— Почему взгляд у тебя то черный, то карий, то голубой… то зеленый?

— Правда? Ты заметил?

— Давно уже. Мне это нравится, но я не могу понять, что оно значит.

— Это значит… Это значит, что я — колдунья.

— Вот те раз. Кто?

— Ну… Чародейка.

— И давно? — поинтересовался я.

— С детства, — сообщила Жуля, пряча лицо у меня на груди.

— Это как?..

— Я слабая чародейка, — призналась девушка. — Все учителя давно плюнули на меня. Я даже огонь не могу зажигать, а ведь это самое первое умение мага. Все, на что хватает — слегка действовать на других, побуждая их к тем или иным поступкам. Конечно, если и получается, то очень редко.

— А… — я вдруг почувствовал подозрение, — на меня ты действовала?

Жуля помолчала.

— Да, — ответила она наконец как-то отчужденно и отодвинулась. Видимо, ее обидел мой вопрос. — Да. Тогда, в пещере, когда я тебя туда приволокла, ты едва дышал, трясся так, словно кто-то насыпал в еду трясучку, а жаром можно было согреть целый взвод. Я голая влезла к тебе в постель и пыталась лечить, призывая магию. Я почти ничего не умею, но пыталась — как могла. Да, я использовала на тебе волшебство. Если не нравится — можешь уйти. Выбирай.

— Милая моя, — ласково сказал я, обнял Жулю и смахнул с ее щеки непрошенные слезы. — Как же может это не нравиться? Ты спасла мою жизнь, и уже не один раз. Я долго не мог понять, почему обнимать тебя кажется таким знакомым и желанным делом… Теперь понимаю. Не обижайся. Улыбнись. Если обидел, прости дурака. А магия… Разве это плохо? Ты можешь то, на что не способны многие другие — это же прекрасно! Ну же! Где твоя веселость?

Жуля улыбнулась, прикоснулась губами к моей щеке, снова улыбнулась. Отчужденность прошла, словно ее и не было, и я возблагодарил всех богов мира, какие только там есть, что миг неловкости миновал…

Я лежал на спине, Жуля сверху, положив подбородок мне на грудь и обняв за шею. Руки обвивали ее талию, бережно прижимая девушку ко мне, словно я опасался, что она сейчас исчезнет.

— Я люблю тебя, — сказал я, глядя Жуле в глаза. Девушка блаженно улыбнулась. — Люблю смотреть, как ты улыбаешься. Люблю твое лицо, рот и щеки, твой подбородок, твои вечно меняющиеся глаза и маленькие уши. Я люблю, когда ты веселая, когда грустная, когда веселишься или сердишься. — Жуля скорчила гримаску, но не выдержала и снова расплылась в улыбке. — Я люблю твои ямочки в уголках губ, твои волосы и шею. И никому тебя не отдам.

Я притянул Жулю выше, так, чтобы мы оказались лицом к лицу, и поцеловал. Слова стали лишними. Просто ненужными.

Потом, много позже, мы заснули в полном блаженстве, ощущая себя в мире со всем и каждым, и прежде всего — друг с другом.