Семь дней из жизни человека (СИ)

   - Я знаю, что цветам нужна вода, господин, это ни для кого не секрет. Мне было интересно, почему этим занимаетесь именно Вы. Хороший садовник управился бы с этим делом быстрее и лучше. Ваши слуги не работают по пустякам, так же и это не пустяк.

   - Ты прав, Адам. Уход за живым существом не пустяк. Всё, что имеет каплю жизни в себе, основательно вплетено в полотно Бытия и гарантирует его красоту и целостность. И ты также прав, что другой, владеющий садовничьим искусством, наверняка, потратил бы на эти несложные действия значительно меньше времени и придал бы растениям более приятную форму. Так ведь это уже был бы не я. Вот посмотри на эту лейку. Как ты её находишь?

   Адам призадумался. Он долго пытался подобрать слова, чтоб как можно более вежливо отметить, что кособокое приспособление меньше всего ему напоминало лейку, а каких либо приятных чувств не вызывало вовсе. Только мальчик был очень воспитанным и не хотел расстраивать хозяина Дома такими замечаниями.

   - Я сам её сделал, - с нескрываемым удовольствием пояснил Витольд, ученик с полёгкой выдохнул, что вовремя промолчал. - Конечно, я мог бы приобрести что-либо из ваших запасов, нанять мастера или сотворить менее привычным способом. Только зачем мне это? Пусть она плоха и некрасива, однако она помнит мои руки, и я знаю, кто ответственен за её недостатки. Никто не становится виртуозом на пустом месте, как бы талантлив ни был, нельзя с первого раза получить верх мастерства. Умения оттачиваются лишь в кропотливой работе при полной самоотдаче и постоянном совершенствовании. Поэтому и результаты наши, на разных ступенях обучения так различны. А коль кто-либо претендует на незаслуженное совершенство, то либо врёт, либо своими же руками губит ту несказанную красоту, что могла бы развиться при должном усердии из его способностей. Этот цветок, ведь правду, кажется прекрасным. И прекрасен он в первую очередь тем, что возрос из простейшего, постепенно расцветая и наполняясь жизнью. Если бы он появился просто так, то был бы мёртвым ворохом лент.

   Некромансер отогнул большой лист и осторожно поманил к себе мальчика. Адам со смесью благоговения и трепета заглянул в темноту, где средь тугих плетей приютился нежнейший цветок. Душу малыша охватила радость. "Как он прекрасен!" - подумал ребёнок, но тут Витольд щёлкнул пальцами. Воплощение изящества пало к корням.

   - За что? - взмолился Адам.

   - Он здесь мешал, - со всей непосредственностью парировал мужчина. - А если, что-либо находится не на своём месте, оно должно быть убрано. Здесь не имеет значения, насколько оно хорошо или ценно. Понятия прекрасного и милого здесь не применимы, как не применимо напускное милосердие. Одна деталь не на своём месте, как бы славна она ни была, может погубить всю слаженность тончайшего равновесия.... Пожалуй, тебе стоит объяснить это по-другому. Среди этих растений есть те, что лелеются мною с самого ростка. Их форма и рост предзаданы, они совершенны и полностью соответствуют своей миссии, они требуют тщательнейшего ухода и не потерпят отклонения от созданной хрустальной гармонии их. Другие же растут, как им заблагорассудится, не сдерживаемые ничем и ничему не обязанные. Они не требуют чёткого режима и бережного ухода взамен на свою свободу ветвиться и плодоносить. Но не стоит и пытаться придать им правильную форму и изящный силуэт, они уже никогда не станут следовать твоей идее, и поэтому не достигнут правильности, зато у них всегда есть место для таких вот диких цветов. И впредь запомни, Адам: если хочешь, чтоб что-либо под твоим началом, достигло поставленной тобой цели или соответствовало твоему канону, ты должен все свои силы отдавать на то, чтоб строго и безукоснительно следить за каждой точкой его развития, поддерживать высокие требования, помогать и направлять. Одна ошибка, один пропущенный день из-за более срочных дел, жалости к симпатичному отклонению или просто лени невозобновимо прервут процесс, и идеала ты уже не добьёшься. Единожды вышедший из-под контроля объект уже не вернёшь на тропу совершенства, он может лишь копировать её, но не следовать ей до конца. Воля и идеал - понятия несовместимые. Вольное растение не будет прекрасным, оно может быть неплохим, тебе оно может даже нравиться и казаться забавным, вот только тебе оно больше до конца принадлежать не будет. Поэтому, если даёшь чему-то волю, не жди от него правильности и благодарности: оно уже дико и разрушительно. Единственное удовольствие, приносимое таким цветком, попытка угадывать, что же из него, в конце концов, получится. Это вроде наблюдения за сорняком, выросшим до пояса: и вырвать нужно, и как-то привык к нему. Но взращиванием мы с тобой займёмся позже. Ты ведь не за этим меня искал, Адам?

   Витольд взял ученика за руку и пошёл вглубь оранжереи. Вновь мальчик ощутил непонятный страх и трепет, словно они сами собой наползали в душу с легчайшим прикосновением холодных пальцев хозяина Дома. Всё снова казалось ему страшным и чарующе необыкновенным, вновь тени рассыпались в загадочной пляске меж очертаний загадочных растений. Неприкаянные создания, невидимые глазу, любопытно выплывали в полумрак, чтобы явить свой расплывчатый силуэт восторженному ребёнку. Изощрённые в своём многообразии кустарники и деревца в опасной близости прижимались к тропе, притягивая с собой клочья темноты и благоговейно растворяясь в ней. Мрака стало словно больше, только он боле не пугал своей бесконечной пустотой. Теперь над Адамом висела его звёздочка и смягчала, прогоняла потаённые страхи. Ребёнок мог полной грудью вдыхать неземные ароматы и наслаждаться собственными ощущениями. Лёгкая поступь хозяина Дома, не была слишком спешной, но и не давала задержаться на одном месте. Мужчина словно летел над разнотравьем.

   Тяжёлые ветки голубых елей не пожелали почтительно расступиться перед Витольдом, как делали затейливые деревца и округлые шапки кустарников. Некромансеру пришлось отпустить руку малыша, чтоб приподнять колючий полог. За ним приютилась небольшая полянка, дикая и неухоженная. Адам несмело прошёл туда, по колено завязнув в тугом переплетенье трав и молодых лоз. Одна такая уже добралась до простенькой скамейки и своенравно оцепила её в страстных объятьях, почти укрыв от человеческих глаз.

   - Н-да, - протянул Витольд, брезгливо сбрасывая с растрескавшегося сидения особо нахальную плеть, - не все мои творения совершенны...

   - Что это за место, господин? - спросил Адам, пытаясь пробраться к скамейке.

   - Место отдыха. Обычно я очень дотошно слежу за своим садом, это отнимает много сил. Здесь же я позволит себе не работать и пустить всё на самотёк, вот и получилось место отдыха, точнее, место после отдыха.

   Мальчику наконец-то удалось пробиться из зарослей на дорожку, протоптанную хозяином Дома, что значительно ускорило продвижение. Садясь возле мужчины, Адам боялся лишь того, что скамейка не выдержит двойного веса и всё-таки развалится, так она натужно и жалобно скрипела. Витольд ободряюще улыбнулся ему и даже оторвал застарелый буроватый лист с доски:

   - Ну, спрашивай, дитя.

   - Мне очень неловко, господин, что пришлось к Вам обращаться, - краснея, пробормотал мальчик, стараясь не смотреть на соседа. - Я очень старался выполнить Ваше задание, изо всех сил пытался. Но у меня ничего не получается. Дайте мне другое задание, пожалуйста, это мне не под силу. Не могу я с этим договориться, никак не могу. Я по-хорошему просил, и умолял, и на колени становился, и извинялся, а тот укоризненно только смотрит и не сочувствует совсем. Когда я ему объясняю по-человечески, что нужно делать, оно не слушается, даже близко не воспринимает мои слова. А я всё правильно говорил, как нужно, как нас учили говорить, чтоб всё понятно было, чтоб всё объяснено, что за чем делать и почему. Даже мой брат перед отцом так не оправдывался после драки, как я старался перед этим! Я ему объясняю, зачем нужно сделать то, а зачем это, а оно не обращает внимания. Как ещё с ним управляться тогда!?! Оно же меня совсем не боится! Я на него кричу, а этому хоть бы что. Я же и говорил грозно, и пугал разным...