Империя (СИ)

– Что ты можешь, римлянин?! Что ты можешь?! Теперь вы бессильны и не способны ничего с этим поделать! – снова закричал пленник.

– Ты прав! Вот тут ты абсолютно прав. Аврелий! Аврелий! Избавь его от мучений, – спокойно проговорил центурион и пошел прочь от варвара.

Он только услышал, как скользнуло лезвие по ножнам, а после – глухой крик и тихий стон. Пленник был обузой, даже если бы он и рассказал все, что знал. «Старый» воин не оставил бы ему жизни: хороший враг – мертвый враг. Так было всегда. И Корнелий понимал это не хуже других.

Вскоре к нему втайне от Вара пришли командиры других легионов. Он был ниже их по званию, но, к своему прискорбию, они вынуждены были признать, что этот воин знает свое дело и что к его мнению прислушиваются не только солдаты, но и сам Тиберий. Они знали, что Корнелий состоял в легионе преемника императора и не пошел с ним в поход лишь потому, что был ранен. Вар открыто ревновал к военному мастерству центуриона и всячески препятствовал ему во всем. У него давно был приказ возвести Корнелия в примипилы, подписанный самим Октавианом Августом. Но наместник решил попросту забыть о нем, считая, что простолюдин не может иметь такое высокое военное звание. Выслушав пришедших, Корнелий поделился своим мнением об этой операции и дал командирам несколько дельных советов. Обсудив планы на утро, они решили действовать вопреки приказам Вара и идти боевым строем вплоть до места дислокации. Корнелий не сказал им ничего о том, что слышал от пленника, равно как и о том, что знает о предательстве Сципиона. Хотя, кто такой этот странный незнакомец, он не знал. Он прекрасно понимал, что будет, и сознавал, что уже не в силах остановить то, что началось. Теперь нужно было просто дойти до конца. Корнелий устал от глупостей наместника, от причуд его приближенных. Единственное, чего он хотел, – это хоть как-то спасти тех, кем он командует.

На рассвете легионы вышли из лагеря со всеми предосторожностями, как и было решено накануне. Как ни старался Вар ускорить продвижение, как ни приказывал, командиры все как один находили какую-либо причину сохранить боевой порядок и двигаться максимально слаженно всем войском. Путь их пролегал по открытой местности, и подкрасться к идущим колоннам было весьма затруднительно. Но и теперь не обошлось без некоторых потерь, хотя нападения германцев случались явно реже.

– Ох, гляди, Корнелий! Если все пройдет, как надо, проболтаются они, что это ты их надоумил. Ну а там, сам знаешь, сожрет он тебя вместе с дерьмом и не подавится. Давно он на тебя виды имеет, а успех себе припишет, как обычно, – шагая рядом с центурионом, проговорил Кристиан.

– А что, глянь, как они хвосты-то поприжали, почти и не видно никого. Эй, твари волосатые! Что, попрятались крысы лесные?! – проорал, как всегда, с каким-то веселым задором, Ливерий.

– Тише. Не стоит радоваться раньше времени.

– Да брось, доберемся до места расквартировки, дождемся Тиберия с легионами и перебьем этих дикарей, как псов паршивых, – сплевывая в сторону, буркнул Аврелий.

– Они не нападают, потому что у них нет хорошей кавалерии, которая очень пригодилась бы в данный момент, пока мы на марше. А Арминий сейчас, скорее всего, со своими всадниками уже мчится сюда им на помощь. Так что радоваться особо нечему.

– Слушай, Пророк, вот умеешь ты все-таки поднять настроение, утешить, так сказать, своих подчиненных. Мог бы и промолчать.

– А что, Ливерий? Тебе от моего молчания легче бы стало?

На второй день римляне выступили так же осторожно, тесно сомкнутыми рядами. После двухмильного перехода, уже под вечер (утро ушло на безнадежные попытки разведать силы противника), авангард подошел к Дэрскому ущелью, покрытому густым лесом. По его периметру отчетливо просматривались германские силы, которые явно не собирались уступать дорогу.

По римским военным законам нельзя было начинать какое-либо сражение, не обезопасив войска укреплением, за которым в случае нужды можно было бы укрыться для перегруппировки или просто для обороны. Поэтому Вар по совету высших командиров решил разбить лагерь, дабы войско смогло отдохнуть и поесть. А на следующий день, опираясь на него, Квинтилий Вар собирался пробить себе путь через ущелье, приказав всем командирам ударить в лоб, в надежде на численный перевес и лучшее вооружение солдат. Лишь только несколько отрядов он предполагал отправить в обход, да и то через горы, которые имеют слишком пологий склон.

Почти под утро, весь грязный и промокший, шатаясь, к костру, где сидели центурион, Ливерий и Аврелий, подошел, а точнее, добрался на полусогнутых, Кристиан. Упав на колени, он схватил котелок с водой и стал жадно пить. Затем вытерся и, отдышавшись, произнес:

– Жопа! Полная жопа! Ты как в воду глядел. Они готовят там западню для нас. Это ущелье в горах, в самом узком месте, образует проход шириной примерно шагов в двести пятьдесят – триста. Это так, на глаз. Высоких деревьев там нет, только вереск. Рядом течет маленькая речушка. Повсюду болота и топи. Дорога через ущелье раздваивается и пролегает по двум сторонам по склонам гор. Ширина в триста шагов, в принципе, дает возможность для удара, но песок до предела затруднит движение и все равно заставит пробираться по склонам гор. Кроме того, эти твари заранее понаставили засеки в узких местах ущелья.

– Ясно. Значит, все-таки Арминий перехитрил нас. Молодец! Хвала ему и уважение! И что больше всего меня пугает, скорее всего, к утру он будет здесь со своей конницей. Как бы он не зашел к нам в тыл. А где их основные силы?

– Германцы расположились на подступах к ущелью, на песчаных дюнах и на склонах гор.

– Значит, как только мы углубимся туда, они захлопнут мышеловку. Начнем отступать – Арминий преградит путь кавалерией. Как все чудно складывается! Для полного счастья не хватало еще дождя завтра, что бы уж полное дерьмо было. Чтоб если уж вляпаться, так по шею!

– Ну, а что ты предлагаешь?

– Ничего. Надеюсь на грубую силу нашей армии. На то, что нам все-таки удастся продавить их лобовой атакой. Когда туда войдем, слушайте меня. Только меня. А сейчас отдыхаем. Кристиан, там мясо лежит и немного оливок – поешь и отдохни. Ты молодец, но скоро бой, и тебе нужно набраться сил.

С рассветом войско вышло из лагеря и, построившись в боевой порядок, приготовилось к атаке, все ждали только приказа Квинтилия Вара. Сам наместник появился чуть позже. Не спеша, он сел на коня и, оценив ситуацию, подъехал к собравшимся командирам. Раздав приказы, он нехотя махнул рукой. И тут же в разные стороны побежали центурионы, примипилы, трибуны и другие командиры войска, стараясь быстрее отдать приказ своего господина. Прямо на глазах армия, минуту назад казавшаяся бестолковой толпой, начала принимать боевой вид и строй, делясь на центурии, когорты и манипулы. Практически мгновенно, сомкнув ряды, легионы протрубили о готовности начать бой. Публий Квинтилий Вар, сидя на гнедом жеребце, радостно смотрел вперед. Скакун танцевал под ним, поднимаясь на задние ноги, фыркая, тряся гривой – предвкушал битву. Знал ли наместник Германии и бывший пропретор Иудеи, друг самого императора Августа, что это последний день его жизни? Что после мгновения, когда он отдаст приказ атаковать, его имя проклянут в веках, а его самого нарекут самым бездарным полководцем Рима? Что его вычеркнут из манускриптов, а всех, кто принимал участие в битве, предадут забвению? Знал ли, чувствовал ли он это? Никому неизвестно… Но вот роковой час пробил. Рука наместника поднялась вверх и резко опустилась вниз. И мгновенно по воле одного человека тысячи людей пошли вперед. Еще веря в победу и надеясь на успех, под звуки труб и барабанов легионы двинулись в бой.

Первая лобовая атака оказалась удачной. Натиск тяжелой пехоты был настолько стремительным, что легионеры взяли штурмом песчаные холмы у входа в ущелье, наголову разбив германцев. Но постепенно бой принял затяжной характер. Примерно километр от входа в узкую часть ущелья римляне продвигались с боем, тесня германцев.